Путешественница. Книга 1. Лабиринты судьбы

Все, что было сказано раньше, стало неважным. Все шутки умолкли, сидящие в комнате обнажили мечи и были готовы схлестнуться.

Джейми был полон решимости отстаивать честь племянника.

– Эуон, твой мальчишка замечательный, – твердо сказал он.

– Ты так думаешь? – встряла Дженни, насупив брови. – Ты ведь не знаешь, что он вытворяет дома. Думаю, что при тебе он не выкидывает коленец, правда ведь?

Она намеревалась продолжить, поэтому брат приготовился отразить новый удар.

– Хорошо, что ты его защищаешь, Джейми, – прибавил Эуон. – Да только надо бы послушать, что скажет сам парень, коли он расскажет и коли ты не перечишь. Куда он пошел?

Губы Джейми дернулись, но ответ был дипломатичным:

– Насколько я помню, он собирался вымыться и причесаться, прежде чем прийти сюда. Стало быть, он в судомоечной.

Джейми тронул рукой мою ногу, предупреждая, чтобы я молчала. Поскольку он ничего не сказал о том, что нас встретила Джанет, это значило, что девушка сама сбежала, чтобы… чтобы увидеть меня и посмотреть на Эуона. Значит, никому не следовало знать об этом.

Движением век я дала знать, что соглашаюсь с его предложением. Упоминание о поведении Джанет могло только подлить масла в огонь.

Эуон пошел на поиски сына. По стуку его деревянной ноги было ясно, что он направился в мойку. И правда, через несколько минут он вернулся, сопровождаемый сыном.

Отпрыск Мюрреев, блудный сын Эуон изрядно постарался и теперь выглядел хоть куда. С помощью мыла, горячей воды и бритвы он преобразился: впалые щеки горели от того, что были выскоблены бритвой, голова была вымыта, и с волос текло на воротник, плащ был вытрушен, рубашка была застегнута на все пуговицы. Чистые волосы он зачесал очень гладко, поэтому половина головы юнца блестела, а вторая оставалась опаленной. Были и дискредитирующие обстоятельства, как-то: дыры на штанах, отсутствие шарфа. В целом Эуон производил впечатление приговоренного к расстрелу, настолько понурым он был.

– Мама… – прошептал он, явившись на глаза матери. Голова его бессильно поникла.

– Эуон, сынок… – проговорила она ласково. Сын не ожидал такой нежности.

Дженни ободряюще улыбнулась ему, когда он поднял на нее глаза.

– Как хорошо, что ты дома.

Юноша просиял, будто его помиловали, отменив казнь и заменив ее каким-то более легким наказанием. Но стоило ему встретиться глазами с отцом, как он снова уставился в пол.

Эуон-старший недовольно хмыкнул. Я не узнавала его, таким торжественным и суровым он был сейчас, больше смахивая на пастора Кэмпбелла, чем на добродушного Эуона Мюррея.

– Ну что же, сынок, говори, если ты хочешь что-то рассказать.

– Я… Мне… – Бедняга вконец стушевался и не смог кончить фразы. Вторая попытка обвиняемого взять слово была не лучше первой: – Э-э… мне нечего сказать.

– Ну-ка, смотри мне в глаза! – прекратил его мучения отец.

Эуон-младший, хотя и поднял глаза от пола, так интересовавшего его, недолго смотрел на отца, поминутно кося в сторону.

– Знаешь ли ты, как жила мать все это время? Не знаешь? Конечно, где тебе знать? – напустился отец. – Ты ведь смылся, не говоря ни слова. Что нам было думать? Съели ли тебя волки? Убили ли разбойники? Три дня прошло, пока мы получили письмо. А что было бы, если бы Джо Фрэзер не принес его, а?

Парнишка снова пристально изучал половицы, то ли напуганный тоном отца, то ли осознавший свою вину и понявший состояние матери.

– Джо должен был справиться раньше, – предположил он.

– О да, ну и весточку ты нам оставил! – Эуон был красен, как помидор, и, распаляясь, краснел еще больше. – Ну и письмецо! «Отбыл в Эдинбург» – только и всего! Где просьбы благословить, где извинения, где, в конце концов, адрес? Куда писать? Через сколько дней, месяцев, лет тебя ждать, скажи на милость? «Отбыл в Эдинбург» – понимай как хочешь!

Автор письма отчаянно попытался защититься, считая, что его оговаривают.

– Там было не только «отбыл»! Там еще было «не волнуйтесь за меня». И «любящий сын Эуон». Правда, мама?

Он просил взглядом помощи у матери.

Дженни молча слушала мужа, будучи такой же строгой, как и он. После этой фразы Эуона-младшего, полной отчаяния, она посмотрела на сына с жалостью.

– Правда, сынок. – Она едва улыбнулась. – Там были эти слова. Но ведь дела они не поправили, правда ведь? Я все равно переживала за тебя.

Мальчик уставился взглядом в пол, тяжело сглатывая.

– Мама… извини… Я не нарочно… – прошелестел он.

Больше извинений не последовало – он умолк. Дженни хотела было ласково коснуться его, но опустила руку после испепеляющего мужниного взгляда.

– Это не впервой. Ты не впервой убегаешь из дому. – Эуон-старший чеканил каждое слово. – Это так или я ошибаюсь?

Сын мотнул головой, отбросив мокрые волосы. Это можно было счесть согласием. Отец подошел к нему. Оба Эуона различались между собой: одного роста, они были разного телосложения – отец был высоким и поджарым, стало быть, жилистым, сын же из-за юношеской нескладности напоминал птенца, хотя тоже не жаловался на физическую слабость.

– Ты прекрасно знал, что затеваешь. Мы предупреждали тебя, чтобы не искал приключений на свою голову. Чтобы не покидал Брох-Мордхи. Ты все это знал, но все равно сбежал из отчего дома! Ты знал, что мы будем переживать за тебя, но поступил по-своему, негодник!

Плечи парнишки дрогнули, но он молчал, слушая этот бесстрастный анализ, которому отец подвергнул его, и не имел ничего возразить.

– Смотри мне в глаза! Я говорю с тобой!

Эуон-младший, очевидно, догадывался, что произойдет дальше, поэтому, повинуясь отцу, поднимал голову крайне медленно.

– Не хочу знать, зачем ты отправился в Эдинбург. И не хочу спрашивать об этом твоего дядюшку. Надеюсь, что там ты вел себя более достойно, чем дома. Но факт остается фактом: ты изменил своему слову, ослушался отцовской воли и заставил мать убиваться.

Дженни хотела, видимо, что-то сказать, подавшись вперед, но, остановленная предостерегающим жестом мужа, промолчала.

– А во время последней порки что ты пообещал мне? Что я говорил тебе и ты согласился? А, сынок?

Мальчик стиснул зубы так, что на щеках заиграли желваки.

– Ну!

Отец грохнул ладонью по столу. Эуон-младший мигнул, реагируя на стук, и втянул голову в плечи. Он то сжимался, то вновь распрямлял плечи, делаясь то меньшим, то большим. Так он мучился несколько мгновений, затем заморгал, сглатывая, и наконец объявил:

– Ты говорил… отец, ты говорил, что следующий раз будет последним.

В конце фразы голос Эуона сорвался.

Старший Эуон мрачно кивнул, подтверждая правоту слов сына.

– Да. Именно так. Я обещал спустить с тебя шкуру, если ты снова убежишь. Я думал было, что этого должно хватить, чтобы мы не искали тебя по всей Шотландии. Значит, ошибся. Ума тебе все равно недостает, как ни старайся. – Послышался вздох. – Твое поведение выходит за все возможные рамки. Я зол на тебя.