Путь к звездам. Из истории советской космонавтики
Шрифт:
За остаток декабря и январь шестьдесят первого Главный конструктор сумел выкроить время и четыре раза навестил Звездный. Там царила нормальная деловая обстановка. Уже подходил к концу теоретический курс. В повестку дня логически вставал полет человека на околоземную орбиту.
Королев строго следовал намеченной программе космических экспериментов. Сразу после Нового года он поручил Мишину составить обобщенный документ подготовки кораблей, предназначенных непосредственно для полета человека продолжительностью до одних суток. Определялся состав корабля, особенности его систем жизнеобеспечения, схема и программа полета. Особо были выделены меры по повышению надежности его систем и необходимые организационные мероприятия. Они
Сергей Павлович предложил такой порядок, при котором окончательное заключение о допуске ракеты-носителя и корабля к полету должно было подкрепляться совместным решением Совета главных конструкторов по результатам их сборки и комплексных испытаний. На Совете главных Королев зачитал разработанную программу, которая после обсуждения была подписана всеми участниками совещания. С этого дня, 11 января, уникальный документ стал законом при создании и испытании всех систем ракет-носителей и космических кораблей. Контроль за исполнением его требований Сергей Павлович взял лично на себя.
Утром 3 февраля Главный конструктор улетел на Байконур, и через девять суток под его руководством с полигона стартовала межпланетная станция в сторону Венеры.
В отряде будущих космонавтов сложились исключительно дружеские отношения, но все они получили безобидные клички, кроме Беляева и Комарова. Им «Гагара» приклеил уважительное звание — «академики». Так и пошло. Но в середине сентября Беляев еще залечивал травмированную на парашютных прыжках ногу. Варламов же выписался из госпиталя, приступил к тренировкам. А они не стали легче. Наряду с сурдокамерой суровым испытанием для будущих космонавтов стала центрифуга. Врач Ада Котовская с каждым новым экспериментом все увеличивала нагрузки. Первым на двенадцать «жэ» пошел Гагарин. Когда его вращали, Титов, следующий, лежал на диване и штудировал карманный атлас. Он несколько раз прошелся по карте и наизусть, закрывая пальцем названия, перечислил все звезды, которые могут пригодиться ему в полете для ориентировки при спуске.
Эксперимент на вращение продолжался в пределах до пяти минут. Когда колесо остановилось, Юрий внешне выглядел, как всегда, но Котовская поняла, что чувствует он себя на этот раз неважно. На вопрос доктора о самочувствии Гагарин пожаловался на неплотное прилегание очков. Под них сильно задувало, и он не мог точно реагировать на огни. Кроме того, ему показалось, что крест по достижении цифры 12 почему-то серел. Титов таких перемен не отметил, но сказал Котовской, что после цифры 10 особой разницы в самочувствии не происходит, давит, однако, очень сильно.
В конце ноября для Гагарина доктор довела нагрузку до запредельной цифры 13! Но и в этом случае Юрий, на вопрос Котовской: «Как самочувствие?», ответил: «Хорошее». А вот Варламов, при увеличении нагрузки только в десять раз, почувствовал себя плохо. Через день, результат эксперимента оказался тем же — отрицательным. Последовал неумолимый приговор — Варламов был отчислен из отряда. Его место в «ударной шестерке» окончательно утвердилось за Быковским. Щупленькому Валерию стало привычным замыкать шеренгу более рослых товарищей.
