Путь палача

Я дал дёру. Я стал так бежать, как не бегал никогда в жизни. Со скоростью света. За мной побежало чудовище, ступающее огромными своими ногами, из-под которых летели ошметки грязи и травы. Падая, я соприкасался коленями с землей. Трико уже полностью было изувечено, словно его расцарапало чудовище. Я вставал, цепляясь за кусты и падал снова, ударяясь локтями об деревья и оставляя на теле крайне дискомфортные ссадины. В этот момент я будто перевоплощался тоже в дикое существо. Страх настолько управлял мной, заставлял испытывать сильнейший стресс, но больше не парализовывал. Он заставлял двигаться быстрее, сильнее, ловчее. Ноги превращались в большие массивные когтистые лапы. Зрение – орлиное. Даже на бегу я старался улавливать движение леса. И своим затылком ощущал зверя, что до сих пор преследовал меня.

Достигнув огромного дерева перед собой, я стал взбираться вверх, хватаясь пальцами цепко за кору. Никогда ещё я не чувствовал себя настолько сильным, нервным и испуганным. Возможно, страх был настолько велик, что делал меня необычайно выносливым. И я поступал не как девятилетний ребёнок, а как маленький зверь, уже давно живущий в лесу и знающий, что повсюду здесь подстерегает опасность. Только оказавшись на одной из высоких веток, я затих, прикрыв веки. Все звуки вокруг тоже приглушились, будто их накрыли прозрачной пеленой. Наконец, я смог заставить себя распахнуть глаза и с ужасным чувством страха посмотреть вниз. Я оцепенел. Там никого не было. Вообще никого.

Поляна, усеянная цветами. Я увидел, что по ней будто никто и не ходил, она даже не примята. И если бы зверь действительно бежал за мной, земля бы валялась небрежно, а вокруг лежали бы ошметки грязи. Однако абсолютно всё находилось в идеальном состоянии, и тогда хоть я и не мог предположить, что со мной разум сыграл злую шутку, я подумал, что зверь всё равно был, просто, возможно, потерял мой след по пути и свернул в другую сторону.

Выдохнув, мне стало чуточку легче. Но слезать с дерева я всё равно не решился. И так уснул, потрясённый событиями, в неудобной позе.

Из сна меня вытащил чей-то голос:

– Далеко ли он убежал?

– Кто? Твой сын?

– Нет, медведь. Следов почти не осталось.

– А что с сыном будешь делать?

– Каким? У меня нет сына.

И мужские голоса разразились обоюдным хохотом.

Едва разлепив глаза, я уставился вниз и увидел две удаляющиеся фигуры своего отца и его товарища.

– Папа, папа! – выкрикнул тут же я.

Они обернулись на мой голос. Я стал кричать, что я наверху, нужно только поднять голову. Они долго всматривались вдаль, не понимая, откуда исходит звук. А потом дядя Джордж увидел меня на ветке и указал.

– О, вот же он!

Отец посмотрел на меня и удивлённо сморщился.

– Где?

Джордж засмеялся и махнул рукой:

– А, видимо, показалось…

Ещё несколько секунд отец вглядывался мне в глаза, а потом тряхнул головой и хлопнул товарища по плечу.

– У меня же нет сына. Был бы – нашел бы путь домой. – дополнил он, и они одновременно развернулись и пошли прочь.

Я кричал. Я был шокирован. Но кричал им вслед, потому что не мог слезть.

«Как, как?»

Я очень жалел, что рядом нет матери. Всё в этом лесу казалось сумасшедшим. Все эти звери, существа, твари… Даже папа сошёл с ума. Мне пришло в голову, что, возможно, это не был отец. Это была тварь, принявшая облик Айзека Хилла, чтобы напугать меня до смерти.

Но я продолжал истерить, плакать, стучать по ветке, ломать сучья, раскачиваться и расцарапывать себе кисти рук. Я буянил до того, пока треск ветки не врезался в ухо, а я не увидел, что весь лес вокруг меня просто начал подниматься вверх.

И тьма.

