Путь к Софии

— А он... он ходил туда?

— Кто? А, твой консул!.. Можешь быть спокойна. Он пай-мальчик. А вот наш сосед там частый гость.

— Я ничуть не удивлена, — промолвила она, и ее золотистые глаза потемнели. — От пьяницы всего можно ждать...

Стукнула входная дверь, и она замолчала. Вошел отец — грузный, осанистый, с длинными торчащими усами. Как и они оба, он был одет нарядно — в праздничной визитке, в белом крахмальном воротничке.

— Что, старуха уже успела набаламутить? — начал он без обиняков, в своей обычной манере, громко и резко.

Его грубый вопрос, полный озабоченности, больно уколол Неду. Прежняя тревога проснулась и удвоилась. Она внутренне съежилась и почувствовала себя униженной и жалкой.

— Леандр сказал, что пока не было случая поговорить.

— Не было случая? Ха! Прикатила из эдакой дали и будет молчать?

— Папа, ты не имеешь права! Леандр никогда не лжет! Правда для него всего дороже!

Неда едва сдерживалась, чтобы не расплакаться. Брат тотчас принял на себя роль посредника.

— Все же надо обдумать, как действовать, если наше проклятое невежество отпугнет его мать и она в самом деле заартачится...

— А там как бы и консул не начал нос воротить от нашей Недки!

— Папа! — воскликнула она.

— Что, папа? Ты думаешь, что мужчины...

— Прошу тебя, папа...

— Опять ты за свое? Пора бы поумнеть! Верно, Филипп. Подумать надо! Так мы этого не оставим!

— Ты меня все больше унижаешь, — сказала Неда оскорбленно.

— Я? Я, Недка? Я, который всю жизнь только для тебя... и для твоего брата...

Он не договорил и посмотрел на нее в упор с суровой нежностью, но в следующее мгновение его лицо опять стало мрачным, сосредоточенным.

— Если я почувствую, что она будет против... я сама ему откажу завтра! Так и знайте!

— Откажешь ему! Ты что, спятила?

— Я просто уважаю себя и не желаю подвергаться унижению.

— Унижению, ты сказала? А о нашем унижении ты думаешь? О моем унижении? Весь город нам завидует! Ты хочешь выставить меня на посмешище?

— Вот!.. И ты ради его положения...

— Ну, хватит... хватит строить из себя дурочку! Пора повзрослеть! И понять свой интерес! Объясни ей, Филипп. Посоветуй. Ты ей брат. Для того ли я ее выучил, чтобы она прозябала в этом болоте? Все книжки, ноты, песенки...

— Если бы речь шла только о твоем интересе, я бы взял твою сторону, сестра! — сказал Филипп, положив руку ей на плечо. — Отец прав, хотя его слова тебя и обидели. Знаю, знаю... Дай мне договорить. Надо, чтобы ты поняла наконец, что мы должны держаться иностранцев... Что ты должна...

— Довольно! Довольно оскорблять мои чувства. Вы оба меня не понимаете! У меня здесь нет ни одной родной души! — с ожесточением и отчаянием воскликнула Неда и неожиданно для них и для самой себя кинулась с плачем вверх по лестнице, вбежала к себе в комнату и захлопнула дверь.

***

Неда ощупью отыскала спички, зажгла лампу и долго стояла, тяжело дыша и глотая слезы, посреди своей небольшой комнаты. Здесь был ее маленький мирок. Пуховое одеяло, фарфоровый умывальник, книги в красивых переплетах на этажерке — все здесь говорило ей о Вене и о пансионе Сионской богоматери, куда ее привезли сразу же после того, как умерла мать.

Прошло уже несколько месяцев с тех пор, как Неда вернулась на родину, но она все еще продолжала чувствовать себя иностранкой среди своих. Почему? Не потому ли, что провела семь лет в Вене? Но ведь в пансионе у французских монахинь она всегда чувствовала, что ею пренебрегают именно потому, что она болгарка, тайно, да и явно презирают ее за то, что она из захудалой, ничем не интересной страны, из простой, незнатной семьи. Сколько раз она себе говорила тогда: только бы кончить поскорей и уехать!

И вот она закончила наконец пансион, покинула шумную, веселую Вену, а теперь опять думает о ней.

