Путь Базилио

Но козла поразило другое. Между двумя потрёпанными жизнью мутантами — у одного было отсечено несколько лицевых щупалец на левой щеке, красные обрубки неприятно, по-червячьи, шевелились, — сидел на карачках ни кто иной, как обезьян Боба Сусыч из «Штей», после известных событий бесследно пропавший вместе со всей командой.

Боба выглядел молодцом — шерсть лоснилась, морда была наетой, чтобы не сказать зажратой. В ответ на недоумённый взгляд козла он тут же, не обинуясь, попросил два сольдо. Козёл от неожиданности выгреб из подсумка четвертак и протянул мартыхаю. Тот с достоинством его принял и тут же заявил, что дневную норму он выполнил, чему берёт в свидетели присутствующих здесь коллег. После чего снялся с места, засеменив в направлении ближайшего участка. Козлу он на прощание бросил что-то вроде «сегодня увидимся».

Недоумевая, Попандопулос всё-таки дошёл до любимого заведения. И обломался. Все столики были заняты. Расстроенный не меньше его самого гарсон-утконос пригласил козла за стойку, пообещав немедленно усадить уважаемого герра, как только хоть что-нибудь освободится. Козёл согласился, но без особой надежды. Он уже успел достаточно изучить местных обывателей и знал, что они относятся к удовольствиям стола — как игорного, так и обеденного — чрезвычайно серьёзно.

Но на сей раз долго ждать не пришлось. Он только-только устроился на высоком табурете и заказал себе сенной шипучки, как утконос снова появился и необыкновенно важным, будто напомаженным, голосом попросил уважаемого герра проследовать в вип-кабинет. «По специальному приглашению директора» — добавил он, видя, что козёл колеблется.

Вип-кабинет оказался небольшой залой со штофными обоями, тяжёлыми шторами, забранными жёлтым шнуром, и овальным столом со скатертью до пола. Освещали его два бронзовых светильника в виде птичьих голов с горящими кристаллам в клювах. Стулья были резными, золочёными, и напоминали троны. На одном из них сидел — нет, восседал — ни кто иной, как Боба.

— И снова здравствуй, — начал он, откровенно любуясь козлиным замешательством. — Кстати, ты меня очень выручил. Эти скобейды суходристые… — он не стал уточнять, но Попандопулос догадался, что обезьян имеет в виду местную администрацию, — заловили меня на отчётности. Reklamesteuer, видите ли, неправильно оформлен. Бухгалтера я за это на кухню отправил, но отвечать-то всё равно мне. Теперь вот стою, как дурак, клянчу мелочь у прохожих. Поди дождись, пока подадут.

Слово «Reklame» козёл понял и так. Со словом «Steuer» он познакомился в первое же посещение казино — когда после большого выигрыша к нему подошёл вежливый муниципальный упырь и сообщил, что он должен в трёхдневный срок выплатить городским властям тринадцать процентов от общей суммы приза. То есть этим словом назывались различные поборы, которыми местные власти обожали обкладывать обывателей. Сложив первое со вторым и добавив в уравнение слова «приглашение директора» и «бухгалтера на кухню», козёл сделал вывод, что Боба то ли рулит данным заведением, то ли даже им владеет — чем и поинтересовался.

— Половина тут моя, — не стал упираться Сусыч. — И директор тоже я. Недавно, правда. Ещё не совсем освоился. Хотя ничего сложного тут нет, это тебе не «Шти». Интересно, кто там сейчас шишку держат? Шерстяные? Да, кстати, — внезапно вспомнил он, — а как это ты здесь такой красивый разгуливаешь?

— Всё сложно, — вздохнул козёл, прикидывая, поведать ли Бобе свою историю. С одной стороны, обезьяну он не доверял. С другой — навредить ему тот тоже вроде как не мог, а вот подать какой-нибудь совет — вполне. С третьей — история с гвоздём была очень уж унизительной.

В конце концов он остановился на промежуточном варианте: рассказал про крота и его неожиданное возвышение, эпизод с гвоздём обошёл, сказав только, что у него теперь есть временная защита от ментальных воздействий, историю с Рахматом тоже оставил за кадром, и завершил всё признанием, что его цель — немножко заработать и разжиться кое-какими редкими артефактами, которые он якобы кому-то задолжал.

— Шерстяные с тебя хотят получить? — догадался Боба. — Плата за кровь?

— Ну как бы с этим связано, — даже и не соврал Попандопулос.

— Ты что, дурак? — удивился обезьян. — Они тебя всё равно прикончат. Скорее всего — весело. С маналулой.

— Не всё так однозначно… Я должен Болотнику, — козёл крайне неохотно сделал полшажка к истине.

— Айболиту? Вот даже как… Ну, это твои дела. А вообще, пора бы и поужинать, что-ли, — Боба подёргал за шнурок, висящий возле портьеры. Где-то далеко зазвенел колокольчик.

Утконос пришлёпал за три минуты, неся аж четыре огромные книжки-меню. С их содержанием Септимий был в принципе знаком, но тут решил довериться Бобе и спросил у него, что стоит брать. Сусыч подумал и уверенно порекомендовал морквяной салатик с алоэ и чайным грибом, сырную тарелку с тараканьим мёдом и квашеными муравьями, на горячее — дикую щеблядь, фаршированную ромашковой сечкой, а в качестве сопровождения — десятилетний купажный кьянти «Viscere di cane»: санджовезе, пино нуар и молочко винной тли в обычайно удавшейся плепорции. Козёл поинтересовался, с каких это пор Боба так хорошо разбирается в изысканных яствах. Сусыч оживился и принялся объяснять, что в кулинарных тонкостях как раз ничего особенно сложного нет, так как здесь всё познаётся опытом и пробами, а вот составление меню для «Штей» от него потребовало в своё время немалых раздумий и усилий — и что работать со сталкерами было в каком-то смысле сложнее, чем с местными гурманами.

Под разговорчик дождались салатика и бутылочки. Выпили за неожиданную встречу. Вино было и в самом деле збс, козёл немного расслабился и всё-таки поведал Бобе печальную историю Рахмата и его выводка. Собеседник покивал головой, поцокал языком и угостил козла байкой про сусанина, покаянца и поняшу-сталкера. С точки зрения правдоподобия она мало чем отличалась от бананановских телег, но была, по крайней мере, смешной.

Принесли горячее. Неторопливая беседа перекинулась на местные реалии. Боба признался, что он вообще-то местный, из Лощины: по его словам, он родился в деревеньке Шайсдрек. К сожалению, несмотря на устойчивость к ментальному подавлению — что и делало его полноправным местным гражданином — у него не было никаких способностей, кроме ума и деловой хватки. Этого, впрочем, оказалось достаточно, чтобы прийти к успеху. Путь, правда, оказался кружным.

— Ну, конечно, какие-то деньги у меня в Директории лежат, — рассуждал он, пронзая двузубой вилочкой тушёную пигалицу. — Но основное, конечно, здесь. Не люблю я банковских вкладов, предпочитаю прямые инвестиции. А для этого надо понимать обстановку и перспективы. Что здесь делается, я понимаю. А что там у них — Дочь его знает… Хотя перепрошиться я всё-таки хочу. Для солидности. Биг босс должен быть биг, а не так се.

Поговорили о перепрошивке. Боба намеревался стать чем-нибудь типа орангутанга или гориллы. Козёл высказал мнение, что горилья основа имеет одиозный имидж, подходящий разве что для тупого охранника-костолома. Боба не согласился, начал спорить, аргументировать. Под это дело как-то сама собой уговорилась вторая бутылочка того же винца.

За окном уже совсем стемнело. Со стороны ратуши поплыл тяжёлый медовый звон: колокола сзывали верных на служение Дочке-Матери. Потом заплакала фисгармония и запела труба — педобирский оркестрион готовился вознести к небесам святое караоке. Прислушавшись, козёл с трудом припомнил, что это что-то из Круга Песнопений Дарьи Сускиной: то ли «Красивый Дорогой Коньяк», то ли даже «Щеночки в Ванили». В любом случае караоке было слишком уж бодрым для такого вечера. Септимий подумал было, что гораздо уместнее было бы что-нибудь задушевное — из Шуфутинского или Кати Огонёк. Потом он увидел, как загораются фонарики на площади и вспомнил, что местная молодёжь собралась на танцульки — святой верой и понятиями это не возбранялось, нарушением установленного порядка не считалось. Слегка захмелевшему козлу даже пришло на ум, что неплохо бы и ему подразмяться — ну то есть попрыгать, копытами подвигать, тряхнуть стариной. И в который раз вынужден был напомнить себе, что он тут не на вакациях. Время-то шло, гвоздь в голове окислялся, дефолт мозга поджидал как бы уже и не за горою… Мысль была неприятная, и козёл отложил её до лучших времён.

Разговор тем временем как-то сам собой перешёл на дела. Боба увлечённо, крутя в воздухе вилкой, расписывал перспективы развёртывания ресторанной сети. В планах у него была также аптека и магазин поняшьей косметики.

Септимий внезапно осознал, что почти всерьёз обсуждает вложения в бобины бизнеса. Мысленно отругав себя за расслабон — мартыхай, может, менталом и не был, но убалтывать умел только так — Попандопулос быстро закруглился, решительно отказался от третьей бутылочки и заторопился, пообещав непременно заглянуть завтра. Боба с готовностью поддакнул, пообещал вип-кабинет держать свободным и вообще продолжить хорошо начавшееся общение в любом формате.