Путь летчика
Шрифт:
Горизонтальный коридор среди облаков, в котором мы летели, становился все уже. Наконец, оба слоя облаков сомкнулись, и мы оказались в сплошном молоке.
Все мое внимание было устремлено на приборы. Мы шли слепым полетом. Я потерял ощущение времени. Со все большей остротой в усталом мозгу вспыхивала мысль: «Сейчас остановится мотор».
И совершенно неожиданно я услышал голос Бассейна:
– Командир, лети спокойно! Мотор будет работать!
Волна счастья захлестнула меня. Не оборачиваясь, я кивнул головой: «Спасибо, друг!»
Мы
Ко мне подошел Отто Юльевич:
– Как вы себя чувствуете? Механики доложили мне, что мотор не подведет.
– Все в порядке, товарищ начальник. Теперь-то мы долетим!
Сигналы радиомаяка непрерывно напоминали о том, что самолет идет в зоне. Облачность стала редеть. Появилась дымка, сквозь которую слабо просвечивало солнце.
В центре объектива солнечного компаса заиграл чуть заметный зайчик.
На восемьдесят восьмом градусе нам навстречу засияло яркое солнце. Словно кто-то отдернул гигантский занавес, сотканный из облаков. Лучи скользнули по обшивке корабля и зажгли ее мириадами веселых искристых огоньков.
Мы неслись над бескрайными ледяными просторами. С высоты тысячи восьмисот метров лед выглядел совсем ровным, - хоть садись на любую льдину.
Четыре мотора попрежнему работали прекрасно, но один из них питался и жил силой человеческого энтузиазма. Трое наших товарищей, несмотря на мучительную боль, продолжали по очереди вливать в мотор драгоценную жидкость.
Все были уверены, что и на полюсе хорошая погода. Но пришлось еще раз поволноваться: впереди снова показались облака. Можно было смело лететь под ними, но мы не хотели терять солнце; без солнца Спирину трудно было бы точно определить полюс.
Оставалось сто километров. Решено было, в случае невозможности сесть на полюсе, вернуться на восемьдесят восьмой градус и там сделать посадку. При первом же прояснении погоды лететь на полюс.
Каждые десять минут Спирин брал высоту солнца.
– Через двадцать минут будем на полюсе!-сообщает мне Иван Тимофеевич.
В ответ я киваю головой, а сам смотрю вниз: хоть бы одно окошко в облаках! Мучительно преследует мысль: не спускается ли облачность до самого льда?
Двадцать минут тянулись нескончаемо долго. Из штурманской рубки не спеша выходил Спирин. С сосредоточенным видом брал он высоту солнца и возвращался в рубку производить свои вычисления.
На самолете все знали, что мы приближаемся к цели. Люди притихли и с нетерпением ждали заветного сообщения Спирина.
И вот Иван Тимофеевич снова вышел из своей рубки.
Теперь на лице его сияла улыбка. Он подошел ко мне и произнес торжественно и тихо:
– Под нами полюс!
«Под нами полюс!»
Мне захотелось запеть во весь голос, да
так, чтобы услышала вся родная страна! Непередаваемо прекрасное чувство захватило в этот момент все мое существо.Полюс! Веками стремились сюда люди. Они жертвовали своей жизнью, пытаясь пробить путь к вершине мира.
И вот я – в прошлом простой деревенский парень, ныне летчик, воспитанный большевистской партией, – нахожусь над полюсом! Еще несколько минут, - и я посажу нашу машину там, где никогда не садился ни один самолет.
С быстротой молнии разнеслась по машине весть о том, что мы достигли полюса. Я видел ликующие лица своих товарищей.
Из штурманской рубки вышел Шмидт. Он направился ко мне, должно быть желая что-то сказать, но я предупредил его:
– Отто Юльевич, раз мы над полюсом, разрешите пробиться вниз!
Шмидт видел, что я весь горю от нетерпения.
– Подожди, друг мой!-ласково сказал он.-Не надо торопиться. Спирин еще раз проверяет расчеты.
– А я и не тороплюсь, попросту хочу бензин сэкономить, - оправдывался я.
– Оно и видно, - рассмеялся Отто Юльевич.
К нам подошел Спирин.
– Проверили?-спросил Шмидт.
– Да, под нами полюс, - подтвердил Спирин, - но я прошу пролететь немного далее.
– Это зачем?
– Для страховки.
– Правильно, - согласился Шмидт, - лучше пролететь, чем недолететь.
Сначала я запротестовал:
– Ведь не ошибся же Спирин, ведь полюс под нами!
Но, подумав, согласился: лучше перевыполнить задание, чем недовыполнить его.
Отто Юльевич написал очередную радиограмму о том, что мы находимся над полюсом. Иванов стал передавать ее в Москву. Но едва он отстучал ключом одно-два слова, как рация вышла из строя. Связь с землей оборвалась.
Десять минут летели мы по ту сторону полюса, и наконец я получил разрешение пробивать облака.
– Ну, теперь делай, что хочешь!-пряча улыбку в бороду, сказал мне Отто Юльевич.
Прежде всего я развернулся на сто восемьдесят градусов: все-таки ближе к полюсу. Затем убрал газ и с высоты тысячи семисот пятидесяти метров, как с огромной вышки, нырнул в облака.
Солнце мгновенно скрылось. Мы погрузились в облака. Все прильнули к окнам.
«Что-то там? Есть ли внизу ровные льдины?», с тревогой думал я, вновь сосредоточив все свое внимание на приборах. «Что, если облачность тянется до океана?»
…1000 метров – ничего не видно. 900… 800… 700…
Вдруг сквозь облака промелькнул лед, но так стремительно, что мы не успели разглядеть его. И снова все скрылось.
600 метров… Наконец-то! Словно сжалившись над нами, облачная пелена разорвалась.
Перед нашими глазами раскрылась панорама вершины мира.
Бесконечные ослепительные ледяные поля с голубыми прожилками разводьев. Беспредельная поверхность океана, как бы вымощенная множеством плит самых разнообразных очертаний и размеров; они напоминают геометрические фигуры неправильной формы, вычерченные неуверенной детской рукой.