Путь русского офицера (сборник)

И все-таки… И все-таки мобилизация прошла по всей огромной России вполне удовлетворительно и сосредоточение войск закончено было в установленные сроки.

Главнокомандующим Юго-Западного фронта стал генерал Н. И. Иванов. Обязанный своей карьерой ряду случайных обстоятельств, в том числе подавлению Кронштадтского восстания, он – человек мирный и скромный – не обладал большими стратегическими познаниями и интересовался больше хозяйственной жизнью округа. Но начальником штаба дан был ему генерал М. В. Алексеев – большой авторитет в стратегии и главный участник предварительной разработки плана войны на австрийском фронте.

Впоследствии, после галицийских побед, имя генерала Иванова пользовалось большой популярностью и в русском обществе, и у союзников. И тогда – в большой прессе, и потом – на страницах военно-научных трудов приводились соображения и распоряжения генерала Иванова, двигавшие десятки корпусов к победе. В этих распоряжениях он был весьма мало повинен, ибо фактически водителем армий был генерал Алексеев.

Командующим 8-й армией был назначен генерал Брусилов, его начальником штаба – генерал Ломновский. Поначалу генерал Брусилов, по недостатку опыта в технике вождения крупных сил, находился под влиянием своего начальника штаба. Но потом эмансипировался и проявлял личную инициативу и самостоятельность решений.

Я был назначен генерал-квартирмейстером 8-й армии.

С чувством большого облегчения сдал свою временную должность в Киевском штабе вернувшемуся из отпуска дежурному генералу и смог погрузиться в изучение развертывания и задач, предстоящих 8-й армии.

* * *

1 августа Германия объявила войну России, 3-го – Франции. 4-го немцы вторглись на бельгийскую территорию и английское правительство сообщило в Берлин, что оно «примет все меры, которые имеются в его власти, для защиты гарантированного им нейтралитета Бельгии».

Австрия медлила. И русский царь, все еще надеясь потушить пожар, повелел не открывать военных действий до объявления ею войны, которое состоялось, наконец, 6 августа. Вследствие этого наша конница, имевшая всего четырехчасовую мобилизационную готовность, смогла бросить за границу свои передовые эскадроны только на шестой день…

Началась великая война – это наивысшее напряжение духовных и физических сил нации, тягчайшая жертва, во имя Родины приносимая.

Началась великая война – это экономическое разорение, моральное одичание, с миллионами загубленных человеческих жизней.

Великая война, которая привела человечество на край пропасти…

* * *

В противоположность тем настроениям, которые существовали у нас при начале русско-японской кампании, Первая мировая война была принята, как отечественная, всем народом.

Правда, радикально-либеральные круги пришли к «приятию войны» не сразу и не без колебаний. Весьма характерна в этом отношении позиция органа партии кадетов – «Речи». В июле газета протестовала против русских и французских вооружений, как «тяжелых жертв, приносимых на алтарь международного воинствующего национализма»… 25 июля требовала «локализации сербского вопроса и воздержания от какого бы то ни было поощрения по адресу Сербии»… Но после австрийского ультиматума признала его «традиционной политикой уничтожения Сербии», а сербский ответ – «пределом уступок»…

В редакционных совещаниях шли бурные споры, отражавшие противоречия заблудившейся либеральной мысли. В день объявления войны «Речь» была закрыта властью Верховного главнокомандующего, а 4 августа появилась вновь, определив в передовой статье свое новое направление следующими словами: «“В грозный час испытания да будут забыты внутренние распри, да укрепится еще сильнее единение царя с народом” – эти знаменательные слова высочайшего манифеста точно указывают основную задачу текущего момента».

Вопрос о приятии войны вызвал раскол и в социалистическом лагере. Парижская группа социалистов-революционеров «Призыв» (Авксентьев, Руднев и др.) требовала «участия революционной демократии в самозащите народа», поясняя, что «путь, ведущий к победе, ведет к свободе». Петербургские же социалисты-революционеры (А. Ф. Керенский и др.) были против «оборонческой политики».

Подобные противоречия приводили иногда к парадоксальным явлениям, вроде следующего. Социалист-революционер Бурцев в начале войны, под влиянием патриотических побуждений, решил прекратить революционную борьбу и вернуться на родину – с целью вести кампанию за войну, как общенациональное дело. Но власти посадили его в Петропавловскую крепость и предали суду. Защищать Бурцева приглашены были его партийные товарищи – адвокаты Керенский и Соколов.

– Вы нас поставили в тяжелое положение, – говорил допущенный в тюрьму к Бурцеву Керенский. – Мы не можем вас защищать. Нужно всеми силами протестовать против этой войны, а вы ее защищаете. Вы этим оказываете поддержку правительству.

Защищал поэтому на суде социалиста-революционера Бурцева кадет Маклаков.

Расколы произошли и среди социал-демократов. Целый ряд крупных экономистов социал-демократов – Иорданский, Маслов, Туган-Барановский и др. высказывались за оправдание войны против Германии. Их взгляды разделял сам «патриарх» анархистов Кропоткин. И только социал-демократы– большевики с самого начала войны и до конца оставались интегральными пораженцами, пойдя на оплачиваемое сотрудничество со штабами воевавших с нами центральных держав и ведя за границей широкую пропаганду на тему, преподанную Лениным: «Наименьшим злом будет поражение царской монархии».

Но все это были лишь единичные пятна на общем фоне патриотического подъема России.

И когда в августовские дни 1914 года разразилась гроза… Когда Государственная дума в историческом заседании своем единодушно откликнулась на призыв царя «стать дружно и самоотверженно на защиту Русской земли»… Когда национальные фракции – поляки, литовцы, татары, латыши и др.– выразили в декларации «непоколебимое убеждение в том, что в тяжелый час испытания… все народы России, объединенные единым чувством к родине, твердо веря в правоту своего дела, по призыву своего государя готовы стать на защиту родины, ее чести и достояния» – то это было нечто большее, чем формальная декларация.

Это свидетельствовало об историческом процессе формирования РОССИЙСКОЙ НАЦИИ, невзирая на ряд ошибок правительственной политики и невзирая на некоторые проявления национальных шовинизмов, часто приносимых извне.

Во всяком случае, то обстоятельство, что в течение трех с лишним лет страшной войны, с переменным успехом, на огромнейшем пространстве многоплеменной империи нашей не было ни одного случая волнения на национальной почве,– факт большого и положительного значения.

1914 год. На фронтах войны

Началась Первая мировая война. Соотношение вооруженных сил сторон было таково: после окончания мобилизации и сосредоточения, силы Антанты, по сравнению с центральными державами, были 10 к 6. Но нужно принять во внимание слабость бельгийской армии; неорганизованность и полное несоответствие современным условиям вооружения и снаряжения армии сербской – армии храброй, но имевшей характер милиции. С другой стороны, превосходство австро-германцев в количестве артиллерии, особенно тяжелой [86] , а немецкой армии – в технике и организации уравновешивало, если не перевешивало, эту разницу.

86

Орудий на корпус: Германия – 160, Австрия – 132, Франция – 120, Россия – 108. (Примеч. автора.)