Они наклонилась к зеркалу, вгляделась в свое тонкое, порозовевшее от слез лицо и опять задумалась.

Она любит Леандра, да, любит! Но настолько ли, чтобы вытерпеть унижения, которым ее может подвергнуть мадам Леге? Она живо представила его себе таким, каким увидела в первый раз. Он был в светло-серой визитке, в цилиндре, с тростью. Представительный, изысканный. Он поразил ее своим молодым лицом и сединой в волосах. Но самое сильное впечатление он произвел на нее, когда она заговорила о прошлогодних гастролях «Комеди франсез» в Вене, об одном из спектаклей. Каким наслаждением было слушать его и показывать ему свои знания и свои вкусы!.. Она влюбилась в него не сразу. И сейчас не может сказать, когда и как это произошло. Знает только, что с того дня ей всегда было приятно встречаться с консулом, разговаривать с ним обо всем, что ее волновало, — ведь больше ей некому было поверять свои мысли. К тому же она узнала, что Леге давно пишет книгу — исследование нравов разных народов Оттоманской империи. Однажды он поделился с ней своим замыслом. А потом прочитал ей отдельные главы. Она увлеклась и выслушала его с вниманием, что, впрочем, не помешало ей после горячо оспаривать некоторые его утверждения. И, может быть, она понравилась ему именно своей искренностью. Ее искренность их и сблизила. И так продолжалось до того дня, когда в зимнем саду консульства он нежно задержал ее руку, а потом привлек ее к себе и поцеловал.

Консул не был ее первой любовью. Если не считать детского увлечения Андреа, сыном их соседа, оставшегося ее тайной (тайной, о которой Неда вспоминала со стыдом после того, как однажды увидела его пьяным), в ее жизни уже было два маленьких романа. Один — с Хайни, сыном смешного герра Майергофа (из фирмы «Майергоф и Шведа», торговавшей шерстяными тканями, которую в Софии и в округе представлял ее отец), и второй — с Фрицлом, братом ее венской подруги Марианны. Но все это было нечто юное, шумное, веселое... А консул, благородный и деликатный консул, был зрелый мужчина. И она сразу это почувствовала.

Почувствовала не по объятию и поцелую, а по выражению его лица. Такого не бывало ни у Хайни, ни у Фрицла, когда они украдкой срывали у нее поцелуй. Она не то чтобы испугалась, но смутилась и после никак не могла забыть того выражения, и ей нисколько не хотелось, чтобы случившееся повторилось. Она принимала его ласки молча, не хотела обидеть человека, которым так восхищалась и которому в душе была благодарна за то, что он счел ее достойной себя и что он ее любит... Неожиданно перед ней открылась заманчивая перспектива иной жизни. Он был француз, парижанин, и это придавало ему особое обаяние. Из книг и из рассказов Филиппа Неда получила представление о Париже как о столице мира. И она мечтала о нем...

Да, она согласилась стать женой Леандра Леге. Она была готова полюбить и от всего сердца полюбила маленькую Сесиль. А когда он, выказывая глубокое к ней уважение, поведал ей историю своего несчастливого брака, Неда почувствовала, что любит его именно потому, что другая женщина сделала его несчастным.

И вот теперь приезд матери подвергнет испытанию чувства Леандра.

«Я ей покажу сразу, с первой минуты, что я не гоняюсь за ее сыном и что он в меня влюблен, хоть я и болгарка», — продолжала думать с раздражением Неда, расстегивая на спине корсаж. В самом деле, как ей себя вести? Строго, с достоинством, как их учила в пансионе сестра Анжелика? Или притворяться веселой, шаловливой — так делала Марианна, когда обручилась со своим Хельмутом...

Она вынула шпильки, распустила волосы, перенесла лампу к кровати и взяла книгу. Нашла страницу, где остановилась накануне вечером. И стала читать стоя. Знакомый и любимый мир благородных страстей, в котором, несмотря на все препятствия, в конце концов торжествует справедливость, незаметно завладел ею и, как это бывало всегда, поглотил ее целиком. Она перевернула страницу, другую, третью. Как удивительна и трагична судьба этой Соланж! Она продолжала бы читать все так же увлеченно, если бы вдруг не спохватилась, что стоит с книгой посреди комнаты. Она тотчас же легла в постель и снова ушла в мир высоких чувств, о которых читала.