Путь чести

Теперь же десяток уцелевших «ореликов» построился возле фальконетов, изобразив готовность открыть огонь из пушек. На самом деле с заряжанием они действительно худо-бедно разобрались (как никак, принцип практически тот же, что и у фитильных пищалей). Теперь бы вот еще успеть пристреляться к лесной опушке методом проб и ошибок… Мой же эскадрон, сократившийся практически до сотни (все же и бойцы литовской хоругви бились яростно, до конца), построился в три ряда, заняв позиции справа и слева от «артиллеристов».

При этом враг пока что носа из леса не кажет…

Вдруг из-за деревьев выступили какие-то оборванцы в лохмотьях изношенной одежды, особенно прохудившейся на коленях и животах. Однако же при этом они держат в руках карабины… Мгновением спустя я заметил среди них и мужиков в относительно чистой одежде, очень похожей на кафтаны драгун «Тимофея» — а последний, недолго думая, вскочил в седло и поскакал навстречу неизвестным.

Хотя, судя по всему — Орлу выходца из леса еще как знакомы…

Томящее неизвестностью ожидание продолжалось недолго: стрелецкий (или уже теперь драгунский?) сотник вскоре вернулся к нашему строю, подскакав именно ко мне — да при этом сияя, как начищенный серебряный талер!

— Это мои! Донские казачки и несколько стрельцов — я отпустил их, думая, что нас всех добьют. Со мной-то остались только добровольцы... Однако же и те, кто ушел, вернулись к засеке, да постреляли немного по тушинцам, мешая растащить ее… После чего они отступили в чащу — но продолжили следить за врагом. Так вот, воры, завидев дожидающихся их рейтар да при трофейных пушках, трусливо бежали, поджав хвосты! Победа!!!

— И тебя с викторией, друг мой!

Я широко улыбнулся Орлу, чуя при этом, как отпускает дикое напряжение — а тот ответил столь же искренней, открытой улыбкой:

— Себастьян… Как же я рад тебя видеть, дружище!

— Взаимно, Тимофей. Судя по тому, что ты успел рассказать, твои приключения были невероятно захватывающими! Что же, будет о чем поговорить старым товарищам у вечернего костра… А пока, думаю, нам пора хоронить павших — и быстрее уносить ноги. Не то Сапега за нами уже целый полк лисовчиков отправит!

Глава 21

"Жизнь — как спектакль театра. Всё зависит не от длины представления, а от его красок" .

Сенека Луций Анней

Эрфурт расцветал. Набухшие почки превращались в светло-зеленые листья, увитые плющом, дома зеленели, грязь высохла, воздух наполнили запахи приближающегося тепла, и дышать стало легче.

— Себастьян, я должна тебе кое-что сказать?

Я отвлекся от созерцания природы.

— Ты беременна? — моя бровь картинно взлетела вверх.

Изящный кулачок больно ткнул меня под ребра.

— Фон Ронин, ты неисправим.

— Ну, тогда не тяни, а говори прямо, что за тайны мадридского двора? — я мягко улыбнулся.

Виктория помрачнела.

— Мне нужно будет уехать. Отец настаивает, чтобы я вернулась с ним в Ганновер. Тебя с собой я пока не зову, знаю, у тебя впереди самая сложная выпускная часть.

Действительно, я твердо рассчитывал получить заветную учёную степень, которая давала большие преимущества и привилегии, в частности, право обучать на всей территории Европейских государств. Чем не счастье? Устроился бы в Ганновер преподавать частные уроки для богатеньких отпрысков известных родов и никогда бы уже не думал о наличии золотых монет в карманах. Да, может деньги и не большие, но зато доход стабильный, к преподавателю дворянину всегда очередь.

Однако степень магистра искусств получало менее половины эрфуртских студентов, записавшихся на артистический факультет, а некоторые учатся уже больше десяти лет. У меня этого времени не было. Значит сдавать надо было с первого раза.

— Дорогая, не забивай себе голову, уезжай спокойно с отцом. Просто найду себе другую даму сердца. — я заливисто расхохотался.

— Негодяй. — сквозь смех, задыхаясь выдавила девушка. На нас неодобрительно оборачивались степенные фрау, степенно вышагивая по мостовой.

Отсмеявшись я взял красавицу за руку.

— Все дороги так или иначе приведут меня к тебе. Что бы не случилось. Так, что можешь не переживать.

— Да я и не переживаю, — отмахнулась девушка. — Не хочу тратить время впустую без тебя. Ты не представляешь какая скука в Ганновере.

— Во-первых, не знаю, никогда там не был, во-вторых, ты что, рассматриваешь меня только лишь как лекарство от скуки? — я сурово сдвинул брови.

— Ой, все. Себастьян, это все сильно похоже на такое?

Я молча поцеловал девушку.

— Что думаешь делать, когда получишь степень?

— Если. — поправил я.

— Когда, фон Ронин. Ты лукавишь и принижаешь свои возможности. — ухмыльнулась ганноверская красавица.

— Конечно же приеду в Ганновер. Буду преподавать, а может и начну писать пьесы для театра.

— Слава Гуттена не дает покоя? — девушка проявляла недюжинную эрудированность, к моему удовольствию. — Веет духом свободы?

Ульрих фон Гуттен, как настоящий рыцарь родившийся в крепости Штекельберг, был одним из первых, кто осознал крайнюю необходимость объединения сил графств, княжеств, баронств и прочих земель Германии против папского Рима в решительной борьбе за независимость и свободное развитие культуры. Гуттен был предтечей Реформации, развивая тему изменения церкви в своих диалогах, стихах, а также в речах и посланиях. Да, изначально он посчитал выступление Лютера грызней между монахами, но потом понял важность идей Мартина, хотя в своих высказываниях был еще более резким. Рыцарь выступал за прямую войну против римского папы, за вооруженное объединение Германии и независимую церковь. Вышло в полной мере только последнее, но и это было великой победой. А сам Ульрих остался в памяти германцев как борец за язык и единение.

— Главное не закончить как он. — я улыбнулся.

Прославленный рыцарь объявил войну бездуховному духовенству, присоединился к Францу фон Зиккингену в его рыцарском восстании, но тот был разбит и убит. Фон Гуттен, уже умирающий от сифилиса, был вынужден бежать из-за имперской опалы в Швейцарские кантоны и умер на острове в озере, словно герой Круглого стола.

— Я серьезно. — девушка нахмурилась.

— И я. Сейчас ремесло драматурга приносит хорошие деньги. Тем более, что это легко можно совмещать.

— Неужто ты настолько тщеславен, фон Ронин? — прищурилась девушка.

— Писать можно и не под своим именем, дорогая. На величине оплаты это не скажется никак. Лишь бы было талантливо написано. — я притянул девушку к себе. — Слышала о мистере Шекспире?

— Абсолютно ничего. — Виктория легко коснулась своими губами моих и отстранилась. — Рассказывай, интересно!

— А нечего рассказывать. Знаю только, что этот господин из английского Стратфорда приехал в Лондон и вызвал настоящий восторг не только в высоких кругах, но и среди городского населения с пьесой про одного из местных королей прошлых столетий. Получает большие деньги, а, говорят, был сыном простого хлебопашца.