Будущие космонавты продолжали упорно осваивать все еще загадочный для них макет корабля. Казалось, все в его кабине было продумано до мелочей, и все же Главный конструктор, бывая в Звездном, всегда спрашивал своих подшефных, что, по их мнению, надо бы сделать по-другому. Оборудование кабины было насыщенным, начиная с приборной доски. Установленные на ней приборы показывали давление воздуха, его температуру, содержание кислорода и углекислого газа в кабине. В левой части доски разместился небольшой глобус, созданный специалистами
Московского авиационного института. Об устройстве уникального прибора и принципах его работы рассказал на занятиях в отряде ведущий конструктор ОКБ Феоктистов.Это была необычная и приятная новинка для летчиков. Такого прибора не было в кабине истребителя. Как только корабль выйдет на орбиту, глобус начнет вращаться и перекрестье на плексигласовой пластинке в каждый момент времени станет показывать пилоту именно ту точку земного шара, над которой он пролетает. Если же возникнет критическая ситуация и пилоту придется перейти на ручное управление, то, в зависимости от выбора места посадки, можно будет точно определить время включения тормозной двигательной установки. И это тоже увидит космонавт на глобусе, который сразу повернется на четверть оборота вперед. Ведь тормозной путь корабля составляет почти одиннадцать тысяч километров!
Определенную загадку в корабле представлял для летчиков так называемый «логический замок». Чтобы включить тормозную двигательную установку и начать спуск с орбиты к Земле, пилот должен был нажать на пульте особую красную кнопку, закрытую специальной крышкой. Чуть выше этой кнопки в два ряда располагались маленькие кнопочки с цифрами от нуля до десяти. Чтобы нажать красную кнопку и включить тормозную двигательную установку, космонавт должен был вскрыть запечатанный конверт, на внутренней стороне которого были напечатаны три секретные цифры. Но нажать их требовалось в определенном порядке. Конструкторы рассудили здраво: перед активным вмешательством в управление кораблем космонавт должен доказать руководителям полета, что он находится в трезвом рассудке.
Со второй половины октября к тренировкам на аппаратуре добавились необычные полеты на самолетах. Адаптацию организма к невесомости с использованием сначала двухместного истребителя, а затем пассажирского «Ту-104» обеспечивали ведущие инженеры Северин и Березкин. «Звездных пассажиров» с этой целью поднимали в воздух опытнейшие асы — Анохин и Хапов. Эти полеты именовались в отряде «легкой прогулкой». После второй такой пробы Гагарин записал в бортовой журнале: «В полете не покидает ощущение приятной легкости. Попробовал двигать руками, головой. Все получается легко и свободно. Поймал плавающий перед лицом карандаш. На третьей горке при невесомости попробовал поворачиваться на сиденье, двигать ногами, поднимать их вверх, опускать. Ощущение приятное. Где ногу поставишь, там она и зависает. Забавно. Состояние побуждает больше и непрерывно двигаться».
О запуске третьего корабля-спутника с Пчелкой и Мушкой на борту первым услышал по радио в кабинете начальника Центра подготовки Волынов. Он неожиданно появился у тренажера возле Титова, который готовился занять кресло в пилотской кабине и удивил того:
— Поздравляю тебя, Герман.
Титов знал, что в спортивном зале продолжалась волейбольная схватка «морячков» и «пехоты», переспросил:
— С чем, Борис? Побили все-таки «морячков»?
— Я не о волейболе, Герман, — возразил Волынов. — Третий спутник с собачками запустили!
— Вот это здорово, братцы, — хлопнул в ладоши Титов. — Надо торопиться. Скоро Сергей Павлович нас отправит в корабле на околоземную орбиту… Обязательно отправит!
О причинах гибели третьего спутника с собачками рассказал на занятиях 5 декабря преподаватель по системам управления Раушенбах. В тот же день, сразу после теоретических занятий, на общем собрании отряда, по предложению Комарова, было решено направить в ОКБ делегатов, Беляева и Гагарина, для приглашения Главного конструктора в Звездный. Эту идею одобрили Каманин и Карпов. Но начальник Центра подготовки предупредил Беляева, что 6 декабря их встреча едва ли состоится, поскольку Сергей Павлович участвует в совещании командного состава ракетных войск во Власихе. Евгений Анатольевич и предложил делегатам отправиться к Королеву 7 декабря.