Боль в локтях и коленях. Я не мог открыть глаза, но ощущал, что мои ноги в неестественном положении, а рука неправильно согнута. С этого момента всё передо мной было как в тумане. Из всего дальнейшего я только помню, как возникло виноватое лицо Джорджа и потерянная физиономия отца. А потом я провалился в глубокий сон, ощущая лишь на фоне боль в костях и то, как меня постоянно отводят, поднимают, дёргают и пытаются со мной разговаривать.

Это был первый раз, когда я сломал себе кости. Два перелома: правая рука в локте и тазобедренная кость.

***

Всё, что я запомнил с тех адских дней – невыносимая боль в сломанных местах. Едва ли помню тех, кто со мной пытался разговаривать, потому что только открывался рот, меня пронзала ещё большая боль (скорее всего, выдуманная, ведь в детстве всё кажется преувеличенно большим), а глаза покрывала пелена тумана.

– Стенни, милый, – доносился голос матери. Я улавливал блеск в её слезливых глазах, и хотел обнять её, тоже что-то лепетал в ответ. Но я не мог пошевелиться – меня парализовало. И любое движение мозг воспринимал как боль.

Меня посещали смутные чувства при виде отца. Его щетина колола каждый раз, когда он прикладывал свои губы к моему виску. Так он проверял мою температуру или выражал свое сочувствие. В моей голове пазл отказывался складываться. Лишь сейчас, спустя годы, я могу без эмоций проанализировать случившееся. Но знаете, что? На самом деле даже сейчас я не могу понять ни мотив действий отца, ни его мыслей, которые он крутил в своей голове, говоря «у меня нет сына».

Отец? Это была шутка?

Если и да, то смешно было только ему.

Пазлы не сходились. Потерянные детали уже не найти. Я пытался восполнить в дальнейшем пробелы, возникшие в моем сознании, но тщетно. Логика действий отца не совпадала с тем, что происходило. Пока я был едва ли дееспособен, я мог только чувствовать боль или погружаться в раздумья.

Тот случай научил меня нормально и ясно думать. Я был менее разговорчив, больше угрюм, задумчив. Мысли текли потоком. Детские, казалось, мысли, но на деле я думал о недетских вещах. То и дело закрывая глаза, я видел перед собой одну и ту же картину: как отец смотрит на меня пустыми глазами, осознает и точно видит, что я – на дереве, но вместо того, чтобы помочь мне, разворачивается и уходит. И потом, открывая глаза, я ощущал внутри себя невосполнимую тоску. Со временем от которой так и не смог избавиться.

Но вы можете представить себе? Вот человек. А в нем – небольшая дыра. Ее не убрать руками, как можно убрать со стола книгу или ручку. Это – дыра. Она есть часть человека, потому что непосредственно находится в нём. Эту дыру можно закрыть ладонью – тогда всем будет казаться, что её нет. Отсутствует часть тела. Чтобы восстановить дыру и сделать человека целым, стоит только вернуть кусок от него в дыру – и тогда всё заживёт. Возможно. Но только в том случае, если это сделать в первые мгновения, когда дыра возникла. Дальше – уже поздно. Дыра немного подзатянется, но так и останется на месте. И вы думаете, что я уже давно залатал эту дыру? Вы глубоко ошибаетесь. Я замотал её в бинт, чтобы никто не видел, и продолжил жить дальше.

С дырой внутри.

– Мама… – радостно выдохнул я, увидев её в дверном проёме. Она сделала жест приветствия пальчиками, как будто сыграла на фортепиано и вошла в палату как можно тише, чтобы не разбудить присутствующих людей.

Приход матери стал для меня как кислородный баллон, необходимый на океаническом дне.

– Ну что, крошка? Готов выписываться?

Она начала рассказывать о том, как обстоят дела дома, как она скучала и что дома без меня очень тихо и скучно. Как будто на кладбище. Мне понравилось это сравнение, и я смог даже выдавить из себя улыбку. А через несколько минут посерьёзнел. Мне хотелось спросить, рассказать… Пока я мешкался, в коридоре стали раздаваться громкие голоса. Напрягшись, я все же выдавил из себя: