Путь солнца
Шрифт:
– Опять своё заладил...
– Подожди, сваха... Да не стоять! Я ж тебе уже сколько раз объясняла, ЧТО люди в церкви делают. Не хочешь к Богу обратиться с молитвой - и он от тебя отвернётся. О детях проси, о внуке... о себе... Сколько народу вокруг мрёт от рака да от сердца! Сначала все гордые, как ты, и Бог им не нужен, а потом за что угодно цепляются, только бы ещё пожить!..
– О Боге плохого не скажу, я ж не какой-нибудь... Вон у меня в машине и иконка есть. Но часами тупо стоять - не для меня. Я лучше окна попротираю...
– Это - не "лучше". Пойдём, Надя, а то с твоим мужем и я нагрешу, и на ребёнке отразится...
Женщины ушли в церковь, а кандидат в крёстные отцы, раздражённый уговорами и упрёками свахи и жены, мысленно продолжил с ними спор. Больше всего Вячеслава Григорьевича возмущала женская нелогичность. "И
зачем полдня надоедать Богу?.. Зашёл, поставил
... В церковь Вячеслав Григорьевич вошёл, когда его сын привёз на крещение свою молодую семью. Невестка решила, что добропорядочный свёкор дожидается внука и будущего крестника и даже извинилась, что из-за них он ещё не на службе. После таких слов да под воздействием радостного, праздничного возбуждения, которое привезли с собой молодые супруги, мужчина уже не мог отсиживаться в машине и скрепя сердце поплёлся "надоедать Богу".Однако Вова и Света устроили ему ещё два испытания, прежде чем все четверо оказались в средней части храма. Сначала его молодёжь раздала деньги бедным, которых у церковных ворот оказалось человек пять-шесть, и Вячеслав Григорьевич растерялся, не зная, надо ли ему поступать так же и вообще есть ли у него в карманах какая-нибудь мелочь. Пока думал, прошли дальше. Но тут сын и невестка остановились у входа и несколько раз перекрестились, причём Вова кланялся с маленьким Дениской на руках. "Сына уронишь", - буркнул заботливый дед, однако ребёнок был спокоен и оглядывал всё кругом с большим любопытством.
Внутри Вячеслав Григорьевич, дабы чувствовать себя свободнее и не равняться на своих младших, встал отдельно, почти у входа. Соседями оказались мужчины чуть помладше его, один странноватый - с бородой, бедно одетый, да щупленькая старушка, низко опустившая голову и вся углублённая в себя.
"Благословенно царство Отца и Сына и Святаго Духа!" - провозгласил священник. "Благословенно", - согласилась Людмила Петровна, крестясь и делая поклон, и мысль о будущей жизни, где не будет ничего плохого, злого, жестокого, умилила её и примирила со всеми неприятностями последнего времени, которые как-то легко утеряли свою тревожащую силу, измельчали и резко сдвинулись в прошлое, в то самое прошлое, откуда даже большие потери, покрытые наслоениями последующих событий, уже не способны резануть нас острой болью. "Почему - Святаго, а не Святого?
– подумал
Вячеслав Григорьевич.
– Или так лучше: Святаго?.. Святаго Духа... Святого Духа... Ё-моё: опять не успел перекреститься. Бабка слева вон как крестится... И кланяется низко, хоть и старая... Подшипник надо менять... А лучше оба... Блин, хозяин с утра погонит на пекарню, скажет: "Потом сделаешь". А когда - потом? Потом развалится на ходу, и я буду виноват. А этот хрен скажет, что я не говорил... Опять кланяются..."
На "Миром Господу помолимся" Людмила Петровна перекрестилась с улыбкой и порадовалась тому, что в её душе нет ни одной недоброжелательной мысли. Зная, что в эти минуты батюшка просит самого Господа милостиво взглянуть на неё, равно как и на всех остальных присутствующих, женщина подобралась вся, затихла внутренне и, хотя с некоторым страхом, но смело вручила себя Чистейшему взгляду. "Спасе милосердный, - обратилась она шёпотом, - прошу не за себя, недостойную, а за дочь мою Светлану, зятя Владимира, а особенно за маленького их сына Дионисия. Не оставь их, Господи. Даруй им счастливую жизнь, без горестей больших. Огради от злых, клеветников и завистников..." "Нет, точно скажет, - ещё раз беспокойно подумал Вячеслав Григорьевич.
– Подлец ещё тот. Он всегда выкрутится. Васильич же расплачивался за свой счёт. Ни хрена себе, сколько платить, если подшипники разобьёт!.. Уволюсь нафиг... Чё он там шепчет?.. Ишь ты, сваха-то у меня красивая. Что-то не замечал... Скажу в понедельник про подшипник. Боялся я его..."
