Путь Черной молнии
Шрифт:
"Сколько же смертей обрушилось сегодня на молодых ребят? Одно дело, когда только слышишь о ней - "костлявой", а другое, когда она смотрит в лицо или дышит в затылок. Игры в войну закончились. Я предупреждал Лешку: менты не помилуют никого. Все иллюзии и мечты о победном конце мгновенно улетучились, когда рядом, на глазах стали погибать люди.
Кто из нас сможет сделать необдуманный шаг из настоящего в неизведанное будущее, которое не сулит ничего хорошего? Наверно беспечный, молодой пацан! Вон тот, что сидит недалеко от меня. Если бы его мать сейчас видела эти глаза: полные ужаса и отчаяния,
О Боже! Неустойчивые умы, молодые души, еще не окрепшие и полностью не огрубевшие от каждодневного, порой жестокого обращения к себе. Разве что в детстве, дорогая мама могла успокоить и понять кого- то из этих парней, когда они были еще детьми.
Сурово встретили их лагерные будни. Словно сильный ветер обдувает эти зеленые поросли, одни крепнут и защищаются от него и не сгибаются, какой бы он не был силы, а другие наоборот, гнутся и ломаются. Закон природы - выживает сильнейший..."
Его мысли прервал крик молодого пацана:
– Мама-а! Не надо, не бей меня! Я не трогал никого.
– В чем дело?
– обратился к зэку-активисту, разгневанный прапор, - почему он орет?
– Командир, этот сученок наших бил в первом отряде, это он сейчас хлюпика из себя корчит, а тогда...
– активист размахнулся палкой и ударил по спине пацана.
– Слышь ты, недоносок, брось палку, - выкрикнул Макар.
Рядом стоящий солдат, носком сапога пихнул Макара в бок.
– Подожди командир, я сам его щас успокою,- активист поднял палку, чтобы ударить Макара.
– Да бей подстилка мусорская...
Удар пришелся Макару в шею. Солдат с силой обрушит на него приклад автомата. Василий попытался подняться на ноги, но вдруг что-то сжалось в груди, лишило воздуха. В глазах замельтешили черные мушки, сменившиеся яркими зигзагами молнии. Рука Макара потянулась в карман за флакончиком с таблетками, а солдат подумал, что он хочет достать что-то опасное, и еще раз ударил его прикладом в плечо. Тело Макара завалилось на асфальт, и рука разжалась. Флакончик покатился, рассыпая валидол по земле. Мозг уловил последнюю фразу подошедшего прапорщика:
– Чё с ним? Ну, ты и приложился...
Темнота заволокла все вокруг, и полная тишина... Вася Макаров уже больше никогда и ничего не услышит.
А вокруг творились сплошные казусы: бежит заключенный от преследовавшего его солдата и кричит во все горло:
– Не бейте меня, я свой - активист!
Но кто там будет разбираться, "Свой не свой - на дороге не стой". И этот получил свою порцию.
Били очень жестоко, невзирая на мольбы и просьбы.
Крики в мегафон извещали:
– Всем до одного осужденным, немедленно выходить на плац, к не выполнившим приказ будут применены меры физического воздействия.
Вот их и применяли.
Опьяневшие от избиений солдаты, заскочили в отряды, где находились осужденные, отказавшиеся принимать участие в бунте, и приказали всем выходить на центральный плац. Но при этом, организовав строй в две шеренги, пропускали каждого из зэков под ударами
дубинок и сапогов.Появились солдаты с собаками, которые без стеснения спускали псов прямо на людей. Остервенелые овчарки рвали в клочья одежду в вперемешку с окровавленным мясом осужденных. Затем стали прочесывать отряды и обе зоны.
Спрятавшихся под шконками зэков выуживали с помощью собак, или, переворачивая кровати, избивали кричавших от испуга заключенных. Мало находилось храбрецов, которые голыми руками и открыто, противостояли дубинам и саперным лопаткам. Если таковые и были, смельчаков избивали с цинизмом, приговаривая сквозь зубы:
– Против Советской власти пошел! Бунтовать вздумал! Ну, получи недобиток, всех вас уголовников надо уничтожать под корень!
В угольных кучах находили с помощью собак зарывшихся зэков и с жестокостью избивая, препровождали на плац.
Сгоняли плачущих от обиды и боли: испуганных, грязных, измятых и сломленных.
Не тронули только тех осужденных, которые были в санчасти и в помещении первого отряда под знаком красного креста.
Впоследствии все "козлы" присоединились к администрации колонии и тоже избивали мужиков и блатных. Особенно доставалось пацанам. Повязочники налетали на них с палками и жестоко избивали, как бы мстя за свои унижения и побои.
Автоматчики, окружив плотным кольцом здание, в котором забаррикадировались организаторы бунта, никого не подпускали близко.
После неудачных попыток проникнуть в помещение отряда, зоновские менты и бойцы спецподразделения больше не лезли на рожон под пули. Но вскоре стрельба прекратилась и главные мятежники, оставшиеся в живых, сдались на милость властям. Командиры отдали приказ расчистить лестничный проход.
Понемногу, насытившись побоями, и не получая сопротивлений со стороны бунтовщиков, военные успокаивались.
Вот тогда в зону зашли начальники всех рангов. Генерал со своей свитой, офицеры КГБ, лагерное начальство и милицейские чиновники. Среди них были работники прокуратуры и люди в гражданской одежде.
Только после этого, физическая расправа над заключенными окончательно прекратилась.
Осужденные сидели на корточках на плацу, сцепившимися на затылке руками, опустив свои лица в землю. Кругом стояли автоматчики и солдаты с собаками, беспрерывно лаявшими на зэков. Появились санитары и со всех уголков зоны стали сносить окровавленные тела осужденных, некоторым уже ничем нельзя было помочь. Трупы уносили за зону и, загрузив в труповозки, направляли в морг МОБ (Межобластная больница для заключенных). Всех раненных и изуродованных тоже увозили в больничную зону, забивая до отказа терапевтическое и хирургическое отделения.
Казалось, конца не будет сносимым в одно место раненных и недвижимых, очень много было покалеченных. В санчасти установили трехъярусные шконки и забили до отказа раненными заключенными, пришлось даже организовать импровизированный лазарет по уходу за искалеченными зэками, который расположили в одном из отрядов.
Начальство смотрело на всю эту картину с широко открытыми глазами, наполненными ужасом. Слабонервные сразу же покидали зону, были и такие лица, которых выворачивало изнутри при виде всего этого зрелища.