Путь зла. Запад: матрица глобальной гегемонии

Таким образом, деньги, став главным средством коммуникации, превратили людей в чужаков, не связанных друг с другом эмоциями, традициями, идеями или общими убеждениями. Все это стало ненужным. Благодаря деньгам как сверхценности, человеческий мир оказался обезличенным, а живущий в нем человек — выхолощенным фактически до полной нейтральности, т.е. он стал «никаким», «нулем». «Город распространил этот человеческий тип и демократизировал индивида, превратив его, надо добавить, в чисто количественную величину, ибо от него не ждут никаких героических поступков, никакой добродетели и никакого другого особого качества, — констатирует Московичи. — Он сразу оказывается, если использовать выражение Музиля, «человеком без свойств», т.е. лишенным постоянных связей с группой, семьей, профессией в течение всей его жизни и чувства привязанности к ним, которым ранее был преисполнен. Но деньги, которые растворили его в безличных отношениях, одновременно объединяют его с другими в громадных массах, порожденных промышленностью, и в бюрократических пирамидах. Все вместе они ищут то, что каждый потерял, т.е. общие эмоции и личные контакты внутри коллектива. В уличных ли движениях, на гигантских музыкальных концертах, патриотических или спортивных мероприятиях, иногда имеющих насильственных характер, — каждый удовлетворяет эту потребность как может» [76, с. 441—442].

Разрушив многообразие традиционных форм связи между людьми, в значительной степени ограничив их личные, эмоциональные контакты, деньги стали основным универсальным средством социальной интеграции индивидов, без которого западное общество уже не способно сохранить свое системное целое. Именно поэтому на Западе консолидация людей на основе духовно–психологической близости практически сошла на нет, а на ее место пришло взаимодействие сугубо с целью «зарабатывания денег». Западный человек фактически утратил потребность в другом человеке как индивидуальности, стремясь к максимальной изоляции от окружающих, сейчас ему нужны только деньги и то, что приносит обладание ими. Таким образом, в современном западном обществе потребность в ближнем в значительной степени обусловлена потребностью в деньгах.

Кроме того, любая деятельность, будь–то индивидуальная или коллективная, имеет смысл в массовом сознании, если только приносит деньги. То есть возникла абсурдная ситуация, при которой чем выше прибыль, тем больше смысла в том, что делает человек, даже если сама по себе эта деятельность полностью лишена всякого смысла. Естественно, что в таких условиях любой продукт человеческого труда обретает ценность лишь при том условии, если его можно продать [208] .

«Человек без качеств», «человек–ноль», «человек–ничто» закономерен в обществе, где сверхценностью являются деньги, выступающие той общепризнанной сверхцелью, которая превращает буквально все в средство (в том числе и человека). В таких условиях стать чем–то можно лишь при помощи денег, путем извращения всего, что только можно извратить. Вот как об этом писал Шекспир в «Тимоне афинском» (акт IV, сцена третья):

208

Флобер в 1872 году писал Луизе Коллег «Зачем сегодня публиковаться? Ради денег? Какая ерунда! Будто бы деньги когда–то могли или могут стать наградой за работу! <…> Я полагаю, что произведение искусства вообще не оцениваемо, у него нет коммерческой цены, да и можно вообще за него платить?» (http://www.zhurnal.ru/polit/interviews/enof.html)

Тут золота довольно для того, Чтоб сделать все чернейшее — белейшим, Все гнусное — прекрасным, всякий грех — Правдивостью, все низкое — высоким, Трусливого — отважным храбрецом, А старика — и молодым и свежим! <…> От алтарей отгонит ваших слуг, Из–под голов больных подушки вырвет. Да, этот плут сверкающий начнет И связывать и расторгать обеты, Благословлять проклятое, людей Ниц повергать пред застарелой язвой, Разбойников почетом окружать, Отличьями, коленопреклоненьем, Сажая их высоко, на скамьи Сенаторов; вдове, давно отжившей, Даст женихов; раздушит, расцветит, Как майский день, ту жертву язв поганых, Которую и самый госпиталь Из стен своих прочь гонит с отвращеньем!

