Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Путешественница
Шрифт:

Фрэзер раздвинул губы в усмешке.

– Майор, тот, кто не трясется от ужаса, когда к его голове приставлен пистолет, либо абсолютно лишен чувств, либо дурак.

Против собственной воли Грей засмеялся. Улыбка его собеседника стала шире.

– Вы никогда не сказали бы ничего для спасения своей жизни, но заговорили для спасения чести дамы. Чести моей жены, – значительно прибавил Фрэзер. – Полагаю, это нельзя называть трусостью.

В его голосе не слышалось ни малейших сомнений в том, что он говорил от чистого сердца.

– Но я же ничем не помог вашей

жене, – грустно парировал Грей. – В действительности же никакой угрозы для нее не было.

– Однако вам это было неизвестно, не так ли? – заметил Фрэзер. – Вы стремились ее спасти и спасти ее честь, рискуя собственной жизнью, и таким образом оказали ей услугу, о которой я многократно вспоминал. Особенно когда потерял Клэр.

Легкую дрожь в голосе Фрэзера мог бы уловить только очень внимательный слушатель.

– Понятно.

Грей набрал в грудь воздуха и промолвил:

– Соболезную вашей потере.

Оба погрузились в молчание, думая о своих призраках. После этого заключенный поднял взгляд на Грея и сделал глубокий вздох.

– Ваш брат говорил правду, майор, – проговорил он. – Благодарю вас и желаю доброй ночи.

Фрэзер встал, поставил стакан и вышел из комнаты.

Визиты к начальнику тюрьмы напоминали ему об одиноких годах жизни в пещере, когда он время от времени приходил к семье, источнику жизни и тепла. Тут же он покидал тесную грязную и жалкую тюремную камеру, попадал в уют майорских комнат и мог расслабиться за разговором и сытным ужином, согреться и отдохнуть душой и телом.

Врочем, он отчего-то казался себе при этом самозванцем, чувствовал, что утерял некую важную часть своей натуры, которая не может вынести обычной жизни. Возвращение в камеру с каждым следующим разом давалось ему все с большими усилиями.

В холодном коридоре на сквозняке он ждал, когда охранник откроет дверь в камеру. Он уже слышал храп и стоны спящих товарищей; вскоре дверь отворилась, и в нос ему ударила стойкая едкая вонь.

Фрэзер быстро набрал воздуха и, пригнув голову, вошел.

Когда его тень упала на лежавшие тесной кучей человеческие тела, а дверь позади него захлопнулась, отрезав свет, сонные узники зашевелились, а некоторые проснулись.

– Что-то ты нынче припозднился, Макдью, – послышался хрипловатый спросонья голос Мардо Линдси. – Завтра небось с ног будешь валиться.

– Я справлюсь, Мардо, – прошептал Фрэзер, переступая через спящих.

Он снял плащ, аккуратно положил его на лавку, взял грубое одеяло и нашел свое место на полу. Все это время его высокая фигура маячила на фоне подсвеченного луной окошка.

Когда Макдью улегся с ним рядом, Ронни Синклер перевернулся, сонно поморгал почти невидимыми в лунном свете, песочного цвета ресницами и спросил:

– Ну как, Макдью, хорошо тебя угостили?

– Да, Ронни, спасибо.

Он поворочался на каменном полу, стараясь устроиться поудобнее.

– Завтра расскажешь?

Узники получали странное удовольствие, слушая о том, что подавалось на ужин, воспринимая тот факт, что их предводителя хорошо кормили, как некое отличие или поощрение для всех них.

– Ага,

расскажу, Ронни, – пообещал Макдью. – Но сейчас мне нужно поспать, ладно?

– Спокойной ночи, Макдью, – донесся из угла шепот Хейса, лежавшего впритык, как набор серебряных чайных ложек, с Маклаудом, Иннесом и Кейтом: всем хотелось поспать в тепле.

– Приятных снов, Гэвин, – прошептал Макдью, и мало-помалу в камере воцарилась тишина.

В ту ночь ему приснилась Клэр. Она лежала в его объятиях, осязаемая и благоухающая, с ребенком во чреве. Живот ее был круглым и гладким, как дыня, грудь – полной и пышной, с темными, словно налитыми вином, манящими сосками.

Ее рука скользнула ему между ног, он ответил ей тем же, а когда она двинулась, мягкая, округлая выпуклость наполнила его ладонь. Она поднялась над ним с улыбкой, частично скрытой упавшими на лицо волосами, и перекинула через него ногу.

Он тянулся к ее губам, требовал их, и она, откликнувшись, рассмеялась, склонилась, положив руки на его плечи и уронив волосы ему на лицо. Он вдохнул запах мха и солнечного света, ощутил спиной покалывание сухих листьев и понял, что они лежат в узкой горной долине неподалеку от Лаллиброха и все вокруг наполнено цветом ее медных буков. Буковые листья и буковый лес, золотистые глаза и гладкая белая кожа, окаймленные тенями.

Грудь Клэр прижалась к его рту, и он жадно припал к набухшим соскам. Ее молоко было горячим и сладким, с легким привкусом серебра, как кровь оленя.

– Сильнее, – прошептала она и, обхватив ладонью затылок, прижала его лицо. – Сильнее.

Потом она вытянулась поверх него во весь рост, тело к телу, и он ощущал дитя в ее чреве, дитя, находившееся сейчас между ними, но не разделявшее, а сближавшее, заставлявшее их стремиться к еще большему единению, чтобы оградить и сберечь эту крохотную крупицу жизни.

И это единение, единение их троих, было столь полным, что Джейми уже не осознавал, где начинается и где кончается каждый из них по отдельности.

Он проснулся неожиданно, тяжело дыша, весь в поту и обнаружил, что лежит на боку под одной из лавок, свернувшись в клубок. Еще не рассвело, но он уже мог видеть очертания лежавших рядом с ним людей и надеялся лишь на то, что не кричал. Он снова закрыл глаза, но сон пропал.

Джейми лежал совершенно неподвижно, чувствуя, как постепенно успокаивается сердце, и ждал рассвета.

18 июня 1755 года

Джон Грей чрезвычайно вдумчиво готовился к этому вечеру: надел выстиранную рубаху тонкого полотна, шелковые чулки, заплел косу и попрыскался духами с ароматом вербены и лимона. Немного помедлил, но все же надел на палец и кольцо Гектора.

Трапеза выдалась на славу: подстреленный им самим фазан, поданный с зеленым салатом, который был приготовлен из уважения к удивительному вкусу гостя и учитывал его взгляды на пользу.

После еды они уселись за шахматами и принялись размышлять о миттельшпиле, оставив до лучших времен прочие темы для беседы.

Поделиться с друзьями: