Путь лиса

В конце концов Леший решил отложить месть до весны. Как лисы-оборотни друг к другу относятся, он не знал, а силы осталось всего ничего, на драку в чужой земле не хватит. Потому и в спячку Леший завалился рано, до первого снега. Спал плохо, ворочался, выдираясь из липких, как болотная тина, кошмаров. Каждый раз, проснувшись, таращился в темноту берлоги, где мерещился ему Рыжун – с разодранным животом, ещё живой, скулящий еле слышно, зовущий на помощь… Потом Леший соображал, что это метель скулит и воет, но легче не становилось.

К концу зимы малость отпустило. Леший уснул крепко и проснулся, когда по всем таёжным полянам уже вовсю синели первоцветы.

Заимка, где жил Безумный Шаман, заросла целиком. От избушки остались только полусгнившие брёвна, густо облепленные древесными грибами. Прав оказался Леший в своих подозрениях. И одной луны после свадьбы не прошло, как Безумный Шаман попытался своих жён съесть. С тех пор его никто в тайге не видел, даже вездесущие сороки. То ли в тундру сбежал, то ли мухоморы его на перегной пустили.

«И поделом, – угрюмо подумал Леший. – Нечего, обойдёмся как-нибудь без шамана».

Сороки радовались хозяину леса, стрекотали, не умолкая. Леший слушал новости вполуха. Брёл, выбирая тенистые места, чтобы не топтать нежные цветы, думал о своём. Ноги сами привели на поляну, где по осени выросла волшебная слива. Леший сел на обомшелое бревно, уронил на ладони тяжёлую от воспоминаний голову. Обиженные невниманием, сороки разлетелись. От Лешего с его тоской кругами расходилась по поляне тишина, и только в ольшаннике весело перекликались зяблики.

– Лепота-то какая!

Леший обмер. Не веря себе, медленно обернулся. На этот раз «озерцо» возникло не у самой земли, а зависло в кроне лиственницы. Из мерцающего овала выпрыгнул мальчишка в длиннополой одежде, похожей на ту, в которой щеголял хули-цзин, только попроще, без вышивки. За спиной висела плетёная торба, из рыжих волос торчали лохматые лисьи уши.

– С весной, Леший! Скучал по мне?

– Рыжун?!

– Он самый!

– Да как же это? – Леший схватил мальчишку за плечи, недоверчиво обнюхал. – Я думал…

– Неужели удостоенный благодати ученик не смог проложить тропу ещё выше? – Из «озерца» высунулся Бай Хуан. – На вершине горы, к примеру. Или сразу на облаках – к радости небожителей.

– Прости, учитель! – Рыжун пристыжённо потупился, но Лешему показалось, что в глазах мальчишки пляшут лукавые искорки. – Я исправлюсь.

– Хотелось бы верить! – Хули-цзин тяжело спрыгнул на землю. За плечами у него болталась такая же торба, как у Рыжуна, а по бокам висели две битком набитые кожаные сумы. – Всем сердцем приветствую достопочтенного Хранителя и нижайше прошу простить недостойных за грубое вторжение в этот благодатный край.

– Ты ведь нас не прогонишь? – Рыжун подпрыгнул и обхватил Лешего за шею. – Я всю зиму тебя вспоминал.

– Ну, как был подлизой, так и остался! – Леший взлохматил рыжие волосы. Сердце пело громче птичьей стаи. – Надолго вы ко мне?

– Ага! – Рыжун покосился на строго кашлянувшего учителя и уточнил: – Ежели ты не против, конечно.

– От императорских мечников прячетесь?

– Если бы! – Хуан со стоном приложил лапу ко лбу. – Позор на мою голову и семь хвостов, но обстоятельства непреодолимой силы вынуждают меня умолять многоуважаемого владыку бескрайних лесных просторов об убежище, ибо нет больше скромному даосу и его ученику места в Поднебесной.

Леший закряхтел, увязнув в многословии гостя, как в зыбуне. Вроде и по-русски говорит, а смысл ускользает.

– Малой, а ну-ка ты объясни, что у вас стряслось?

– Это я виноват. – Рыжун насупился. Три хвоста его сердито распушились, задрав подол халата. – Но я не виноват! Он первый начал! А я чё, терпеть должен? Думает, раз у него четыре хвоста, так уже умнее в сто раз?! Жаба лишайная, чтоб ему в следующей жизни блохой переродиться!

– О ком речь? – окончательно запутался Леший.

– О, это долгая история. – Бай Хуан снял сумки и аккуратно пристроил на бревне. – Видишь ли, у хули-цзин есть традиция: собираться вместе дважды в год – осенью и весной, в ночь полной луны. Осеннюю встречу нам пришлось пропустить, поскольку Рыжун ещё не был готов. Но за зиму он настолько впечатлил и порадовал меня своими успехами, что идея взять его на весенний праздник показалась вполне здравой.

– И он там с кем-то повздорил?

– Увы, словесным поединком дело не ограничилось, дошло до драки, причём безобразной.

– Я не знал, что он любимчик этого… восьмихвостого, – Рыжун шмыгнул носом. – А хоть бы и и так! Нечего язык распускать! Думает, ежели я не родился оборотнем, так об меня можно лапы вытирать и обзывать по всякому?! И вообще, я же его не убил…

– Ты лишил его красоты! Расцарапал морду и откусил ухо! А что ты сделал с его хвостами? – Бай Хуан повернулся к Лешему. – Этот не в меру талантливый юноша наколдовал бочку смолы и опрокинул на своего противника. А вымыть из шерсти смолу невероятно трудно, проще остричь наголо. И это не смешно!

– Кому как, – Леший прикусил губу, сдерживая ухмылку. – Но я не понял, что такого страшного приключилось? Подрались и подрались. Дело молодое.

– Страшное в том, что пострадавший оказался фаворитом Ху Фэна, самого могущественного лиса Поднебесной. – Бай Хуан скорбно вздохнул. – Когда господин Ху, кипя от возмущения и горя жаждой мести, явился требовать голову Рыжуна, это оказалось тяжёлым испытанием для скромного даоса.

– Но учитель меня всё равно не выдал! – Рыжун засиял до кончиков ушей. – И тогда нас обоих изгнали.

– Поэтому теперь бездомные странники смиренно просят у тебя приюта, – закончил Бай Хуан, низко кланяясь.

Леший представил, сколько у него возникнет проблем из-за хули-цзин и содрогнулся. Пусти лиса-оборотня на порог – вся тайга его станет. Умом Леший понимал, что надо решительно отказать, но Рыжун смотрел жалобными глазами, а в сердце по-прежнему пели птицы и очень не хотелось, чтобы они умолкли.

– Живите, что с вами поделаешь. Но только уговор, – Леший поднял палец, – беззакония в лесу не творить! На зайцев можете охотиться, на куропаток и на всех прочих, на кого лисы охотятся, согласно природе своей. Но людей не трогайте!