Путешественница

Мускулы на могучих плечах Фрэзера явно напряглись.

Как бы между делом Грей небрежно взял с шахматной доски фигуру и переложил в другую руку.

– Наверное, Эуон – вашего зятя, кажется, зовут Эуоном? – знает, как им распорядиться.

Фрэзер, однако, вполне овладел собой и невозмутимо посмотрел прямо на взволнованного Грея.

– Коли вы так хорошо осведомлены, – сухо сказал шотландец, – вам, майор, думаю, известно и то, что мой дом стоит более чем в ста милях от Ардсмьюира. Не соблаговолите ли вы рассказать мне, как именно я сумел покрыть такое расстояние дважды за три дня?

Джон Грей уткнулся глазами в шахматную фигурку, которую он в задумчивости крутил в руках.

Это оказалась пешка, выточенный из моржовой кости злой на вид рыцарь, на голове которого красовался остроконечный шлем.

– На болотах вы могли встретиться с кем-то, кто передал вашим родным сведения о золоте или сам отнес им его.

Шотландец усмехнулся.

– Вблизи Ардсмьюира? Майор, откуда на болотах мог взяться хоть один человек, тем более мой знакомый? Больше того, тот, кому я мог передать то, о чем вы говорите? – Фрэзер стукнул стаканом по столу, очевидно, не намеренный продолжать этот разговор. – Майор, на болотах я никого не встречал.

– Почему же вы думаете, что я могу верить сказанному вами, мистер Фрэзер? – произнес Грей со всем возможным сарказмом.

На щеках Фрэзера вспыхнул легкий румянец.

– Я еще никому не давал повода усомниться в своих словах, майор, – негромко проговорил он.

– Неужели? – Грей говорил с неприкрытым гневом. – Помнится, вы однажды давали мне слово при условии, что я отдам приказ расковать вас?

– Я сдержал это слово!

– Да что вы?!

Начальник тюрьмы и заключенный напряженно выпрямились в креслах, сердито меряя друг друга взглядами.

– Вы выдвинули тогда мне три условия, майор, и я исполнил их без искажений.

Грей пренебрежительно усмехнулся.

– Правда, мистер Фрэзер? Однако какое такое дело внезапно заставило вас отказаться от общества компаньонов по камере в пользу дружбы с болотными кроликами, коли вы продолжаете настаивать, что ни с кем не встречались, и даже поручились в этом.

Он сказал это с таким очевидным презрением, что Фрэзер побагровел от злости и медленно сжал свои огромные кулаки.

– Да, майор, – произнес шотландец сквозь зубы, – я поклялся, что все было именно таким образом.

Тут Фрэзер обнаружил сведенные пальцы, медленно-медленно разжал кулак и опустил руку на стол.

– А что скажете о побеге?

– О побеге, майор, я уже сказал все, что считал нужным.

Затем осторожно выдохнул и, подозрительно уставившись на Грея из-под насупленных рыжих бровей, принял более спокойную позу.

После некоторого промедления майор тоже опустил спину в кресло и вернул пешку на шахматную доску.

– Мистер Фрэзер, скажу вам прямо и откровенно: я оказываю вам честь исходя из предположения, что вы здравомыслящий человек.

– Уверяю вас, майор, к вопросам чести я всегда отношусь чрезвычайно щепетильно.

Конечно, Грей услышал в словах узника насмешку, однако решил не обращать на нее внимания, тем более что сам он, похоже, одерживал верх.

– Видите ли, мистер Фрэзер, по большому счету, совершенно неважно, вступали ли вы в какие-либо сношения со своей родней и передавали ли сведения о сокровищах. Стоит лишь сделать подобное допущение, и оно станет основанием для рейда драгун в Лаллиброх, где им будет приказано провести обыск и допросить ваших родных.

Грей залез в нагрудный карман, достал из него бумагу, развернул и прочитал вслух:

– Эуон Мюррей – ваш зять, как я понимаю? Его жена Джанет. Это, конечно, ваша сестра. Их дети, Джеймс… надо думать, назван в честь дядюшки?

Грей скосился на Фрэзера, чтобы полюбоваться выражением его лица, затем продолжил:

– Маргарет, Кэтрин, Джанет, Майкл и Эуон. Крупный выводок, – сказал он так, словно речь шла не о младших детях Мюрреев, а приплоде поросят.

Он положил листок на стол.

– Вы же знаете, что трое старших детей уже достигли таких лет, что их имеют право арестовать и допросить наравне с родителями. Обычно это допросы с пристрастием, никто там не нежничает.

Именно сейчас Грей нисколько не отклонялся от истины, и шотландцу это было отлично известно. От его лица отлила кровь, кожа натянулась на высоких крупных скулах. Он на миг закрыл глаза, но сразу же открыл.

Неожиданно Грей вспомнил слова Кварри: «Будете ужинать с ним наедине, ни за что не поворачивайтесь спиной».

Джона Грея пробрал озноб, однако майор сумел овладеть собой и сурово посмотрел на Фрэзера в ответ.

– Чего вы хотите от меня? – хриплым от гнева голосом промолвил узник.

При этом Фрэзер не двинул ни мускулом: его неподвижная, как камень, фигура была освещена пламенем, словно позолочена.

Грей глубоко вздохнул.

– Правды, – негромко произнес он.

Воцарилась полная тишина, не нарушаемая даже треском торфа в камине. Фрэзер пошевелился и вновь замер. Он долго молчал, уткнувшись взглядом в огонь, словно искал там ответ.

Грей не торопился, он мог себе это позволить. В конце концов шотландец повернулся к нему вновь.

– Значит, правды?

Он в очередной раз глубокого вдохнул, и Грей увидел, как на груди собеседника натянулась сорочка из тонкого полотна – жилета на нем не было.

– Я сдержал слово, майор. Я честно пересказал вам все, что говорил тогда, ночью, умирающий. Не сказал только о том, что было важно для одного меня.

– Неужели? – Грей замер как истукан, он опасался пошевелить даже пальцем. – Что же это?

Фрэзер стиснул свои полные губы в тонкую полоску.

– Помните, я рассказывал о моей жене, – с трудом произнес он, словно каждое слово причиняло ему невыразимое страдание.

– Да, вы говорили, что она умерла.

– Майор, я говорил, что ее нет, – тихо поправил Фрэзер и посмотрел на пешку. – Вероятнее всего, она умерла, однако…

Он помолчал, сглотнул ком в горле и заговорил уже увереннее:

– Моя жена была целительница. Не обычная ведунья, таких в Хайленде немало, а та, кого в наших краях зовут «бандруид», то есть «белая дама» или «колдунья».