Путь страсти
Шрифт:
У Глории лопнуло терпение.
— Проклятие, что ты о себе воображаешь? Почему ты так уверен, что я сижу тут и жду, когда ты закончишь со своими гребаными делами и соизволишь вспомнить обо мне?! Неужели тебе никогда не приходило в голову, что мне осточертело вечно тебя ждать?
— Нет, не приходило.
Его ответ подействовал на нее как пощечина.
— Вот поэтому я велела тебе убираться. — В горле встал комок, но Глория храбро продолжала: — Ты вспоминаешь обо мне только, когда тебе хочется. Все остальное время я ничего для тебя не значу. С меня хватит, Дилан. В конце концов,
Дилан продолжал смотреть на нее. Опять этот властный взгляд доминантного самца, привыкшего, что все склоняются перед его волей.
— Это мой дом, Дилан, — с трудом выдавила Глория. — Уходи.
Взгляд Дилана стал суровым.
— Ты действительно этого хочешь?
— Нет, — вырвалось у нее. Что-то вдруг надломилось в ней, и она заговорила, торопясь и глотая слова: — Я хочу, чтобы ты сказал, что любишь меня, что хочешь, чтобы я стала твоей подругой, что был бы рад навсегда остаться со мной. Вот чего я хочу! Только этого никогда не будет. Я устала, Дилан. Поэтому уходи.
— Глория…
Проклятие, он по-прежнему чувствует себя альфой — скорее умрет, чем покажет, что ее слова задели его, что ему больно, что ему плохо.
— Что? — рявкнула она.
— У меня сейчас… сложное время. Весь мой мир вдруг разом изменился… не знаю, смогу ли я найти в нем свое место.
От этих слов у Глории защемило сердце, но она не собиралась сдаваться.
— Какое это имеет отношение к твоему нежеланию иметь подругу?
— Я уже однажды выбрал себе подругу. Она умерла.
— Знаю. И мне очень жаль. Я сочувствую тебе, правда. Я ведь тоже потеряла супруга, ты же знаешь.
Это случилось почти сто лет назад. Стая, к которой принадлежали Глория и ее друг, обитала в самом сердце Скалистых гор — жизнь там была суровой, но они были счастливы. Глория всегда отличалась крепким здоровьем, но рождаемость в те времена была низкой, и ей так и не удалось забеременеть. Спустя год после того, как она стала его подругой, на стаю напали их дикие сородичи и вырезали всех до последнего. Уцелела только Глория — и то лишь потому, что ее друг заранее помог ей спрятаться. Тогда Глория спорила с ним до хрипоты и только потом поняла, что, не послушайся она его тогда, сейчас она тоже была бы мертва. Волколаки попользовались бы ею в свое удовольствие, а после бросили бы ее умирать.
Спустя несколько дней ее отыскала стая ее родителей — обезумевшая от горя Глория бродила между трупами. Страж отправил души ее сородичей туда, где их ждала вечная жизнь, а Глория вернулась к семье. Она дала себе слово, что никогда не станет ничьей подругой.
И держала его — до того самого дня, пока не встретила Дилана. И Глория поняла, что жизнь продолжается, несмотря ни на что.
— Знаю, — кивнул Дилан.
Глория в свое время рассказала ему свою печальную историю — впрочем, он и так узнал бы об этом от Уэйда, вожака ее стаи. Бессмысленно было даже пытаться скрыть что-то от Дилана.
Глория тяжело вздохнула.
— Если ты думаешь, что я хочу заставить тебя забыть о Ниам, то ошибаешься. Просто мне осточертела такая жизнь. Мы ведь еще можем быть счастливы, Дилан, несмотря ни на что! Но если ты не
хочешь… что ж, тогда уходи. — Она облизнула пересохшие губы.Дилан медленно направился к ней. У него было такое выражение лица, словно перед ним больной или раненый детеныш. Почувствовав его руки на своих плечах, Глория чуть не расплакалась.
— Ты такая сильная, — его руки бережно гладили ее шею, — такая сильная… мне даже в голову не могло прийти, что тебе больно…
— Наверное, я хорошо умею скрывать свои чувства.
— Да уж… — Дилан, нагнувшись, потерся о нее носом. — Прости, милая, — прошептал он. — Прости за то, что я не тот, кто тебе нужен.
Слезы брызнули у нее из глаз и потекли по щекам.
— Значит, ты согласен, что тебе лучше уйти?
Дилан молча кивнул. Потом снова потерся о ее щеку носом, и губы его скользнули по ее щеке. Когда он отодвинулся, Глория почувствовала, что сейчас умрет.
«Это вряд ли», — шепнул ей внутренний голос. Дилан ведь не умер — он просто решил уйти. Но для нее все равно что умер.
— Ты, наверное, хочешь забрать свои вещи, — сдавленным Голосом пробормотала она. Не то что бы у него было много вещей — все они легко могли уместиться в небольшой сумке.
— Выброси их. Или оставь на крыльце — я попрошу Лайама их забрать. Словом, решай.
Вещи мало что значили для оборотней… а уж для Дилана и подавно.
— Что ты собираешься делать? — спросила Глория.
— Пока не знаю. — Пожав плечами, Дилан скупо улыбнулся: — Не волнуйся, не пропаду. Я могу позаботиться о себе — как-никак я вырастил троих сыновей.
Глория кивнула — говорить было не о чем. Смахнув слезы с ее ресниц, Дилан ласково поцеловал ее в губы.
— Береги себя.
И ушел — закрыл за собой дверь и спустился с крыльца так же неторопливо, как незадолго до этого вошел. Даже не оглянулся — просто забрался в свой пикап и уехал.
Глория подождала, пока шорох колес стихнет вдали, потом поднялась наверх, вошла в свою спальню, где до сих пор стоял запах Дилана, и плотно задернула шторы, и только после этого бросилась на постель, дав волю слезам.
— Ну, и что ты думаешь о моем отце? — поинтересовалась Андреа. — То есть об отчиме.
Шон покосился на нее:
— Мне он понравился. Ты сказала, он хороший. И я сам убедился в этом.
— Я скучаю по нему, — призналась Андреа.
— Если хочешь, могу попробовать добиться, чтобы ему разрешили переехать сюда. Если он сам, конечно, захочет. Ведь тогда ему придется расстаться со своей стаей.
— А ты сможешь? Люди не позволили ему уехать со мной, и потом, нужно еще согласие здешней стаи…
— Это уж наша с Лайамом забота.
Это было сказано так невозмутимо, с такой уверенностью в собственной власти, что Андреа опешила.
— Если ты так же внимателен ко всем девушкам, которые побывали в твоей постели, мне остается только удивляться, что к твоему дому еще не выстроилась очередь, — усмехнулась она.
Шон повернулся к ней. В глазах его вспыхнуло пламя.
— Я так внимателен только к той, которую хочу иметь подругой.
— Боюсь, остальным это не понравится. Не боишься, что они надерут тебе задницу?