Путь зла. Запад: матрица глобальной гегемонии

Деньги, втом или ином виде (как средство обмена), достаточно широко использовались уже в самых примитивных обществах, однако отношение к ним как к абсолютной (универсальной) ценности возникло в рамках сообществ с особыми условиями практической жизни и соответствующей им духовно–психологической организацией. Фактически деньги стали сверхценностью для маргинальных групп, которые, потем или иным причинам, не были интегрированы в социальную систему общества, в рамках которого они находились. Данный феномен объясняется тем, что торгово–финансовая сфера находится за рамками социального и культурного взаимодействия. Торговец или финансист всегда выступали в роли посредника, находясь между социально–экономическими слоями и этнокультурными мирами для обеспечения их взаимодействия [206] .

206

В торговце и финансисте на духовно–психологическом уровне воплотилась природа денег. Их мировоззрение и образ жизни являются отражением тех функций, которые присущи деньгам.

Эта роль позволяла им добиваться особого привилегированного положения, при котором они оставались на «нейтральной территории», сохраняя корпоративную изолированность и последовательно культивируя групповую отчужденность по отношению к той внешней среде, в которой они были вынуждены находиться.

Необходимо отметить и то, что во все времена люди, принципиально занимающиеся только торговлей и финансами, обладали способностью проникать во внутрь этнокультурных организмов, оставаясь при этом «инородными телами», не поддающимися «растворению» и «усвоению». Этому способствовало то, что деньги — абсолютно нейтральный (вненациональный, внекультурный, внеэтический) феномен, обладающий высоким уровнем мобильности. Именно поэтому деньги не только «не пахнут», но и не имеют родины. Аналогичными свойствами обладают торговец и финансист. Они не привязаны к конкретной стране и не ограничены в своей деятельности этическими или культурными нормами. Их жизнь — это жизнь вечных мигрантов, чья публичная мораль не более чем мимикрия, позволяющая приспосабливаться к неблагоприятной среде и облегчающая решение коммерческих вопросов. За их маской благопристойности в лучшем случае скрывается равнодушие, в худшем — ненависть презренного отщепенца. Взлелеянная ими отчужденность (при определенных условиях) делала торговые и финансовые кланы инородцев и иноверцев крайне опасными для тех народов, среди которых они оказывались, влекомые жаждой наживы.

Излагая идеи Зиммеля, С. Московичи писал: «Повсюду существуют инородцы, еретики, обездоленные и преследуемые — люди, исключенные из общества из–за опасности, которую они представляют для общества, если не для всего человеческого рода. Поскольку им не дают участвовать в общественной жизни и обладать благами, землями, домами, их единственное занятие — посвятить себя всему, что в той или иной степени связано с торговлей. Никакая другая роль не позволяет им существовать и даже приобрести некоторое могущество. Л ишьденьги могут дать это, и они хватаются за них как за спасательный круг. <…> И, вполне естественно, что эти категории индивидов считают погоню за барышом ценностью, превосходящей все другие. Именно из–за трудностей, с которыми они сталкиваются, они вынуждены заботливо культивировать свою способность к торговле и манипулированию деньгами подобно тому, как ремесленник — манипулированию своими инструментами. Они более прилежны, чем честные люди, которые могут преследовать их, а также более осторожны. Если презрение или обычай запрещают иметь с ними дружеские, профессиональные или сексуальные отношения, нужда в деньгах заставляет не обращать на это внимания и часто посещать тех, у кого есть деньги или кто имеет талант добывать их. Так поступали короли, князья и церковные иерархи, часто посещавшие банкиров» [76, с. 414].

На протяжении истории Запада маргинальные группы, по той или иной причине не встроенные в социальные структуры и этнокультурные системы западных стран, занимавшиеся торговлей и финансами, как правило, пополнялись протестантами (прежде всего кальвинистами и английскими пуританами) и иудеями. Между XVI и XVII веками иностранцы и иноверцы преобладали среди европейских банкиров и крупных купцов. В свою очередь, усиление значения денег не только сохраняло, но и увеличивало количество таких маргинальных меньшинств.

