Путь мага: Выбор, Долг, Любовь

Но дороги я не помнил, а потому какое-то время блуждал по катакомбам. Наконец я набрёл на камеру, в которой нас держали перед тем как скинуть в море, и, наконец, сумел сориентироваться, и добрался до полуразрушенного зала, в центре которого, источая тусклый свет, стоял камень проклятого божества.

— Выходи, Шотер, — крикнул я, положив руку на камень, после чего закашлялся. Воздух здесь был спертый, дышать было нечем.

— Здравствуй, — передо мной появился мальчик лет семи, светловолосый, с наивным лицом. Его глаза были пусты, — плюнь на камень, смертный.

— Кто ты? — спросил я, — если я плюну, начнется испытание?

— Плюнь на камень, смертный, — безразлично повторил мальчик.

Нет, сомнений у меня не было. Если я не сделаю, того, что он просит, мне придется дорого заплатить за свою трусость. А если сделаю — мне придется испытать на себе силу Шотера. Что я должен был получить взамен? Я не знал, но я все равно шел на это. Я мог умереть, но мне ли бояться смерти? Что значил мой сон накануне?

Слюна, попавшая на испещренный рунами монолит, зашипела, словно камень был раскален, и вверх поднялся легкий зеленоватый дымок, темный зал осветился бирюзовым светом. Количество дыма все увеличивалось, и это продолжалось, пока он не заполонил всю комнату, так что дышать стало совсем нечем. Ничего кроме тумана я больше не видел, ни стен зала, ни даже камня, который был в двух шагах от меня.

— И зачем ты пришел, — послышался голос, но на этот раз говорил не мальчик. Это был глубокий, хрипловатый голос, который я прежде не слышал.

— Я пришел за знанием, и ни зачем больше. Я ищу свою Арну Кальгон. Полагаю, ты должен знать где она.

— То, что в моих владениях, я тебе все равно не отдам, а о том, что в них не находится я ничего не знаю.

— Не прибедняйся, Шотер, ты знаешь достаточно, и расскажешь.

— Но ты мой враг. Не думаю…

— Прекрати. Кем бы ты ни был ты подчиняешься тем же законам что и всё в этом мире. Так что я пройду твоё испытание, а ты скажешь то, что знаешь.

— Но я могу дать тебе несравненно больше — вернуть твою силу, рассказать где лежат несметные сокровища…

— Я пришел за знанием, Шотер, — раздраженно повторил я свое требование.

— Хорошо… Но раз уж ты вспомнил про законы…

— Да, если я не пройду испытание, то я окажусь в твоей власти. Давай, уже, не тяни.

— Не торопись умирать…

Туман сгустился вокруг меня, и мгновенно исчез — я стоял в светлой комнате, очень похожей на покои Менетера. Я огляделся, и увидел — Арна, она стояла и смотрела на меня, а затем выхватила из-за пояса кинжал и заколола себя. Я закрыл глаза, повторяя про себя, что не должен двигаться с места, ведь Шотер только этого и ждал. Разомкнул веки, и вот я уже стою перед мертвым Агетером Кальгоном. Это был тот самый злополучный день — он лежал на кровати, проткнутый собственным мечом. Дыхание участилось, но я вновь не позволил себе шевельнуться. Я моргнул. Энес и Менетер. Их хватают, так что Энес не успевает сотворить ни одного, даже самого простого заклинания. Моих друзей избивают, закидывают в какую-то телегу. Шотер лжет мне, пытаясь сломить мой дух. Вспышка молнии. «Возмездие», в мой первый в жизни шторм. Вот Лерг, бедняга, падает из вороньего гнезда в бушующие волны, новместо утешений, матросы на корабле принялись бранить меня. Плевать, никто не мог обвинить меня в этой смерти больше, чем я сам. Стоило мне так подумать, как сразу же передо мной встала картина, которую я, с тех пор как узнал, что Арна принцесса, представлял себе тысячу раз — как фигура в сером нападает на нее около родника, когда она пытается передать мне письмо, положив его под камень. Что-то в той фигуре показалось мне неясно знакомой, но я никак не мог уловить что. Это видение отличалось от других, оно было более настоящим… Вот Арна отпрыгивает в сторону, бежит, а затем спотыкается, падает, и острый кинжал настигает ее. Эта картина повторялась семь раз, и каждый повтор все было по-разному, — то убийца просто закалывал ее в спину, то перерезал горло, то просто бил, связывал и забирал с собой. Но я знал, что все было иначе, и это не могло сломить меня, я наоборот лишь укреплялся в своей любви к этой отважной, сильной девушке. Я даже успел привыкнуть к происходящему, когда картина вновь изменилась — теперь я раз за разом получал удары плетью в гвардейской школе, но не чувствовал боли — лишь позор. И это повторялось много, даже больше, чем смерть моей любимой. После этого я увидел Кога. Он был прикован к стене, на глазах была черная повязка, а Латия пытала его, чтобы узнать где я, где принц. Трижды все было одинаково, и Ког отказывался говорить, ссылаясь на незнание, но в четвертый раз он пошел на сделку, и выкупил свою жизнь. Все это сменилось еще одной картиной, что не раз приходила мне на ум, хоть я и сам не видел этого — смерть несчастного Ланса Бренна, что просто решил взглянуть, как я творю заклинания, сражаясь с могучим артанийским колдуном. И эта битва, естественно с далеко не правдивым концом, повторялась не раз. А потом я увидел и своих родителей — бедные, уставшие, сгорбленные, потерявшие единственного сына. Я поступил жестоко, написав им письмо о своей смерти. Я смотрел, не закрывая глаз, и слезы катились по моим щекам.

— Я тебя не люблю, Гол, — услышал я голос Арны, — и никогда не любила.

Я молчал. Кровавые картины из моего прошлого, одна за другой продолжали вставать. Вот я лежу на покрытой бурыми пятнами палубе «Дрянной Девчонки», вот проклятие Каи сминает Коготь, а вот и Калентренор протыкает Ира Сонеза. Я сжал рукоять Эсториофа, пытаясь найти поддержку в остатках моей магии. В воздухе запахло кровью и смертью.

— Эсториоф, ты виноват в смерти короля, — прошептал голос моего учителя.

— Эст, как ты мог не уследить за ребенком, — раздался мощный бас Гекса.

— Гол, я тебя не люблю, и никогда не любила, — повторяла Арна.

— Почему ты нас бросил, сынок, — говорили родители, протягивая ко мне руки.

— Ты сделал свой выбор, и за себя, и за нее, — смеялся Калентренор.

Я молчал. Я был согласен почти со всем из вышеперечисленного, разве что верил, искренне, всей душой, что Арна, пусть сначала хотела меня просто использовать, полюбила меня, после того, что мы с ней пережили вместе.

А затем все прекратилось. Все разом, и я вновь стоял посреди зеленого туманного тускло освещенного зала. Неудачно вдохнув, я тяжело закашлялся.

— Это все, на что ты способен, Шотер!?

— Ты достойно прошел первую часть моего испытания, Эсториоф, твои воспоминания были прекрасны. Но ты силен. Так что теперь следующий этап.

Я почувствовал, как мое сердце стало биться сильнее. Так можно было и с ума сойти, если все будет продолжаться в таком же ключе. Нет, мои воспоминания не могли меня уничтожить, но я боялся и более страшных вещей, нежели просто память и страхи.

— Раздевайся, Эсториоф.

Стоило мне покорно скинуть с себя одежду, как я оказался на площади, перед огромной толпой народа. Нет, это действительно было смешно, и от облегчения, что не буду видеть тех страшных картин, я даже засмеялся, и моментально оказался вновь в темном зале.

— Смеешься?

— За кого ты меня принимаешь, Шотер?

Шотер не ответил. Вспышка! Я оказался в темном помещении, и без труда узнал его. Не раз я там бывал — пыточные темницы Ар-Морлгоя, чаще всего пустующие. Но теперь я был не в качестве безмолвного наблюдателя, а сам был прикован к пыточному станку, и кто-то растягивал мои руки и ноги в разные стороны.

Так пытка сменяла пытку, и чем дальше, тем невыносимее становилась боль. Мне драли ногти, ломали пальцы, жгли волосы, выдирали сухожилия и чего только еще не делали, казалось, перепробовали все. Но я ошибался. Мгновение и я, все еще с трудом переносящий эту боль, лежал на твердом полу. Моя голова была крепко накрепко зафиксирована, так я не мог ее ни сдвинуть, ни повернуть. А на мой лоб, ближе к переносице, начала капать вода.

Первое время я лежал, и наслаждался прохладной влагой, но прошло время, много времени. Это выводило из себя. Не знаю сколько дней я пролежал так, но Ког хорошо подготовил мой разум, и я держался. Не вскрикнул, не попросил о помощи. В момент моей все изменилось, и вот я уже сижу связанный по рукам и ногам посреди белого светящегося пространства. У меня нет век. Я никак не могу закрыть глаза. Все время в меня вливают бодрящие зелья, чтобы я не спал. И это тоже продолжалось очень, очень долго. В итоге я ослеп от этого белого, всеобъемлющего света.

Если бы Шотер на этом остановился бы, то он не был бы собой, а потому пытки, которые были исчерпаны в полном объеме, начали повторяться по кругу. Что такое боль? Не знаю, но человек такая скотина, которая ко всему привыкает. Шотер не смог меня сломить, и каждая последующая пытка делала меня сильнее.

Вспышка! Я вновь оказался на каменном полу покрытого зеленой дымкой зала. Обнаженный, слабый. Было ощущение, что из меня, как из только что порезанной на куски свиньи сочилась кровь. Я с трудом поднялся — как, сам не понимаю, ведь все ноги у меня были изрезаны, разорваны, переломаны, там, в пыточной.

— Одевайся, бери меч, — послышался голос.

Я быстро выполнил это указание, и одежда страшно резала мне кожу. Ко не подошел мальчик и, взяв меня за руку, проводил меня по коридору в другой зал, хорошо освещенный факелами.

Там собралось много народа. То были мои друзья и родные. Все как живые, но вряд ли настоящие. Но с Шотера станется, наверняка и тут есть какие-то козни.

— Не сложно догадаться мой друг. Ты видел страшные картин, испытывал пытки. Теперь тебе нужно будет победить в сражении дорогих себе людей, — эхом пронесся по залу голос темного колдуна третьей эпохи, — здесь твоя смерть будет самой, что ни на есть настоящей, и ты попадешь ко мне во владения на века. Решай — или ты, или они!