Путь к звездам. Из истории советской космонавтики
Шрифт:
Схема получалась очень сложной и громоздкой. Три ступени ракеты выводили «надстройку» на опорную околоземную орбиту. Практически без зазора, в расчетной точке включалась разгонная ступень, получившая название блока «Г», которая выводила корабль к Луне. Там вступал в работу тормозной блок «Д», который переводил «Лунник» на орбиту спутника Земли. Блок «Е» использовался для посадки капсулы на поверхность Луны с одним космонавтом, тогда как второй оставался в лунном орбитальном корабле. Программа пребывания на Луне была рассчитана на трое суток. Затем следовал старт с Луны, стыковка с орбитальным кораблем, переход в него «лунянина» и разгон для полета к Земле… Получалась космическая
В канун второй декады марта Главный конструктор улетел на Байконур, чтобы основательно подготовиться к запуску автоматической межпланетной станции «Луна-4». На рассвете 5 апреля, точно в расчетное время, очередной «научный лунник» улетел в просторы Вселенной. Старт получился исключительно удачным. Никаких замечаний ни по одной из систем носителя и космического корабля от полигонщиков не последовало.
Даже в воскресные дни победного мая Сергей Павлович ежедневно наведывался на сборку и лично контролировал подготовку последних «Востоков» к ответственному старту. Для него каждый пилотируемый пуск получался первым. Гагарин первым вообще взлетел в космос. Титов первым совершил орбитальный суточный полет. Николаев и Попович были первыми в групповом многодневном полете. Очередной старт тоже планировался групповым многодневным, но на этот раз командиром в одном из кораблей назначалась первая женщина-космонавт.
Еще в марте, вскоре после запуска «Луны-4», побывав в Звездном, Королев решил про себя этот вопрос окончательно: полетит Терешкова, ткачиха из Ярославля, комсомольский секретарь «Красного Перекопа», инструктор по парашютному спорту. «Эта не сдрейфит!» — был его категорический вывод.
Звонок Мозжорина был в какой-то степени неожиданным для Главного конструктора. Юрий Александрович сразу повел разговор о ходе работ по «Лунному проекту». Но долго думать, почему он позвонил, было некогда — собеседник на другом конце ждал ответ. У Сергея Павловича он сложился, но был негативным.
— Работы идут очень трудно, — признался Королев. — Ты же знаешь, что Глушко категорически отказался делать мощные двигатели на керосине. А его азотная смесь, по причине токсичности и взрывоопасности, не устраивает меня.
— Я думаю, что Валентин Петрович скоро согласится делать двигатели на твоих компонентах, Сергей Павлович, — в голосе Генерала Мозжорина звучала спокойная убежденность в своей правоте.
— А почему ты так думаешь, Юрий Александрович? — резонно поинтересовался Королев.
— Слышал авторитетное мнение, что письмо специалистов твоего ОКБ все же возымело действие «наверху». По всей видимости, УР-700 Челомея будет скоро зарублена…
— Но я уже договорился с Кузнецовым, и он начал работать по двигателю на моих компонентах горючего и кислороде.
— Это неплохо, что Николай Дмитриевич взялся помочь тебе, но он, по-моему, не скоро выйдет на требуемую тебе мощность двигателя, — возразил Мозжорин.
— Согласен, Юрий Александрович, но у меня не было другого выхода. Мы со своей стороны будем всячески помогать Кузнецову. Я уже направил обращение в обком партии, чтобы Воротников оказал его ОКБ посильную помощь.
— Глушко знает о твоем куйбышевском заказе?
— Знает, конечно. Ему сообщил о нашем договоре с Кузнецовым Устинов.
— Поздравляю тебя, Сергей Павлович. Ты поступил, как известный мудрец из пословицы.
— Какой мудрец? — заинтересовался Главный конструктор.
