Путь Lenovo. Как добиться оптимальной производительности, управляя многопрофильной международной корпорацией
Шрифт:
Я играла ключевую роль в сделке по приобретению подразделения IBM PC. Я отвечала за наем первых сотрудников на международном уровне, затем помогала интегрировать нашу систему по работе с персоналом с системой, действовавшей в IBM, и руководила некоторыми из наиболее деликатных переговоров с сотрудниками. Так что дома, в Китае, где моя история была хорошо известна, я пользовалась уважением и авторитетом. Однако за пределами Китая, на новом месте в окружении иностранцев, мне снова и снова приходилось доказывать, на что я способна.
Однажды у меня возникла непростая ситуация с одним из коллег, американцем, связанная с критериями оценки эффективности работы персонала в данном регионе. Мы обсуждали это не один день, но, казалось, топтались на месте. Я была уверена, что он абсолютно не прав, и мы никак не могли прийти к единому
Однако босс не захотел вникать в детали. «Джина, почему ты пришла с этим ко мне? Разберитесь между собой!» – заявил он.
Обратиться к боссу с такими проблемами возможно при китайском подходе к ведению бизнеса, но в западной традиции делового общения это проявление слабости. Если ты руководитель, то твоя работа управлять и брать на себя ответственность, а не полагаться на своего начальника, ожидая, что он решит проблему. Теперь я это знаю и принимаю, но тот урок дался мне нелегко. Данный подход был принципиально противоположен тому, к которому я привыкла за последние 15 лет работы в китайской компании.
Список моих ошибок в Сингапуре был длинным. Когда я выступала и вносила предложения, их отклоняли. Но я не могла тихо отсиживаться на деловых встречах – тогда бы меня критиковали за то, что я не участвую в процессе.
Уже потом, когда я лучше узнала Иоланду, она научила меня некоторым тонкостям делового этикета, что очень мне помогло. Например, когда встреча подходит к концу и ведущий встречи спрашивает, довольны ли участники состоявшимся обсуждением, это неподходящее время, чтобы выражать свое недовольство и перечислять длинный список вопросов, с которыми вы не согласны, потому что на самом деле это означает, что время встречи истекло, а все участники уже собираются на следующую встречу или планируют заняться другой работой. Но тогда мои навыки английского оставляли желать лучшего, и для меня это был чуть ли не единственный способ участвовать в разговоре. К тому времени, пока я переводила для себя сказанное по-английски, формулировала ответ по-китайски, а затем переводила его снова на английский, обсуждение уже уходило далеко вперед, и я упускала возможность высказаться. Так что мне просто не хватало нужных навыков, чтобы в полной мере проявить себя на деловых встречах с западными коллегами, но со стороны складывалось впечатление, что я либо не хочу делиться своим мнением, либо у меня нет собственных идей. И то и другое было достаточно плохо.
И имелся еще один фактор, усугублявший проблему. Деликатность, которую мы, китайцы, проявляем во многих вопросах, часто теряется при переводе на английский. Частично это объясняется языковой структурой, в рамках которой информация передается в нескольких словах без преамбул и поэтичности, свойственных английскому языку. Так что, когда я была не согласна с западным коллегой, часто я просто заявляла: «Вы не правы!», а затем перечисляла аргументы, почему я так думаю. У меня и в мыслях не было задевать чьи-либо чувства. Лишь позднее я научилась искусству западной бизнес-дипломатии: смягчать удар позитивной ремаркой, прежде чем делать критическое замечание.
Одновременно с привыканием к новому стилю общения я переживала очень сложный период в личной жизни, работая в Сингапуре, вдали от мужа Фрэнка и дочери Джорджии, так как мы решили, что девочке будет лучше остаться в ее прежней школе в Пекине. Это было время личного одиночества и профессионального разочарования.
