Путешествие астролога. Мифология и психоанализ

Как отмечает философ А.Г. Дугин: “классическая философия логоса считает, что есть две строго адекватные реальности: субъект и объект. По Платону, есть рассудок и есть чувственный мир, который лежит перед этим рассудком. Между рассудком и внешним, чувственным миром находится воображение. Это как раз и есть имажинэр. При этом, с точки зрения Платона, Аристотеля, Канта, Декарта и всей классической рациональной традиции западноевропейского логоса, имажинэр, воображаемое, есть не что иное, как искаженное представление об объекте, присущее субъекту. Есть реальность субъекта – рассудка, есть реальность объекта – внешнего мира, и между ними находится заведомо искаженный образ – воображение, который, по сути, лишен реальности и рационального – субъекта и чувственного – объекта. Социология воображения утверждает, что все не так. На самом деле, у человека есть только одно – имажинер, миф, коллективное бессознательное, которое по своей внутренней, присущей имажинеру логике постулирует и создает представление об объекте и самое главное – представление о субъекте.”

Итак, основная идея социологии глубин заключается в следующем. Существует только промежуточная область – имажинер, область мифа, область коллективного бессознательного, имеющая свою собственную логику и свою собственную топику, топику мифа. При определенных обстоятельствах из этой топики мифа в одном направлении порождается «эго» («я») через процесс индивидуации мифа, и человек начинает говорить о себе «я». При этом индивидуальность, человеческий субъект не является чем-то уникальным, он является продолжением определенной серии, рождающейся из имажинер.

Имажинер, с точки зрения Дюрана, это реакция человека на смерть. Ничего, кроме воображаемого и смерти, нет. Рассматривая смерть и время, через которое происходит и осуществляется смерть (потому что смерть есть не что иное, как время, а время в чистом виде, если оно не нагружено никакими событиями, есть не что иное, как приближение к смерти), воображение реагирует на время и смерть разным образом. Воображение есть ответ на смерть и на время. Развертываясь во времени как форма работы со временем, перед лицом смерти как определенного рода ответ на вызов смерти и на собственную конечность и смертность, человек создает не только культуру, произведения искусств, религии, но и свою жизнь. Жизнь есть не что иное, как развернутая структура воображения, воплощенная в культуру, в общество, в экономику, вполне определенным образом трактующая вызов смерти и времени, через которое эта смерть к нам приходит.

Из этих предпосылок структурируются так называемые «режимы воображаемого», которые составляют суть методологии социологии воображения, или социологии глубин, Жильбера Дюрана. Сейчас мы рассмотрим эти режимы.

Существует два режима и три группы архетипов, которые составляют карту воображаемого. Первый режим бессознательного называется «режимом диурна», что и по-латыни, и по-французски обозначает «дневной» – le diurne. Второй – режим ноктюрна (nocturne), это «ночной» режим. Все мифы, все комплексы архетипов структурируются таким образом, что они принадлежат либо к режиму диурна, к дневному режиму, либо к режиму ноктюрна, ночному режиму.

Существует три группы (три семейства) архетипов, которые неравномерно распределяются между этими двумя режимами. Одна группа архетипов называется «героической». Героическая группа архетипов соответствует режиму диурна.

Есть еще две группы архетипов, которые Дюран называет «мистической» (а также «группой антифразы») и «драматической» (а также «синтетической»). Таким образом, к режиму ноктюрна принадлежат две группы архетипов: мистический и драматический. А к режиму диурна один – героический.

Все вместе они составляют всю полноту имажинера. Таким образом, у имажинера есть два режима, в одном режиме – одна группа архетипов, в другом режиме – две. Согласно социологии глубин имажинер устроен следующим образом. Имажинер сам по себе есть не что иное, как ответ на смерть и время. Время и смерть выступают в социологии глубин, во-первых, как синонимы, а во-вторых, как нечто, лишенное какого бы то ни было содержания, как некая антитеза Имажинеру, потому что в момент смерти все прекращается, а время само по себе есть только чистое движение к смерти (то есть прекращению всего), приближающаяся к нам смерть. Не будучи заполненным воображением и его событиями, время есть ничто, в нем ничего нет, кроме простого приближения к концу.

Воображение реагирует на смерть и время двумя различными способами: дневным и ночным. Воображение может перед лицом смерти выплеснуть два глобальных типа мифов.

Первый тип мифов в режиме диурна называется героическим, он строго соответствует одной группе.

Главный смысл режима диурна – это противостояние смерти и времени лицом к лицу, представление о смерти/ времени как о враге, как об ином, как о том, с чем необходимо бороться, чему надо противостоять. Таким образом происходит демонизация смерти (смерть видится как чудовище) и противопоставление себя этой смерти. Это порождает дуалистические мифологические конструкции и сюжеты борьбы света и тьмы , противопоставление дня и ночи, богов и демонов, верха и низа, добра и зла и т. д. Все типы дуалистических мифов, которые называются также диайретическими (от греч. – разделение, различение), связаны с днем, потому что днем при свете мы можем различать вещи. Базовый инстинкт мифов режима диурна и мифологических конструкций, связанных с ними, – это самосознание имажинера как отличного от смерти и от времени, и приписывание смерти и времени негативных образов.

Так рождается огромный массив дуалистических мифов, например, древняя иранская религия является полностью дуалистической. Но дуалистические мифы глубже, чем религии, потому как они лежат в основе реакции на смерть определенного режима воображаемого.

В этих мифах происходит демонизация ночи, времени и смерти приписывается самостоятельная враждебная идентичность. Также здесь возникает негативный териоморфизм, то есть представление о животных в качестве противников. Смерть приобретает лик животного, которое поглощает, грозит съесть. Как пишет Ж. Дюран:

“Ужас перед изменением и опасность пожирающей смерти – это, по нашему мнению, две самые ранние негативные темы, вдохновленные символом животного. Весь этот териоморфизм интегрирован в сказки и мифы, где мотив падения и спасения особенно ясен. Здесь териоморфный демон либо торжествует, либо же его злые замыслы расстроены, а тема смерти и времени как опасного приключения остается основной темой всех этих сказок, в которых проявляется символический териоморфизм. Животное, таким образом, копошится, кишит, убегает от охотников, но также оно пожирает и обгладывает.

Таков изоморфизм, который объединяет гравюру Дюрера «Рыцарь, смерть и дьявол» и сюжеты Гойи, изображенные на стенах его столовой, где жестокий Сатурн пожирает собственных детей. Что касается последнего художника, весьма уместно было бы упомянуть все темы уже анализированного пожирающего насилия, неизбежности. «Капричос» и «Бедствия войны» испанского художника представляют непревзойденный иконографический анализ зверства, бестиализма, вечного символа Кроноса и Танатоса. Можно заметить, как в живописи отображается более древнее териоморфное обличье времени, маска тьмы, смутное предчувствие, которое мы старались схватить в исследуемых нами констелляциях, увидеть в аллюзиях на темноту солнца и его опустошительный и опустошающий характер.”

На гравюре А. Дюрера облачённый в доспехи христианский рыцарь, в узком ущелье, в сопровождении дьявола со свиным рылом и Смерти – верхом на коне. Смерть держит песочные часы, чтобы напомнить рыцарю о краткости его жизни и тщетности усилий. Дьявол следует по пятам, готовый воспользоваться каждой ошибкой. Но всадник двигается по ущелью игнорируя или не глядя на существ вокруг него. Рыцарь демонстрирует абсолютное презрение к опасности и сомнениям, что часто рассматривалось как символ чести и мужества. Оба персонажа угрожают рыцарю, который закован и защищён в прямом и переносном смысле в броню своей веры. Гравюру также нужно рассматривать с учётом слов Псалма 22:4: