Путанабус. Трилогия
Шрифт:
– Их вывезли за город. Прострелили им ноги и оставили хищникам на обед. «Свинки» не заставили себя долго упрашивать. Сожрали всех троих. Живьем. – «Хефе» покачал головой и нашел среди бумаг на столе нужный ему лист. – Вы знаете таких?
На протянутом мне листке офисной бумаги было струйным принтером жирно напечатано три фамилии:
Хоть хохлушки по большому счету и суками оказались, но мне их откровенно жалко стало. Такая жестокая судьба – и все по собственной их дурости и лютой зависти. А ведь могли бы неплохо тут устроиться, будь в их головах хоть немного «масла для смазывания „шариков“». Чувство собственной вины
– Да, я их знаю, – ответил я «хефе». – Девчата попали на Новую Землю вместе со мной, но наши дороги разошлись еще в ПортоФранко, на второй день. А с этим перцем, который первым числится, я судился в Портсмуте за перестрелку на дороге. За что их так?
– Трудно сказать, – задумался Лопес. – Возможно, тут есть и моя вина. Я утром распространил по городу информацию, что все «Звезды Зорана» – под моей рукой. Теперь никто в городе не посмеет к ним даже пальцем прикоснуться. С этим у нас строго. Даже албанцы с чеченцами тут у нас на цырлах ходят.
– Значит, точно именно они наводчицами на нас были, – протянул я «хефе» стакан за второй порцией, хоть водка в такую жару и не самое лучшее пойло. – Евросоюз двадцать четыре банды разом накрыл месяц назад. Тех, кто по наши души круги нарезали. Девки эти были шлюхиоторвы, что пробу ставить негде, и по характеру стервы, но помянуть христианские души – обязанность наша.
Мы выпили за упокой их грешных душ. «Хефе» перед этим перекрестился, пробормотав короткую молитву.
– Вынужден вас, Хорхе, еще раз огорчить. Русского конвоя в Одессу или Москву от нас не будет еще месяц. Наш месяц, новоземельный, – сорок дней как минимум.
– И что мне делать? Здесь сидеть, на вашей шее?
– Скоро будет конфедератский конвой в ту сторону. Я постараюсь вас в него устроить. Но на всякий случай мы подготовили еще один вариант. Запасной.
Лопес встал, подошел к столу и выдвинул ящик, содержимое которого мне с моего места не было видно.
– И еще я хочу сделать вам, как это русские говорят – отдарок.
– Я вам ничего не дарил пока, – пожал плечами.
– Хорхе, вы нам подарили божественный голос Сажи. Над ее будущей концертной программой уже работают. Завтра прилетит из Зиона учитель вокала. Персонально для нее. А оркестр сопровождения мы и сами соберем, из своих талантов. Увидите еще, как она будет гастролировать по всей Новой Земле с аншлагом. Все звезды старого мира будут ей завидовать в гробу.
С этими словами Лопес вынул из ящика и положил на стол хромированный кольт «Питон»[446] с шестидюймовым стволом и рукояткой из мамонтовой кости с малахитовой вставкой.
– Кажется, в вашей коллекции такого нет, – подмигнул он.
– Спасибо. Такого револьвера точно не было в моей коллекции, – поблагодарил я щедрого кубинца. – Очень красивая машинка.
Но думал я совсем о другом. В голове все вертелась жуткая картинка, как красивые тела Ярины и Оксаны живьем раздирают и жрут новоземельные твари…
Новая Земля. Государство Техас. Автономная территория Невада и Аризона. Город НьюРино.
22 год, 17 число 6 месяца, пятница, 12:13.
Меня еле добудились. И видно, не с первой попытки.
Вчера, чтобы избавиться от мук совести и не видеть перед собой жуткую картину гибели хохлушек, я ничтоже сумняшеся надрался в лохмуты в своем номере и выпал из реальности, наплевав на все вокруг.
Слабый я человек оказался.
Интеллигентный.
Впечатлительный.
После того как я стал подавать признаки жизни, Булька выперла всех из номера, попутно надавав кучу мелких поручений Исабель Великолепной, которая с видом рассерженной графини взирала на весь этот беспорядок, творящийся на ее «подмандатной территории».
– Нельзя, Жорик, воспринимать все так близко к сердцу, каждое недоразумение, – сказала Айзатуллина, закрыв за всеми дверь.
У меня опять в глазах замельтешили визжащие от нестерпимой боли, живьем поедаемые хохлушки. Воображение у меня богатое, художник все же, хоть и недоделанный. «Ничего себе, – думаю, – недоразумение…» А потом вспомнил, что девчатам о судьбе их товарок я так ничего вчера и не рассказал.
И не расскажу. Не всякое знание – во благо.
Столик у кровати как по волшебству сервировался бутылкой «Новомосковской» водки, острой горячей закуской на трех тарелках. Большой таблеткой «алказельцера» и полторашкой газированной минералки неизвестной мне фирмы в стеклянной бутылке.
Я даже видеть еду не мог. Не то что есть.
Только на «алказельцер» с минералкой меня и хватило.
Упав обратно на кровать и повернувшись на бок, заметил, как Анфиса мокрой тряпкой подтирает с наборного паркета мою пьяную тошнотину.
Стало стыдно.
– Как ты умудрился столько спиртного в одно рыло употребить? – подала голос Иванова. – Там же на пятерых в минибаре стояло.
Я не ответил. Раз там нет ничего, значит, както умудрился. Что зря спрашивать? Я сам не знаю как.
– Ты давай, Жорик, быстрее оклемывайся. Иначе свадьбу Галкину пропустишь. Она в шесть вечера будет. Ой… – запнулась Булька, – то есть в восемнадцать часов. Кто ее к алтарю поведет? Кроме тебя, некому.
Какая свадьба? О чем это она?
Тут в номере появился Тристан, и я вспомнил, что Антоненкова скоро превратится в леди.
Лейтенант оглядел площадку и вынес решение.
– Так, все на хрен с пляжа. Это, – показал рукой на столик, – убрать. А вот тазик – оставить.
Хоть он говорил поанглийски, но чувашка с татаркой его прекрасно поняли. Скорее всего, по красноречивым жестам и энергетике выражения.
Пока девчата собирались, Тристан вынул рацию и приказал:
– Джонни, давай быстро спецбоеукладку в двести второй номер тащи из броневика.
И придержал рукой бутылку водки, которую Сюембюль собралась засунуть в минибар.
– Это оставь.
Ушли девчата, столкнувшись в дверях с кирасиром.
Кирасир принес две полуторалитровые пластиковые «соски» с красным элем.
Тристан вынул из буфета большие хрустальные стаканы с алмазной резьбой.
Кирасир тут же наполнил их элем.
– Давай, заправляй организм, – практически приказал лейтенант.
Я послушался.
Кирасиры выпили синхронно со мной.
Потом Джонни по кивку лэрда испарился из номера, и Тристан спросил: