Путешественница. Книга 2. В плену стихий

– Скажу прямо: в Кембридже есть неплохое место для меня. Я уже дал свое согласие. Останусь в Англии. Из больницы ты не захочешь уходить, но я не брошу своей дочери.

– Твоей?

Вот это да! И правда готовился! Работа, любовница – все продумано. И для Бри нашлось место в его новой жизни… Но нет, я этого так не оставлю.

– Ну разумеется. Я буду рад видеть тебя в любое время, приезжай.

– Подонок… – Я шипела.

Фрэнк сделал вид, будто мне столько же, сколько Брианне. Или какой-нибудь из его многочисленных увлеченных им и наукой – им в первую очередь – студенток.

– Клэр, будь умницей. Тебя почти никогда не бывает дома – кто будет заботиться о Бри?

– К твоему сведению, Бри скоро восемнадцать! Или ты думаешь, что ей все еще восемь?

– Ну и что из этого? Восемнадцатилетний нуждается в заботе не меньше восьмилетнего. На носу университет, а там попойки, наркотрипы и все остальное – я это вижу сам.

– И я. – Я не понимала его логики. – Не думай, что я оперирую только чистеньких старых язвенников. К нам привозят много ребят, которым нужна помощь. Бри не имеет отношения к попойкам и наркотикам.

– Пусть так! Но она в том возрасте, когда готовы спать с кем попало.

– Фрэнк! Она не из таких! У Бри есть голова на плечах. Неужели тебе нужно объяснять, что молодежи нужно личное пространство? Им нужно набить свои шишки. Взрослые дети не могут и не будут ходить по струнке. Или ты хочешь, чтобы она всю жизнь держалась за юбку?

– Лучше юбка. Иначе она будет спать с черными, как и ее мать! – Фрэнк смутился и покраснел. – Я не позволю такого.

Я была вне себя.

– Немедленно прекрати нести чушь!

Взбешенная, я едва могла сдержаться, чтобы не ударить его.

– Живи с кем хочешь, хоть с любовницей, хоть без нее. Но не смей говорить в таком тоне об Эбернети! Ты ведь о нем, не так ли?

Фрэнк отвернулся, пристыженный.

– Это не только мое мнение. Все видят тебя с ним. Ты ставишь под удар Бри. Она может быть в опасности из-за… – Он замялся. – Из-за определенных субъектов…

– Из-за чернокожих, да? Ты чего-то боишься?

– А как ты думаешь?! – Фрэнк закипал. – Хорошо, твой… гм… коллега регулярно посещает вечеринки у нас. У него есть образование, это важно. А тот толстый татуированный негр, когда он последний раз мылся? Он ходит вразвалочку и растягивает слова. Думает, наверное, что так выглядит умнее. Как бы не так!

У него сверкали глаза от злости.

– Младший Эбернети шляется возле Брианны, таскает ее на их марши… Наверное, знакомит с вонью негритянских забегаловок.

– Разумеется, лучше набираться лоску в приятно пахнущих борделях для белых. – Мне не хотелось слушать дальше, хоть некоторые друзья Леонарда Эбернети и правда были своеобразными. – Нужно отдать им должное – они интересуются своей культурой. Ленни, например, просит называть себя Мухаммедом Измаилом Шабазом.

– Да уж знаю. – Фрэнк был сух. – И я не желаю, чтобы Брианна просила называть себя миссис Шабаз.

Я почувствовала раздражение.

– Вряд ли Бри настолько влюблена.

– Слава богу. В Англии у нее повыветрится дурь из головы.

– Нет, Фрэнк. – Я была непреклонна. – Бри поедет, только если захочет этого сама. Не следует ей указывать.

– Мне тоже не нужно указывать. Я не нуждаюсь в твоей санкции, чтобы поехать с дочерью куда захочу. – Фрэнк, видимо, понял, что я останусь стоять на своем, и вылез из-под одеял, начав шарить под кроватью, ища тапочки. – Поскольку она несовершеннолетняя, я имею право распоряжаться ее жизнью. Пожалуйста, поищи ее медицинскую карту – в интернате она будет нужна.

– Дочь? Она моя дочь! И она никуда не поедет!

Я вспотела от гнева.

– Поедет, – спокойно произнес Фрэнк, беря халат.

– Как бы ни так. Развод? Отлично. Причина? Любая, кроме измены – я тебе не изменяла. Зато ты – еще как. И расскажу об этом на суде, если ты не оставишь Бри со мной. Твои любовницы пачками приходили ко мне, требуя развода, ты знал это?

Фрэнк ошарашенно воззрился на меня.

– Я говорила, что не против, если ты согласен жить с ними.

Я остыла и вновь почувствовала холод комнаты. Поеживаясь, ждала ответа, но Фрэнк молчал.

– Странно, что этот разговор произошел только сейчас. Это из-за Бри, да? – Он странно побледнел. – Ты не пыталась меня остановить. Поэтому я не ожидал такой бурной реакции.

Фрэнк старался быть привычно спокойным.

Дела… Я переспросила:

– Остановить? Но каким образом? Что-нибудь из серии «семейная сцена ревности»? Вскрытые письма? Проявление слов, написанных там молоком? Сцены на общем собрании? Может, лучше на университетской вечеринке в честь Рождества? Жалобы декану? Хлопанье дверью?

Фрэнк скорчил гримасу.

– В твоих силах было дать понять, что тебе не все равно.

Я ответила так же тихо, но, в отличие от него, пересиливая себя:

– Мне было не все равно.

– Не так, как мне бы хотелось.

Он задумался, стоя в призрачном свете по ту сторону кровати, бледный и молчаливый. Глаза казались темными и запавшими. Фрэнк подошел ко мне, кровать уже не разделяла нас.

– Знаешь, я не раз думал, есть ли здесь твоя вина. Он… тот… Бри на него похожа?

– Да, – выдавила я, услышав, как он дышит – тяжело, с натугой.

– Да. Когда я вижу, как ты глядишь на нее, я читаю у тебя на лице мысли о нем. И мысль о том, что Бри похожа на него. Клэр Бошан, черт тебя побери. Проклинаю тебя за это. Ты никогда не могла утаить чувства.

В доме стало так тихо, как бывает, когда происходит что-то страшное, необратимое, когда в воздухе разливается неуловимое предчувствие беды. В такие минуты слышно, как ветер шелестит шторой или как муха бьется об окно. Все, кроме этих страшных слов.

– Я любила. – Пауза затягивалась. – Тебя. Давно.

– Давно… Мне нужно благодарить?

Я потихоньку приходила в себя.

– Я ведь рассказала. После… после уже нет. Но я пыталась. – Он замер. Мне стало его жаль. – Пыталась, – прошептала. – Как могла. Я ведь не держала, ты мог бы уйти. Если хотел.

Фрэнк, не глядя на меня, пошел к зеркалу. Перебирал помады, трогал пальцем торчащие кисточки, поднимал лежащие тюбики.

– Как я мог уйти – ты была беременна. Так делают только законченные негодяи. Потом родилась Бри…