— Мне недавно рассказал Тюлин: «Человек, который не способен рассердиться, — дурак. А который не позволяет себе рассердиться — мудрец». Ты не рассердился на Валентина Петровича, а взял и нашел себе другого надежнейшего компаньона.
— Николай Дмитриевич
действительно очень надежный компаньон, но он до сих пор чисто ракетными делами не занимался, — сказал с сожалением Королев.— Теперь займется, — подбодрил давнего ракетного сотоварища Мозжорин. — Я в Кузнецове уверен.
Будто чувствовала Нина Ивановна, что старт второго группового в шестьдесят третьем получится таким трудным. Она, пополняя командировочный чемоданчик мужа всем необходимым, продолжала его напутствовать:
— Ты, Сереженька, будь поспокойней. Тебе ведь нельзя волноваться. Ракета у тебя отработана, все системы корабля действуют, как часы.
— Техника у нас, Нинок, очень сложная. Сделать ее совершенно безотказной невозможно. Так что мне приходится всегда быть начеку, — объяснял Главный конструктор.
— Но специалисты у тебя хорошие. Что Пилюгин, что Кузнецов, что Бармин. Если и возникнет какой отказ, то они тут же устранят неисправность, — успокаивала Нина Ивановна.
— Ты можешь понять, Нина, что на этот раз летит женщина, и я очень хочу, чтобы ее старт и весь полет прошли без сучка и задоринки, — возразил Сергей Павлович и добавил: — В мае полетят мои последние «Востоки». За ними настанет очередь многоместных кораблей. Там будет уже другое дело.
На рассвете 27 мая Главный конструктор отправился на Байконур, чтобы осуществить очередной, групповой запуск двух «Востоков». Командиром одного из них была женщина.
Не так уж много набиралось приметных дат у Валентины Терешковой до полета «Чайки». Но отдельные из них врезались в память на всю жизнь. В июле пятьдесят второго, после семилетки, в неполных пятнадцать лет, она переступила порог проходной Ярославского шинного завода. Там началась ее рабочая биография, мало отличная от биографий многих советских девушек и юношей в трудное послевоенное время. Но меньше, чем через год, Валентина стала текстильщицей. Мать, Елена Федоровна, уговорила: на «Красном Перекопе», дескать, имеется хороший текстильный техникум и факультет заочного текстильного института. Работай и учись — было бы только желание. Разочаруешься в ткацком деле — тогда иди другой дорогой, делай свой выбор.
Жизнь била ключом. Работа, учеба. Времени решительно не хватало, но вскоре добавился еще… аэроклуб. В мае пятьдесят девятого Терешкова совершила первый в своей жизни парашютный прыжок. После приземления инструктор Кондратьев похвалил: «Начало в общем-то неплохое». Когда прыжки закончились, инструктор собрал всех девчонок вокруг себя, процитировал Лессинга: «Если человек никогда не теряет головы, значит, ему просто нечего терять». От себя Кондратьев добавил, что если парашютист потеряет голову, то может потерять и саму жизнь.
В следующем, шестидесятом, Валентину избрали секретарем комитета комсомола комбината. Первой, поздравившей ее, была парторг Усова. Валентина Федоровна не стала спрашивать, справится она или нет, а сразу порекомендовала: «Не дели, Валюша, дела на маленькие и большие. Раз какое-то из них связано с судьбой человека, значит, это дело большое. Постарайся обязательно решить его до конца. Тогда получишь истинное удовлетворение». Сама Усова поступала точно так же.
В день полета Юрия Гагарина на комбинате и в аэроклубе царил невероятный переполох. Из уст в уста сообщались самые сказочные подробности из биографии майора-храбреца. До появления газет с биографией Юрия Алексеевича кто-то на комбинате даже пустил слух, что он… ярославский парень, родом из соседнего, Рыбинского, района. А Галка Шашкова вообще поставила кардинальный вопрос: «Девочки, скажите, а кто станет первой космонавткой?.. Вот это очень интересно!»