А вот как о свойстве денег писал в одном из своих писем Петрарка: «У нас, милый друг, уже все из золота: копья и щиты, цепи и короны: золото нас соединяет и связывает, золото делает нас богатыми, бедными, счастливыми, несчастными. Золото побеждает свободных и освобождает побежденных; оно оправдывает злодеев и осуждает невинных, оно делает немых красноречивыми и красноречивейших немыми… Золото из рабов делает князей, из князей — рабов; оно храбрых делает боязливыми и придает смелость трусам; оно создает ленивым заботы и усыпляет трудолюбивых. Оно вооружает безоружных и обезоруживает вооруженных, оно укрощает неукротимых вождей; оно притесняет великие народы; оно создает мощные войска; оно заканчивает в немногие минуты самые длительные войны; оно дает и отнимает мир; оно осушает реки, перерезывает земли, соединяет моря, сносит горы, взламывает вход в монастыри, штурмует города, завоевывает земли, разрушает крепости. Как мы читаем у Цицерона: нет такого укрепленного места, куда бы не нашел пути нагруженный золотом осел. Золото заключает узы дружбы, договоры верности и почетные брачные союзы, ибо оно ведь делает своих обладателей благородными и сильными, и учеными, и прекрасными, и, — что ты удивляешься? — святыми.

Поэтому богатых и называют лучшими людьми в государстве и слово их почитается. К бедным же нет настоящего доверия, потому что у них нет денег. И правильно говорит старик: «У кого деньги, У того и честь и доверие в свете».

Наконец, — неохотно я это высказываю, но правда меня к тому принуждает, — не только могущественное золото — оно почти всемогуще, все под небом подчиняется его власти: золоту служит и благочестие, стыдливость, и вера — коротко говоря, всякая добродетель и всякая слава признают золото господином над собой. И даже над нашими смертными душами, накажи меня бог, господствует сверкающий металл. Золото связывает королей и пап; оно примиряет людей и — некоторые уверяют — даже богов. Ничто не противится золоту; нет для него недостижимого» [78, с. 237—238].

Став сверхценностью, универсальным эквивалентом всех мыслимых жизненных благ, деньги обрели способность искажать восприятие человеком реальности, благодаря которому он стал видеть то, чего на самом деле нет, и не видеть того, что существует, т.е. принуждать людей неадекватно воспринимать мир. Комментируя вышеприведенные строки Шекспира о природе денег, Маркс писал: «Извращение и смешение всех человеческих и природных качеств, братание невозможностей, — эта божественная сила денег — кроется в сущности денег как отчужденной, отчуждающей и отчуждающейся родовой сущности человека. Они — отчужденная мощь человечества. То, чего я как человек не в состоянии сделать, т.е. чего не могут обеспечить все мои индивидуальные сущностные силы, то я могу сделать при помощи денег. Таким образом, деньги превращают каждую из этих сущностных сил в нечто такое, чем она сама по себе не является, т.е. в ее противоположность» [79, с. 149]. «Деньги являются, следовательно, всеобщим извращением индивидуальностей, которые они превращают в их противоположности и которым они придают свойства, противоречащие ихдействительным свойствам. <…> Так как деньги, в качестве существующего и действующего понятия стоимости, смешивают и обменивают все вещи, то они представляют собой всеобщее смешение и подмену всех вещей, следовательно, мир навыворот, смешение и подмену всех природных и человеческих качеств. <…> Деньги осуществляют братание невозможностей; они принуждают к поцелую то, что противоречит друг другу» [79, с. 150].

Вот каким образом он поясняет свою мысль о способности денег извращать человеческую природу и взаимоотношения: «То, что существует для меня благодаря деньгам, то, что я могу оплатить, т.е. то, что могут купить деньги, это — я сам, владелец денег. Сколь велика сила денег, столь велика и моя сила. Свойства денег суть мои — их владельца — свойства и сущностные силы. Поэтому то, что я есть и что я в состоянии сделать, определяется не моей индивидуальностью. Я уродлив, но я могу купить себе красивейшую женщину. Значит, я не уродлив, ибо действие уродства, его отпугивающая сила, сводится на нет деньгами. Пусть я — по своей индивидуальности — хромой, но деньги добывают мне 24 ноги; значит, я не хромой. Я плохой, нечестный, бессовестный, скудоумный человек, но деньги в почете, а значит, в почете и их владелец. Деньги являются высшим благом — значит, хорош и их владелец. К тому же он может купить себе людей блестящего ума, а тот, кто имеет власть над людьми блестящего ума, разве не умнее их? И разве я, который с помощью денег способен получить все, чего жаждет человеческое сердце, разве я не обладаю всеми человеческими способностями? Итак, разве мои деньги не превращают всякую мою немощь в ее прямую противоположность?» [79, с. 148].

В современном мире деньги — это абсолютная власть. Но эта абсолютная власть принадлежит избранным, тем небольшим маргинальным, космополитическим группам, которые смогли, используя возросшее для экономических отношений значение денег, навязать их массовому сознанию в качестве наивысшей ценности. Таким образом (объективная), абсолютная власть денег вытекает из их (субъективной) абсолютной сверхценности. Иначе говоря, власть денег основана на вере (NB). Сами по себе деньги полное ничто, условность, символ, абстракция, абсолютная идеальность, лишенная всякой конкретности, а поэтому и всякой ценности. Это прекрасно понимают современные финансовые магнаты. Когда в 1967 году один из советских журналистов шутливо спросил главу британской ветви клана Ротшильдов, что произойдет, если будет украдено «все золото мира», Ротшильд усмехнулся и ответил: «Ничего не произойдет. Золото — для идолопоклонников, а не для нас. Пока есть идолопоклонники, а они важнее золота, нашему делу ничто не угрожает» [80]. То есть деньги как сверхценность (идол) дают неограниченную власть тем, кто ими обладает (жрецам), над теми, кто к ним стремится (идолопоклонниками). Они становятся фактором абсолютной власти.

Люди, всецело посвятившие свою жизнь «зарабатыванию денег» и при этом считающие данный род занятия наиболее ценным, при всем кажущемся их прагматизме, представляют собой совершенно законченных идеалистов. Более того, их радикальный идеализм, т.е. убежденность в абсолютной ценности денег и необходимости обладания как можно большим их количеством, представляет собой изданный момент самое мощное религиозное течение (в прямом смысле этого слова) со своей кастой жрецов и миллиардами верующих фанатиков. Возникнув на Западе, оно, благодаря своей универсальности, постепенно завоевывает мир. Деньги — это самый хитрый и самый властный бог, к которому огромное количестволюдей ежедневно обращается в своих помыслах и устремляется в своих деяниях, т.е. они молятся и совершают ритуальные действия, не осознавая того, что именно они делают. Парадокс состоит в том, что деньги не воспринимаются как бог, но вместе с этим к ним относятся как к единственно истинному богу, который сошел с небес в повседневную, обыденную жизнь, полную грязи, крови и страдания, дабы вознаградить избранных райскими кущами прямо на грешной земле. То есть деньги не обещают всем вечного блаженства, но они гарантируют своим ревностным адептам рай посреди ада.

Там, где появляется культ «золотого тельца», все остальные религии превращаются в пустой набор ритуальных действий и мыслей, из которых вытекла жизненная сила живой веры. Деньги требуют ежедневного служения при полной отдаче сил и времени. Они дают надежду на «спасение» в земном аду лишь тем, кто посвящает им всю свою жизнь без остатка, презрев других богов. Нажива, подстегиваемая потребительским психозом, не терпит формального к себе отношения, она поглощает человека целиком, подчиняя себе его мысли, чувства и поступки, заставляя просыпаться и засыпать с мыслью о себе. Колоссальный по своей мощи аппарат пропаганды непрерывно формирует должным образом в сознании западного человека отношение к потреблению и деньгам. Чтобы в этом убедиться, необходимо просто обратить внимание на сюжеты фильмов, книг, смысл статей в газетах и журналах для массового потребителя. Фактически в них все мысли и действия людей, так или иначе, обусловлены жаждой обогащения. Ни одна религия мира не обладает подобной возможностью круглосуточно распространять свое учение по всему миру, непрерывно вербуя новых сторонников.