Какой-то мужчина одного с Вячеславом Григорьевичем возраста протиснулся вперёд, чтобы поставить свечку у большой иконы на правой стене, и мысли о подлом начальнике заместились попыткой угадать, кто этот человек. "Вроде, знакомое лицо, - уверял себя Вячеслав Григорьевич.
– Чувствую, что где-то мы с ним пересекались, но где - хоть убейся: не вспомню... Может, раньше на автобазе работал?.. Нет, на водилу не похож... Да, пили мы там зверски. Санька, видать, от этого и помер... Скоро выпьем и сегодня. Оно хорошо с морозца... Беленькая, чистенькая... А потом
Что-то я не спросил: а на крещении тоже долго стоять?.. Тогда лучше выйти, посидеть в машине, а то спина уже начинает уставать... Во, лезет, толстуха... Служба идёт, надо стоять смирно. Ещё пропускают её... А ведь его будут купать. Тогда обязательно расплачется... Сваха сказала, что мы с нею должны ребёнка держать на руках. А он ко мне ещё не привык, ёлки-палки..."
Запели антифоны, и до малого входа Людмила Петровна мысленно перемотала-перечувствовала все те события, от которых началась наша новая эра, при этом в сотый раз поражаясь божеской любви к человечеству, когда Тот, кому подвластно всё, смирился до простой земной жизни да ещё претерпел от глупых, жестоких и циничных людишек всяческое зло. "И никакой мести, - удивлялась она.
– Наоборот, не ушёл от нас, а остался с нами навсегда..." "Да, - поразился и Вячеслав Григорьевич, - вроде бы иномарка, а сыпется, как будто на ней целую войну возили снаряды. Вот у меня ж машина ничего, а эта, на работе... Что-то сына не видно... Вышел, наверное... Конечно, Дениска здесь долго не выдержит... Ещё напугается малец... Да вроде ж не плакал... А невестка-то молится, как положено. Это хорошо: если верующая - не загуляет... Как я загулял тогда с диспечершей... Сколько был уже женат?.. Два или три года... Куда это они выходят со свечами?.. По церкви что ли пойдут?.."
"В такой вот момент литургии, - вспомнила Людмила Петровна, - Серафим Саровский сподобился увидеть, как сам Христос шёл в сопровождении святых и ангелов. Какое великое счастье, что Он где-то здесь, рядом с нами. Можно быть спокойной за мир и за людей". "Да-а, Валька-диспечерша была тёртой бабой. Еле отделался от неё, - Вячеслав Григорьевич покачал сам себе головой.
– А какая с неё жена?.. Не, разводиться нельзя было... Хорошо, что этот молодой появился у нас. Передал, так сказать, "сокровище"...А чего он разбился-то?.. Не помню. Я тогда уже уволился..."
Вспоминать дальше Вячеславу Григорьевичу помешала поясница, место в организме, которое у водителей первым объявляет, что приближается старость. А тут ещё начали кадить при чтении Апостола. Вячеслав Григорьевич растерялся, не зная, как себя вести, и, когда люди внутренне подобрались и исполнились строгости, готовясь к главному - чтению Евангелия, трусливо выскользнул вон. Он завёл машину, но не сел в неё - ещё не нагрелась, - а стал бродить вдоль церковной ограды.
Когда священник начал тайно читать молитву, в которой просил Господа принять моления прихожан, Людмила Петровна, подняв взгляд к верху иконостаса, попросила Бога о здравии и благополучии всех своих родных. Упомянула она и свата. Тот уже сидел в машине и слушал радио. В церкви запели Символ веры, но мужчина развлекался другими словами:
Не уходи: мы ещё не всё сказали.
Не уходи: любви мы не додали...
Родник
Дедушке, Курило П.Г., посвящаю
– Всё, первые две готовы! Отдыхаем!
Пожилой мужчина ткнул вилы в кочку, убедился, что они не упадут, и отошёл в тень. Мальчишка, его внук, примерился к копне.
– Ого! Выше меня! Добрая копыца!..
– Осядет...пока вывезем...
– не оборачиваясь, ответил его дед.
Они спрятались под дубки, где стояла сумка с едой, одновременно и с удовольствием вытянули ноги. Старший оперся спиной на дерево, младший расположился полулёжа, подставив под голову локоть. Довольные тем, что перестало печь в голову, руки, спину, несколько минут молчали.
– ... Дедушка, а мы всё сено сегодня соберём?
– спросил мальчик, пытаясь взглядом добраться до конца покоса.