Путь Пилигрима

– Ладно, ладно…- Шейн заставил себя собраться.- Просто это то, в чем я был почти уверен, только я надеялся, вопреки очевидному, что запись можно будет сделать.

Что ж, попытаться все же стоило. Алаагская техника для нас слишком непостижима.

– Как это?
– спросил Питер.- И если так, то почему ты не предупредил нас заранее?

– Потому что не было способа узнать, пока не попробуешь. Потому что, как я говорил, я надеялся вопреки всему. Возможно, когда-нибудь покажу вам, каким образом можно было это сделать - если не ошибаюсь на этот счет. Алааги могут десятком способов пропасть из поля зрения человека. Вопрос в том, сделали ли они это потому, что знали о присутствии людей?

– Тоже скажешь,- с горечью произнес Питер.- Похоже, ты знаешь обо всем больше, чем мы сами.

– Не знаю,- сказал Шейн, ставя на стол пустую чашку. На него опять навалилась усталость.- Понимаешь, есть две возможности. Нет, беру свои слова назад. Существует бесконечное число возможностей, но делать себя невидимыми для человеческой аппаратуры и зрения только потому, что люди собирались записать их действия на пленку,- не одна из этих возможностей. Скорее, они просто уничтожили бы замешанных в этом людей. Нет, не знаю, какова была причина… но эта причина связана с алаагами, а не с нами. Так что не стоит волноваться.

– По крайней мере,- сказал Питер,- мы знаем, что им не было известно о наших людях, готовых к записи.

– Не обязательно,- возразил Шейн.- Алааги могли просто проигнорировать вашу записывающую команду - как мышей или насекомых за стеной. Но по зрелом размышлении я не склонен в это верить. Или, может быть, они еще не занялись их ликвидацией. И снова есть много нечеловеческих ответов. Это неважно. А хотел я узнать вот что: присоединились ли другие офицеры к тому, что задумал Лаа Эхон, или были приглашены приехать и обдумать это сотрудничество - ведь сейчас я в неведении.

– Понимаю,- сказал Питер.- Это, разумеется, трагедия - твое неведение. То, что мужчины и женщины, пытавшиеся записать для тебя это совещание, могут сейчас ожидать своей очереди на казнь, вряд ли стоит внимания.

Шейн хмуро посмотрел на него.

– Мое неведение может стоить жизни миллионам человеческих существ,- сказал он.- Сколько человек было в группе записи?

– Почему?
– Питер наклонился вперед.- Почему это может стоить жизни миллионам людей?

– Потому что у алаагов есть и политика тоже,- резко произнес Шейн.- Затевается замена Лит Ахна Лаа Эхоном на посту Первого Капитана. Если это произойдет, мы окажемся в беде. Лаа Эхон - нехороший…

– Что ты имеешь в виду под словом «нехороший»?
– прервал его Питер.- Почему бы не сказать, что с ним не в порядке, вместо того чтобы пытаться перевести какой-то чуждый термин?

– Потому что ни одно слово не переводит «нехороший» тем, что подразумевают алааги,- сказал Шейн.- Оно заключает в себе больший смысл, чем человеческое слово. Буквально оно означает «какой угодно, только не хороший», а их определение слова «хороший» отличается от нашего. Но в данном случае это означает, что по алаагским стандартам Лаа Эхон ненормален. Это значит, что он не реагирует так же, как нормальный алааг; а все, что мне известно, все, что можно использовать для манипулирования этой расой, основано на поведении хорошего алаага. Когда дело касается Лит Ахна, я знаю его реакцию на определенные слова или действия. Когда же дело касается Лаа Эхона, то я не всегда уверен. Поэтому я хочу сделать все, что в моих силах, чтобы отстранить его, и информация об этой встрече - если это действительно было политическое совещание под видом делового - могла бы помочь мне.

Он остановился, еще более изможденный, чем прежде.

– Хорошо,- сказал Питер. Жесткость плотно сжатых губ и решительной челюсти пропали. Выражение вдруг постаревшего лица стало обескураженным.- Ладно, ладно. Если ты так говоришь. Но черт возьми! Что с тобой поделаешь, Шейн?

Шейн почувствовал внезапный приступ отвращения к себе. Вслед за этим он испытал то же чувство, которое возникло у него к Сильви Онджин в Доме Оружия, после первоначального раздражения, вызванного ее появлением в его комнате, когда он вернулся из Милана. Сейчас он перевел взгляд с Питера на Марию, заметив, что выражения на их лицах были весьма схожими, а они посмотрели на него.

– Господи!
– тихо произнес он.- Вы действительно верите в меня - вы оба!

В комнате на минуту наступила странная тишина.

– Что еще нам остается делать, Шейн?
– спросила Мария.

– Верно,- согласился Питер.- Ты ведь не оставляешь нам другого выбора.

– Думаю, да,- сказал Шейн. Он не мог заставить себя оторвать от них взгляд, как будто никогда не видел их раньше.- Но понимаете, до… до недавнего времени я по-настоящему не верил в себя.

Питер изумленно посмотрел на него. А Мария улыбнулась.

– А теперь веришь,- произнесла она так тихо, будто говорила сама с собой.

– Что с тобой случилось?
– гневно спросил Питер.- Ты думал, все, о чем мы говорили,- просто болтовня? Что все слова о людях, надевающих плащи и берущих в руки посохи были… Господи! Ты сомневался даже по поводу профессионалов, формирующих Организацию, и по поводу всего, что я тебе о них рассказывал!

– Да,- признался Шейн,- думаю, да. Но самое главное то, что я не верил в Пилигрима,- поэтому мне трудно было поверить, что люди реагируют на него так, как ты об этом рассказывал. Я даже не поверил, когда сам увидел их в плащах. И продолжал считать, что у всех них не может не быть персональных эгоистичных причин делать то, что они делали.

– Почему, ради всего святого?
– спросил Питер.

– Потому что, понимаешь ли,- сказал Шейн,- я не Пилигрим. Я просто телесная оболочка, которой пользуется Пилигрим - настоящий Пилигрим. На самом деле Пилигрим - нечто совершенно нематериальное, существующее только в сознании верящих в него людей, и чем сильней вера, тем более могуществен Пилигрим.

Он вдруг смолк и уставился на них.

– Бог мой,- произнес он,- вот оно что. Все это время мое подсознание реагировало правильно, а я этого не знал. Разумеется, в этом их слепота, их уязвимость. У них нет Пилигрима - я хочу сказать, у них нет настоящего Пилигрима - о котором я говорю.

Питер и Мария во все глаза смотрели на него.

– Хорошо,- наконец произнес Питер.- Предположим, в этом есть хоть какой-то смысл - что все это значит, по-твоему? И во всяком случае объясни, почему ты так радуешься своему выводу?

– Ты что - не понимаешь, что это значит?
– спросил Шейн.- Это значит, они слепы в этой области - им чего-то не хватает именно в этой области. У них нет ничего, чтобы управлять Пилигримом; и мое подсознание знало это все время - подсознание всех нас знало,- вот почему мы делали то, что делали. Алааги и вправду не понимают, зачем мы ставим на зданиях один и тот же знак. Разве не понимаешь? Вселенная, как они ее видят, не содержит в себе ничего вроде Пилигрима - для них он не существует.

– Но ты существуешь,- сказал Питер.

– Но я же объяснял вам - я не Пилигрим. Да, я его часть. Но Пилигрим - и ты, Мария, и ты Питер, и Иоганн, и даже Джордж Маротта, и все люди из Сопротивления, и все люди из твоей Организации, и еще миллионы и миллиарды. Он - это все люди!

Они оба наблюдали за ним.

– Какая нам от этого польза?
– спросил Питер.

– Польза самая прямая!
– сказал Шейн.- Это значит, что с этого момента я могу предоставить Пилигриму управлять ходом вещей. Мария была права. Она сказала, что я думаю совсем как алааг; так оно и было - я так был похож на алаага, что не видел Пилигрима. Но теперь я его вижу, я могу себе позволить быть человечным, позволить Пилигриму говорить от моего лица, начиная с этого момента. Питер, как скоро ты сможешь привести каких-то представителей этой Организации на встречу со мной?