С развитием промышленности росло и значение денег. Это усиливало могущество торгово–финансовых кланов. В общем–то Запад изначально с трепетом относился к деньгам, что широко отразилось в теоретических работах западных идеологов, но стремительная индустриализация, требующая огромных капиталов, трансформировала данную склонность во всепоглощающую страсть. В свою очередь, этот объективный процесс активизировал субъективный фактор — маргинальные группы, издавна живущие за счет торговых операций и финансовых манипуляций, т.е. благодаря всему тому, что непосредственно связано с деньгами. Фактически в течение нескольких столетий ранее презираемые безродные изгои, находившиеся на социальном дне, заняли доминирующие позиции в обществе, политике и экономике западных стран, диктуя им свою волю. «Парии» возомнили себя «олимпийцами», обретя власть над Западом, а затем, используя его мощь, и над всем миром. Это стало возможным благодаря возросшему значению денег, контроль над которыми «менялам» удалось перехватить у национальных правительств; а также из–за того, что в сознании миллионов людей «золотой телец» стал абсолютной сверхценностью, превратившись в своеобразного бога универсальной мировой религии.

В данном случае парадокс истории заключается в том, что вслед за ценностями маргинальных групп в массовое сознание западных народов инфильтрировались их ментальные особенности — мироощущение, миропонимание, тип мышления, образ действий и т.д. Вот что, к примеру, писал Карл Маркс о своих вечно гонимых единоплеменниках, которые создали в еврейских замкнутых общинах ту специфическую духовную атмосферу, в которой взросла значительная часть финансовой элиты мира: «Еврей эмансипировал себя еврейским способом, он эмансипировал себя не только тем, что присвоил себе денежную власть, но и тем, что через него и помимо него деньги стали мировой властью, а практический дух еврейства [207] стал практическим духом христианских народов. Евреи настолько эмансипировали себя, насколько христиане стали евреями» [61, с. 409]. Там же он поясняет, что такое «еврейство»: «Какова мирская основа еврейства? Практическая потребность, своекорыстие. Каков мирской культ еврея? Торгашество. Кто его мирской бог? Деньги» [61, с. 408]. Последние он характеризует следующим образом: «Деньги — ревнивый бог Израиля, перед лицом которого не должно быть никакого другого бога. Деньги низводят всех богов человека с высоты и обращают их в товар. Деньги — это всеобщая, установившаяся как нечто самостоятельное, стоимость всех вещей. Деньги — это отчужденная от человека сущность его труда и его бытия; и эта чуждая сущность повелевает человеком, и человек поклоняется ей. Бог евреев сделался мирским, стал мировым богом. Вексель — это действительный бог еврея. Его бог —только иллюзорны и вексель» [61, с. 410]. К этому он добавляет: «То, что в еврейской религии содержится в абстрактном виде — презрение к теории, искусству, истории, презрение к человеку, как самоцели, — это является действительной, сознательной точкой зрения денежного человека, его добродетелью» [61, с. 411]. В том же духе высказался и Фридрих Ницше: «Евреи — это самый замечательный народ мировой истории, потому что они, поставленные перед вопросом: быть или не быть, со внушающей ужас сознательностью предпочли быть какою бы то ни было ценою: и этою ценою было радикальное извращение всей природы, всякой естественности, всякой реальности, всего внутреннего мира, равно как и внешнего. Они оградили себя от всех условий, в которых до сих пор народ мог и должен был жить, они создали из себя понятие противоположности естественным условиям, непоправимым образом обратили они по порядку религию, культ, мораль, историю, психологию в противоречие к естественным ценностям этих понятий. <…> По психологической проверке еврейский народ есть народ самой упорнейшей жизненной силы; поставленный в невозможные условия, он добровольно, из глубокого и мудрого самосохранения, берет сторону всех инстинктов decadence — не потому, что они им владеют, но потому, что в них он угадал ту силу, посредством которой он может отстоять себя против «мира» [77, с. 649–650].

207

В данном случае Маркс под словом «еврейство» (judentum) подразумевает не только народ, ной жизненные принципы, которые в целом можно назвать — «торгашество». В немецком языке слово jude, кроме своего основного значения — «еврей», «иудей», употреблялось так же как «ростовщик», «торгаш».

Таким образом, используя Марксову терминологию, можно сказать, что в духовно–психологическом плане произошло «оевреивание» западной цивилизации, т.е. сознание христианских народов Старого и Нового Света глубоко вобрало в себя базовые элементы ментальное™ ранее презираемых ими маргинальных групп, которые когда–то классифицировались ими как «инородцы», «иноверцы» и «еретики». Благодаря этому деньги превратились в универсальную категорию, на основе которой была создана универсальная и всеобъемлющая картина мира. Это, в свою очередь, стало одним из главных факторов, изменивших социально–политические, экономические и культурные основы Запада. Как писал Маркс, еврейство смогло «достигнуть всеобщего господства и превратить отчужденного человека, отчужденную природу в отчуждаемые предметы, в предметы купли–продажи, находящиеся в рабской зависимости от эгоистической потребности, от торгашества» [61, с. 412].

Более того, деньги как сверхценность стали формировать не только предметный мир человека, но и духовно–психологический. Благодаря этому произошла мутация традиционной иерархии ценностей и вытекающей из нее морали. Иначе говоря, деньги становятся не только основой капитализма, но формируют идеологию западного общества и ментальность масс. Таким образом, влияние денег, выйдя за рамки финансово–экономических отношений, вторглось практически во все сферы человеческой жизни, реконструируя их в соответствии со своей внутренней логикой,

Необходимо отметить и то, что деньги для безродных изгоев превратились в сверхценность из–за присущей им способности давать права, блага, влияние и, наконец, власть, не обременяя обязанностями по отношению к обществу. Как оказалось, лишь они способны создавать условия, при которых можно жить за счет общества, не отдавая ему взамен свою физическую и интеллектуальную энергию, т.е. иными словами — паразитировать на нем. Если в традиционном обществе важным было то, кем являлся человек, чем он занимался, какую общественную пользу приносил (состояние, которым он располагал, было вторичным по сравнению с его социальной ролью), то после того, как деньги из средства превратились в цель, а затем и в самоцель, обретя абсолютную ценность, важным стал лишь факт наличия денег, а то, каков человек, чем он занимается, какую общественную пользу он приносит, и приносит ли вообще, перестало иметь значение.

Однако то, что для одних было панацеей от всех бед, для других стало смертельным ядом. После того как западные страны признали деньги наивысшей ценностью, начался их социальный, духовный и культурный распад, так как «деньги, не считая исключений, стремятся освободить общество от вороха обычаев, обаяния символов, растворяя в то же время личные отношения людей. Все происходит так, что вводя некую степень объективности в жизнь сообщества, деньги освобождают индивидов и стимулируют автономные действия и мысли» [76, с. 432–433]. Всеобщее стремление к деньгам, позволяющим индивиду жить в максимальной изоляции от общества, способствовало тому, что ближний начал восприниматься как враг, соперник (также желающий урвать побольше денег), а не как друг и союзник, поддерживающий тебя в трудную минуту. Страсть к наживе способствовала разобщению и отчуждению людей, личные связи которых стали дистанцированными и анонимными. Таким образом, возникла ситуация, при которой всем на все «наплевать», кроме денег. «Во всех секторах общества вне зависимости от занимаемого положения монетарная экономика устраняет добрую волю, чувства чести или благодарности, величие и рабство, заменяя их абстрактными и упорядоченными отношениями. Участливость и зависимость по отношению к включенному в такие отношения индивиду исчезают вместе с верноподданическими чувствами, укрепляющими его связь с определенной корпорацией или профессией», —делает вывод Московичи [76, с. 434].

Деньги способствовали постепенному обезличиванию отношений между людьми, которое, в свою очередь, вело к тотальному отчуждению индивидов, предпочитающих полагаться на собственные силы (как это когда–то делали инородцы и иноверцы), а не поддержку ближних. Обретя статус сверхценности, деньги фактически разрушили те личные отношения между людьми, которые формировались тысячелетиями. Если раньше, для того чтобы жить, человеку нужен был другой человек, то теперь ему необходимы деньги. Обладая ими, он получит все что угодно, и при этом отношение к нему других людей не будет иметь никакого значения. Ему не надо завоевывать их расположение и поддерживать с ними длительные отношения, чтобы получить помощь и поддержку. Если он платит, они будут делать для него все что угодно, даже испытывая к нему ненависть или презрение. Деньги, писал Зиммель, «позволяютсуществовать отношениям между людьми, лично их не затрагивая. Они являются мерой их материального успеха, совершенно не подходя для выражения частного и личного» [76, с. 434].