Путешествие астролога. Мифология и психоанализ

Таким образом, становится понятным, что здесь перед нами, для любого, кто приступил к изучению астрологии, открывается практически необъятное поле смыслов, значений, символов и персонификаций архетипа. Соединить их в единую систему – достаточно долгая и кропотливая работа, требующая знаний не только строго “астрологических”, но и смежных дисциплин: мифологии, сравнительного религиоведения, этнографии, культурной антропологии, философии и пр. В данной работе мы все же постараемся решить эту проблему, выделив ключевые “мотифемы” 22 или функции каждого архетипа планет, домов и знаков, как это сделал с свое время В.Я. Пропп в отношении волшебной сказки 23 , а затем рассмотрим герменевтику гороскопа, т.е. искусство толкования и интерпретации, поскольку само по себе перечисление тех или иных зодиакальных богов и богинь, составляющих семантику поля архетипа, – лишь первый шаг.

22

Дандес Алан. Фольклор: семиотика и/или психоанализ : Сб. ст. / Алан Дандес : Пер. с англ.; Сост. A.C. Архипова. – М. : Вост. лит., 2003

23

Пропп В. Я..Морфология сказки. Изд. 2-е. М., Главная редакция восточной литературы издательства «Наука», 1969.

Как пишет Юнг: “Бесполезно заучивать наизусть список архетипов. Архетипы – это комплексы переживаний, которые обрушиваются на нас подобно судьбе. Их влияние ощущается в наиболее интимной части нашей жизни. Анима является нам не как богиня, но, возможно, как авантюра в интимно-личной сфере или, быть может, как смелое начинание. К примеру, когда уважаемый профессор лет семидесяти бросает семью и женится на двадцатилетней рыжеволосой актрисе, мы понимаем, что боги выбрали себе очередную жертву. Так проявляется могущество демонического в нашем мире. Еще не так давно покончить с этой молодой дамой не составляло труда – достаточно было объявить ее ведьмой.”

Для того, чтобы понять, каким образом архетип может проявиться в жизни человека, астролог использует изощренную “оптику”, определяя так называемую “силу” или “слабость” планет, эссенциальные и акцидентальные достоинства или недостатки каждой из них, оценивает положения планет в домах гороскопа, а также во взаимодействии между собой. Качественно используя астрологический инструментарий, исследователь может в итоге сделать вывод о вероятных сценариях манифестации архетипа в жизни, иначе говоря, будет ли Луна (и другие элементы гороскопа связанные с Magna Mater) в том или ином гороскопе проявлять себя как “добрая мать”, волшебная фея, привнося в жизнь человека рост и благополучие, или покажет свою теневую сторону, проявит себя как “ведьма”, отравляя и пожирая все вокруг.

Итак, это наше первое знакомство с планетарным архетипом. Надеюсь, эта небольшая иллюстрация создала первоначальное понимание сущности предмета нашего исследования. А теперь давайте рассмотрим еще одну важную тему нашего введения – феномен синхронистичности.

Синхронистичность

Немецкий философ Артур Шопенгауэр в работе "Трансцендентное умозрение о видимой преднамеренности в судьбе отдельного лица" касается крайне важной идеи, которая позднее была развита Юнгом. Приведем ниже выдержки:

“Что все совершающееся без исключения наступает со строгой необходимостью – это a priori ясная и, следовательно, неопровержимая истина: я назову ее здесь доказуемым фатализмом. Ее эмпирически и a posteriori подтверждает тот не подлежащий более никакому сомнению факт, что магнетики-сомнамбулы, люди, одаренные вторым зрением, иногда в видениях во время обыкновенного сна прямо и точно предвещают будущее. Всего поразительнее это эмпирическое подтверждение моей теории о строгой необходимости всего происходящего оказывается при втором зрении. Ибо то, что возвещено посредством него, часто задолго до наступления события, впоследствии осуществляется вполне точно и со всеми побочными обстоятельствами, какие были указаны, – осуществляется даже в том случае, когда люди намеренно и всеми способами стараются воспрепятствовать этому или, по крайней мере, в какой-нибудь второстепенной подробности изменить наступающее событие: старания эти всегда напрасны, и как раз то, что должно бы помешать заранее предсказанному, всегда помогает его осуществлению – совершенно как в трагедиях и в истории древних предвозвещенная оракулами или сновидениями беда навлекается именно теми средствами, какие принимают для ее предотвращения. Из множества примеров я укажу на царя Эдипа и прекрасную историю о Крезе с Адрастом в первой книге Геродота.

