Путь слез

– Что нам делать? – спросил он.

– М-может перевернуть его?

Они со стоном, осторожно перевернули Георга на спину.

Мальчик поддался, и когда он оказался лицом кверху, товарищ закричали:

– О, Боже! О, Боже, нет!

Вил подскочил к несчастному Георгу и уложил его болтающуюся голову себе на колени. Встретившись с глазами мальчика. Вил на миг застыл, окаменев от ужаса, потом зарыл лицо в потрепанную грудь Георга и зарыдал.

– Георг, Георг. Как же так, Георг, – стонал он. – Как же так От падения шея Георга переломилась как та ветка, что не выдержала его веса. Юный лорд неподвижно и безжизненно лежал на одинокой горе, весь в грязи и липких влажных листьях. Но кто бы усомнился, что душа его воспарила, обласканная и благословенная слезами ангелов, которые были посланы воздать ему честь и проводить на небеса?

Дрожащий Карл подполз к Георгу и крепко прижал его к себе.

– Мой милый друг, – всхлипывал он. – Ах, Георг, мне так… очень… жаль.

Он закрыл глаза и зарыдал.

Вил крикнул остальным детям, оставшимся наверху.

– Георг погиб… Мы сейчас спустимся… там… внизу, на росчисти.

Крестоносцы молчаливо кивнули и послушно выстроились в колонну, чтобы идти за Петером, куда велено.

Вил, Отто и Конрад напружились и подняли тело Георга с камня. Спотыкаясь и поскальзываясь на мокрой земле, тяжело сопя, они старались нести Георга с достоинством, полагающемся его жертвенному поступку.

Фрида утешала Карла, который страдал от боли телесной и душевной.

– Осторожней, Карл, потихоньку. И… вытри глаза, чтобы невзначай не спотыкнуться. Вот так, – ласково говорила она.

– Бедный Георг. Я… я…

Девочка положила руку ему на дрожащие плечи. Она выглядела очень женственной: сильной, заботливой, мудрой и великодушной.

– Мужайся, Карл. Твой друг любил тебя и знал, что ты также любишь его. Вот, возьми его крест.

Окровавленными руками Карл взял деревянный крест Георга и поцеловал его. Слова были излишни. Он просто оперся на руку надежной Фриды, и они пошли за остальными.

Никто потом не помнил, как они спустились. Все происходило как в забытьи или в смутном сне. Только когда они, рыдая, встретились внизу с товарищами, пришло осознание, что все это наяву и что во все дни жизни они не забудут того, что произошло. Вил с Отто положили тело Георга посреди поляны, а крестоносцы окружили их плотным кольцом, держась за. руки. Спустя некоторое время Вил срывающимся голосом велел вырыть яму – тут же, под широкой приветливой кроной древнего дуба.

– Так, вот здесь, достойное место.

И правда: старый дуб словно стоял на посту. Отсюда долина внизу раскрывалась как на ладони. В сердце роскошных земель восседало оно, сильное дерево, с крепкими дюжими корнями, раскидистое и решительное – под стать самому Георгу.

Петер, Фрида, Мария и Гертруда омыли костенеющее тело водой из луж, пока остальные рыли могилу, голыми руками вычерпывая грязь. Петер опустил Георговы веки и сложил его руки на груди. Девочки пригладили ему волосы и поправили истрепанные тунику и гамаши.

Когда все было готово, Вил, Ион и Отто отнесли Георга к могиле и бережно положили его в нее – ногами на восток, в ожидании Воскресения.

– Да, так хорошо, так солнышко будет пригревать его, – всхлипнула Мария.

Дети по очереди стали закрывать могилу камнями, пока не выложили настоящий курган. Карл воткнул в изголовье свой крест, а Мария положила букет полевых цветов над сердцем мальчика. Петер всхлипывал и давился слезами. Душераздирающая молитва лишила его сил. Язык не желал слушаться, и он с большим усилием выговорил в конце привычное: «In nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti…».

Священник запнулся и вновь поднял руки к небесам:

– Господи небесный, неисповедимы пути Твои. Твои промыслы тайны для нас. Прими же сейчас Своего доброго слугу, прекрасного юного лорда, в Свои объятья. Пусть Твои ангелы отнесут его к Твоему столу, где бы он пиршествовал в присутствии своего Спасителя. Облачи его в наипрекраснейшие Твои одежды. Да воздадут ему почести, достойные его. Пусть он веселится в сиянии света Твоего, наслаждается в садах славы Твоей, во веки и веки веков. Аминь.

По щекам старика потекли слезы, когда он снова достал свой драгоценный свиток. Медленно развернув одну из страниц он промолвил:

– Дети, дети мои, драгоценные агнцы. Невзгоды, которые мы с вами пережили, не поддаются моему уразумению.

Но, думается, смерть Георга зовет нас взглянуть далее той боли, которую мы переносим на пути. В своей смерти мальчик подарил нам то, что он дарил и при жизни – драгоценность сокровище от самого Бога, – то, что зовут Любовью.

И смотрите, у нас появилась надежда. Надежда, что Любовь восторжествует над невзгодами. Верно, память о нашем милом Георге всегда будет напоминать нам, что где любовь – там надежда, и вместе они победят тьму.

Я и прежде читал вам сей отрывок, и снова прочту, ибо святые слова надобно произносить в часы, подобные этому. Слушайте – и вы увидите в словах доброе сердце нашего Георга.

Петер медленно вытер глаза рукавом и задержал взгляд на Марии, которая нежными пальцами бережно положила цветы поверх могилы. Затем, словно сами небеса засвидетельствовали о правоте слов священника, сквозь бегущие облака на землю упали длинные ясные лучи солнца и бриллиантами света осыпали потрепанный отряд детей, понуро опустивших головы.

Петер взял лист дрожащими руками, но его голос не проявил ни малейшего намека на трепет или сомнение. Он говорил с такой уверенностью, что собравшимся почудилось, как долина, лежавшая под ними, внезапно притихла, отдавая наибольшую дань почести – своему Всевышнему.

– «Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит. Любовь никогда не перестает».

Только сейчас голос Петера дрогнул, и священник, упав ничком, зарыдал.

Крестоносцы окружили могилу, утопавшую в цветах, и взялись за руки, чтобы спеть свой гимн, хотя немногие смогли допеть его до конца.

– Ах, – всхлипывал Карл. – Мне… так жаль, так жаль. Мне так стыдно.

Другие согласно закивали. Им стало неприятно, что они сами втихомолку презирали Георга за его добродушие, и скрыто ненавидели за благородное происхождение. Спустя долгое время на ночном своде появился месяц и озарил сокрушенный отряд, который разжег небольшой костер и лег спать возле Георга – в последний раз.