Путь Пастуха

Ай снова испуганно вскрикнула.

— Нет, я не умру, — успокоил он. — Но буду болен. Долго — может, несколько дней... Мы здесь слишком близко от Нюгуа, поэтому ты должны будешь пойти одна.

Он проигнорировал её отрицающий жест и продолжал:

— В дне пути на запад отсюда есть двуглавый холм. Там меня должны ждать мои люди... Если кто-то из них сумел вырваться из города. Спроси Бори и расскажи, что случилось. Они доставят тебя к брату.

Он помолчал, собираясь с силами, потом продолжил:

— Если Бори там не будет... покажи им мой нож и вели моим именем доставить тебя в Гуйфан. Здесь найдёшь еду на дорогу, оружие, одежду — всё, что нужно.

Он обессиленно откинул голову — становилось всё хуже.

— А как же ты?! — беспомощно спросила она.

— Я не пропаду... — из последних сил заверил он. — Приду... позже...

Ай ещё говорила что-то, но он уже не слышал — мрак объял его.

Из небытия его вырвал навязчивый запах горящего можжевельника, а ещё чего-то съедобного. Как всегда, он начал мучительно и кропотливо собирать обрывки своей распавшейся личности. Прислушивался к пробивающимися до него звукам — потрескиванию хвороста в огне, чириканью птиц, шороху мышей в соломе... Наконец, когда более или менее вспомнил, что предшествовало его забытью, открыл глаза.

Ай сидела спиной к нему и подкидывала ветки в небольшой костёр. Ещё в пещере продолжала гореть масляная плошка. В стоящем на углях горшке булькало какое-то варево, распространяющее сытный запах. Слегка приподняв голову, он увидел за выходом из пещеры закатное небо.

— Ай... — тихо сказал он.

Она порывисто обернулась.

— Ты очнулся! — в её голосе звучали радость и облегчение.

— Сколько я был без чувств?

— Два дня... Заканчивается третий.

— Почему... почему ты не ушла, как я сказал?

Она опустила глаза.

— Я... боялась одна. И... не хотела оставлять тебя тут.

Выговаривать ей было бессмысленно — дело уже было сделано. Потому он лишь спросил:

— Всё спокойно?

— Вчера рядом ходили воины из города. Было страшно... Но пещеру они не заметили. Я до вечера тихо сидела, потом собрала хворост и развела костёр. Тебе было плохо, метался, стонал, говорил непонятное... Я думала...

Он всхлипнула.

— Я же сказал тебе, что не умру, — мягко произнёс он. — Так и должно было быть — заниматься колдовством тяжело и опасно. И... спасибо тебе, что осталась.

Она успокоилась и разулыбалась.

— Я сварила суп из того, что тут было, ты доложен поесть, — сказала она, протягивая ему лаковую чашку, пахло от которой очень аппетитно. Он и правда был страшно голоден — как и всегда, когда приходил в себя после колдовских упражнений Поводыря, потому мгновенно выхлебал суп из копчёной свинины, сушёных грибов и просяных зёрен. Протянул пустую чашку девушке, она наполнила её ещё раз, и еда исчезла в нём так же быстро.

Насытившись, Бхулак откинулся на ложе, тело радостно ощущало бурное возвращение прежней силы. Потом осторожно встал. Голова слегка кружилась, в коленях ещё ощущалась тянущая слабостью, но всё это должно было скоро пройти. Он вышел из пещеры, огляделся, а вернувшись, сказал:

— Вечереет. Придётся переночевать ещё тут. Но уйти надо до рассвета.

Ай опустила голову в знак согласия.

Бхулак вновь водрузил своё тело на ложе, девушка последовала его примеру. Он уже начал впадать в забытье — мысли стали невнятными и плавно перетекали в яркие образы сновидений. Но тут понял, что вне его сна происходит нечто. Вынырнув из грёз, он ощутил рядом с собой под одеялом тёплое тело. Ай забралась под его откинутую руку и прижималась к нему, её ладони пробрались под его одежду и гладили грудь.

Его мгновенно охватило страстное желание, он прижал двушку к себе и уже собирался взгромоздиться на неё, но та удержала его лёгким прикосновением, без слов дав понять, что ему следует лежать. Сбросив одеяло, она распахнула его халат и стала целовать обнажённое тело, начав с груди. По мере того, как её губы опускались всё ниже, Бхулак сжал зубы в сладострастном предчувствии. Наконец он ощутил, как они нежно, но крепко и плотно охватили его нефритовой жезл, напряжённый уже до последней степени. Когда же они стали энергично двигаться, мужчина, уже не в силах сдерживаться, издал громкий стон.

Он не знал, как долго продолжалась эта восхитительная пытка — время перестало иметь значение. Но всё-таки она кончилась. Ай оторвалась от него, приподнялась и сбросила одежду. Посмотрев угольно-чёрными раскосыми глазами на Бхулака, возбуждённого до безумия, вздыбленного, готового взорваться, словно чреватая бурной грозой туча, она довольно улыбнулась и, встав над ним на коленях, принялась устраиваться на нём — осторожно и плавно.

В свете фитиля и догорающих углей он любовался её блестящим худощавым телом, двигающимся по-змеиному быстро и гибко. Он с наслаждением вдыхал аромат её страсти, смешивающийся с запахом его собственного вожделения. Глядя на её подрагивающие груди, он вдруг понял, что они ему всегда напоминали — два не раскрывшихся розовых бутона. Подняв руки и взяв их, он ощутил, как по его ладоням ходят шершавые напряжённые соски. Знак вечной жизни чуть выше жёстких чёрных волос её лона как будто ожил, покатился по миру, втягивая его в свой круговорот, и Бхулак сам попал в это коловращение, слился с ним и стал им.

Он мог бы провести в таком положении вечность — его бы это вполне устроило. Но девушка, видимо, подустала, замедлила движения, а потом осторожно слезла с него. Ну что же, теперь бразды правления должны были перейти к нему, и это тоже доставляло ему великую радость. Он поднялся, перевернул женщину, приподнял её и вошёл сзади. Сделал он это так порывисто и неудержимо, что теперь в сладкой муке застонала она. Это ещё больше подстегнуло его, он ускорил движения, которые захватили и девушку, которая вторила им. Теперь ожили рисунки на её спине: огромные глаза Владыки сущего глядели на него в упор — так бездна разглядывает человека. Маленькие символы жизни катились, потоком обтекая вечный этот лик, а он в свою очередь видоизменялся — лицо мужа перетекало в лицо жены, Бог-зверь становился Великой Матерью, и опять, и опять...

— Засей меня!!

Бхулак не ведал, откуда в его безумие ворвался этот пронзительный крик, но повиновался, перестав сдерживаться, с громовым рёвом наполняя женщину доверху — так низвергается бурный пенящийся водопад...

— Засей! — уже слабо простонала она и обессиленно осела на ложе.

Он рухнул рядом с ней, обливаясь горячим потом, даже не пытаясь унять бешено колотящееся сердце.

Через какое-то время он понял, что она беззвучно плачет и слегка растерялся.

— Что с тобой? — хрипло спросил он.

Членораздельные слова давались ему с некоторым трудом.

— Я... я была наполнена, когда Ханжо убил моего господина. Когда я бежала к Матери, то... потеряла ребёнка.

Она расплакалась ещё больше, а он мог лишь крепко обнять её, стараясь без слов передать, как он сочувствует ей. И её слёзы иссякли.

— Ты засеял меня, я знаю, — сказала она тихо, но с убеждённой радостью. — Я наполнена опять.

Он не стал спорить.

— Мой сын будет великим воином и колдуном, — она повернулась к нему и счастливо улыбнулась. — И царём!