Как бы не казался чисто случайным ход вещей, в сущности он все-таки не случаен, а, напротив, все эти самые случаи проникнуты глубоко сокровенной необходимостью, судьбой, для которой самый случай – простое орудие. Прозреть эту необходимость было искони стремлением всякой мантики. Но из упомянутой, фактической мантики следует, собственно, не только то, что все события наступают с полной необходимостью, но и то, что они каким-то образом уже заранее определены и объективно установлены… Во всяком случае, однако, убеждение, или, вернее, мнение, что эта необходимость всего происходящего не слепа, т. е. вера в столь же планомерное, сколь и необходимое течение нашей жизни – это фатализм высшего порядка. Мы можем назвать его, в отличие от обычного, или доказуемого, фатализма, фатализмом трансцендентным. Он коренится не в чисто теоретическом познании, а постепенно слагается из опытов собственной жизни. Именно, каждому бросаются в глаза известные события, которые благодаря своей особенной и значительной целесообразности для него носят на себе, с одной стороны, ясно выраженную печать моральной, или внутренней необходимости, а с другой стороны – такую же печать внешней полной случайности. Многократное повторение таких событий постепенно приводит к мнению, которое часто переходит в убеждение, что жизнь индивидуума, какой бы запутанной она не казалась, представляет собою внутренне стройное целое с определенной тенденцией и поучительным смыслом – нечто вроде всесторонне обдуманного эпоса. Но поучение, которое можно вывести из этого целого, касается только индивидуальной воли человека, которая в последней основе является его индивидуальным заблуждением. Ибо не в мировой истории можно видеть план и цельность, а в жизни отдельного лица.

Таким образом, именно по отношению к собственной индивидуальной судьбе развивается у многих упомянутый трансцендентный фатализм, к которому, быть может, рано или поздно склонится всякий, когда он внимательно поразмыслит над собственной жизнью и когда ее нить достигнет уже значительной длины. Здесь заслуживает упоминания, как совершенно беспристрастное, свидетельство одного опытного светского и придворного человека, сделанное к тому же Несторовом возрасте, а именно – девяностолетнего Кнебеля, который в одном письме говорит:

«Если вглядеться пристальнее, мы найдем, что в жизни большинства людей, оказывается, существует известный план, как бы предначертанный им их собственной природой или руководящими обстоятельствами. Условия их жизни могут быть сколь угодно изменчивы и непостоянны – в конце концов все-таки получается целое, в котором можно заметить известную согласованность частей… Рука определенной судьбы, как бы скрыто она ни действовала, явственно видна – все равно, приводит ли ее в движение внешнее воздействие или внутреннее побуждение: часто даже ею движут противоречивые основания. Как бы ни было запутано течение жизни, в нем всегда сказывается известное основание и направление».

"Случайное" обозначает совпадение во времени того, что не связано причинностью. Но ведь нет ничего абсолютно случайного: даже самое случайное – это необходимое, только пришедшее более отдаленным путем, – решительные причины, отдаленные звенья каузальной цепи уже давно с необходимостью определили, что данное обстоятельство должно было наступить как раз теперь и потому одновременно с другим фактом. Ведь всякое событие – это отдельное звено в известной цепи причин и действий, которая тянется в направлении времени. Но таких цепей благодаря пространству рядом существует бесчисленное количество. Цепи эти, однако, не остаются совершенно чуждыми и без всякой связи между собою – напротив, во многих местах они взаимно переплетаются: например, многие теперь одновременно действующие причины, из которых каждая производит свое особое действие, в далеком прошлом возникли из одной общей причины и потому находятся между собой в таком же родстве, как правнуки одного предка; с другой стороны, наступающее в данный момент отдельное действие часто требует совпадения многих различных причин, которые вышли из прошлого, – каждая как звено своей собственной цепи.

Таким образом, все эти в направлении времени тянущиеся причинные цепи и образуют великую, общую, с частыми переплетениями сеть, которая точно так же всей своей шириною движется вперед в направлении времени и которая, собственно, и составляет мировую жизнь. Если мы вообразим себе теперь эти отдельные причинные цепи в виде меридианов, идущих в направлении времени, то все одновременное и именно потому не стоящее между собой в непосредственной причинной связи можно будет обозначить параллельными кругами. И хотя лежащее под одним и тем же параллельным кругом не находится между собой в непосредственной зависимости, все-таки благодаря сплетениям всей сети или тянущейся в направлении времени совокупности всех причин и действий оно косвенно стоит в какой-нибудь, хоть бы и отдаленной, связи: и потому его теперешняя одновременность есть нечто необходимое. На этом и зиждется случайное совпадение всех условий какого-нибудь в высшем смысле необходимого события – наступление того, что пожелала судьба.

И вот точно так же объясняется и появление в надлежащее время поводов и обстоятельств, играющих важную и решающую роль в жизни отдельного лица; так же, наконец, объясняются и предзнаменования, вера в которые была настолько обща и неискоренима, что нередко находила себе место даже в самых выдающихся головах. Ибо ведь нет ничего абсолютно случайного, напротив – все совершается необходимо, и даже самая одновременность того, что не связано причинностью, называемая случаем, есть нечто необходимое, так как то, что в данный момент одновременно, уже в самом отдаленном прошлом было определено причинами как таковое: так все отражается во всем, одно рождает отзвук в другом… Неискоренимая склонность человека подмечать предзнаменования, его extispicia (гадание на внутренностях) и гадание по птичьему полету, его гадания по Библии, на картах, расплавленном свинце, кофейной гуще и т.д. свидетельствует что у него, вопреки рационалистическим доводам, есть какая-то возможность познавать скрытое в пространстве или во времени. т.е. отдаленное или будущее, – и думает человек, что он несомненно мог бы прочесть по явному сокровенное, если бы только у него был подлинный ключ к этой тайнописи.”