Вот что происходило в моей личной и профессиональной жизни, когда я встретилась с Иоландой для нашей откровенной беседы за ужином в Гонконге. Поэтому я едва ли ощущала себя мудрым, всезнающим наставником. При этом меня глубоко тронуло и впечатлило то, что, переступив через собственную гордость, она обратилась ко мне. Иоланда
внимательно меня выслушала, делая для себя пометки и задавая уточняющие вопросы. Она восприняла мои слова серьезно, хотя, должно быть, ей было нелегко.Я была удивлена, когда она рассказала мне о своем детстве и о том, как в США ей, женщине, афроамериканке, разработчику ПО, пришлось бороться за свое положение в отрасли, где работают преимущественно мужчины. Мне даже в голову не приходило, что американка может чувствовать себя чужой в собственной компании и должна проявлять напористость, если хочет, чтобы ее заметили. Иоланда родом из маленького захолустного городка в Техасе, где большинство людей похожи на нее и говорят с южным акцентом. Ее акцент стал проблемой, когда она переехала в Остин, столицу Техаса, устроившись на свою первую работу. Она изо всех сил старалась, чтобы ее манера речи и поведения соответствовала обстоятельствам, одевалась в более деловом стиле и намеренно ставила себя в необычные ситуации, чтобы учиться чему-то новому и развиваться. Когда Иоланда рассказывала все это, я осознала, что наши истории очень похожи. Я выросла в небольшом провинциальном городке Далянь к северо-востоку от Пекина. Но училась я в университете в Шанхае, где и акцент, и диалект были совсем другими. Я тоже ощущала себя чужой. У китайцев есть выражение xiangxiaren, которое означает «деревенская девушка». Это оскорбление, и каждый раз, когда я открывала рот, именно с таким выражением лица на меня смотрели шанхайцы. Для них я была всего лишь неотесанной деревенщиной.
Никогда в жизни ко мне не относились так недружелюбно. Большинство студентов на тех учебных курсах, которые я посещала, были из других частей страны, но лекторы-шанхайцы, как правило, игнорировали их и вели преподавание на шанхайском диалекте, предоставляя нам самим догадываться, что именно они говорят. Даже пытаясь оплатить проезд в автобусе, я чувствовала себя иностранкой в собственной стране. Когда я спросила на мандаринском диалекте, сколько стоит билет, кондуктор ответила мне на шанхайском диалекте, которого я не понимала. После нескольких бесплодных попыток заставить ее говорить со мной на одном языке я просто протянула ей пять юаней: я знала, что это слишком много, но не могла оказаться в постыдном положении, если вдруг дам сумму меньше нужной. Когда она, не глядя, вернула мне сдачу, я тщательно ее пересчитала, чтобы знать точную стоимость проезда и чтобы мне не пришлось еще раз испытывать такое унижение.
Сейчас я понимаю, что кондуктор просто не знала мандаринского диалекта, несмотря на то что это официальный язык в Китае. Она не хотела меня обидеть. Но для молоденькой девушки, которая впервые оказалась вдали от дома, это было настоящим оскорблением. В тот момент я чувствовала себя уязвленной и чужой.
Вспомнив те моменты своей жизни, когда я сама ощущала себя изгоем, я начала с большим уважением относиться к Иоланде. В конце концов, она была первым топ-менеджером по управлению персоналом из США, кто согласился на назначение в Пекине, – это требовало смелости. Если бы она стала примером для остальных, компании Lenovo в целом это пошло бы на пользу.
Я пообещала проводить с ней больше времени в Пекине, чтобы быть ее внимательным слушателем и доверенным лицом. Мы только начали общаться с Иоландой, но после этого разговора она понравилась мне еще сильнее. Что-то мне подсказывало: мы станем хорошими друзьями. Несмотря на то что выглядели мы абсолютно по-разному, говорили на разных языках и родились на разных континентах, мы начинали видеть, что у нас больше общего, нежели различий. Даже ситуации на работе у каждой из нас были зеркальным отражением одна другой. Мы обе находились в незнакомой культурной бизнес-среде и пытались встроиться в мир, который не полностью понимали. Но зато мы поняли друг друга, и я уже не чувствовала себя такой одинокой.
Несколько месяцев спустя, когда я переехала в главный офис Lenovo в США – в город Роли в штате Северная Каролина, я получила посылку по почте. Она была от Иоланды – замечательная книга с иллюстрациями об истории американского юга и рабстве. Иоланда хотела дать мне возможность узнать немного больше о ее корнях и лучше понять новую страну, где мне с семьей предстояло жить. В книгу было вложено письмо, в котором Иоланда поделилась тем, какой эффект на нее оказала наша встреча и как много для нее значило то, что мы с ней коллеги и друзья.