Путешествие будет опасным [Смерть гражданина. Устранители. Путешествие будет опасным]
Шрифт:
— Да, сэр, — сказал я, — Я хотел бы узнать, почему меня сюда направили. Если, сэр, для этого подошло время.
Мак заметил:
— У вас, Хелм, неплохие данные. Умеете обращаться с оружием. Вы с Запада, да?
— Да, сэр.
— Охотник?
— Да, сэр.
— Горная дичь?
— Да, сэр.
— Водяная птица?
— Да, сэр.
— Крупный зверь тоже?
— Да, сэр.
— Олень?
— Да, сэр.
— Лось?
— Да, сэр.
— Медведь?
— Да, сэр.
— Сами и освежевывали?
— Да, сэр. Когда не мог найти кого-нибудь в помощь.
— Очень хорошо. В нашем деле нужны люди, которые не боятся запачкать руки кровью.
Он смотрел на меня с тем же оценивающим видом, как и в начале разговора. Продолжая свою речь, он заметил,
Мак сделал паузу, показывая, что ждет моей реакции.
Я сказал:
— Вы имеете в виду, сэр, отправиться в их края и выслеживать дичь в среде ее обитания?
10
Я никогда так и не узнал, как он ухитрился сплавить свою идею начальству. Ему, наверное, пришлось немало потрудиться, потому что Америка — страна очень сентиментальная, и у нас любят рассуждать о морали. Даже в военное время. И все армии, в том числе и наша, имеют свой устав и кодекс правил. А уж этого в уставе точно не было.
Я также никогда не узнал, от кого он получал приказы. Очень интересно вообразить эту сцену, так как невозможно представить, чтобы выпускник Вест-Пойнтской военной академии в прямой форме и недвусмысленно дал бы подобное распоряжение. И уж; конечно, ничего такого никогда и нигде не было записано. Вы не найдете ни следа отчетов о нашей деятельности, сколько бы ни рылись в архивах министерства обороны — так, насколько мне известно, эта мощная организация называется в настоящее время.
Обычно моему мысленному взору рисовался конференц-зал с часовым у двери. Все очень таинственно… Вокруг стола генералы и в сторонке — Мак, в сером костюме, весь внимание.
— Этот тип, фон Шмидт… — начинает генерал № 1.
— О да. Фон Шмидт от истребительной авиации, — подхватывает генерал № 2,— он базируется вблизи Сен-Мара.
— Умняга-парень, — замечает генерал № 3. (Сцена по необходимости имеет место в Лондоне или его окрестностях, и все они успели заразиться местным диалектом.) — Говорят, он занял бы место Геринга, если бы научился гнуть свою надменную прусскую шею, и его личные вкусы не были так отвратительны. Хотя, конечно, и сам Геринг в этом отношении не лучше. Как я понимаю, в радиусе ста километров от Сен-Мара не осталось ни одной девицы с полным набором конечностей, не удостоившейся внимания генерала, и, судя по рассказам, довольно изощренного внимания. Ходят слухи, будто он изобрел нечто такое, что даже маркизу де Саду не пришло в голову.
В этот момент Мак, должно быть, слегка ёрзает в кресле. Разговоры о жестокости всегда нагоняли на него скуку. «Мы не разгуливаем по свету, — напоминал он нам, — убивая людей только потому, что они — мерзавцы. Где в таком случае провести черту? Мы — солдаты на войне, а не ангелы-мстители».
— К чертям его сексуальные пристрастия! — говорит генерал № 1, образ мыслей которого как будто в духе Мака, — Мне наплевать, если он изнасилует всех девиц во Франции, да и мальчишек тоже. Вы скажите, как мне провести мимо него мои бомбардировщики? Нам дают по физиономии каждый раз, когда мы пролетаем над его аэродромами, и это несмотря на эскорт истребителей. Только мы придумываем, как справиться с его последней тактикой, как он уже ждет нас с новой. В своем деле он — гений, говорю вам. Если нам укажут цели за линией обороны фон Шмидта, я потребую сначала решительного удара по его базам. Чтобы хоть на время не дать ему подняться в воздух. Но предупреждаю вас —
это дорого обойдется!— Как было бы хорошо, — мечтательно произносит генерал № 2 после некоторого обсуждения плана боевых действий, — если бы во время атаки, или еще лучше — чуть раньше, с генералом что-нибудь такое случилось… Чтобы он так… хотя бы с месяц оказался не у дел и не мог бы в решающий момент отдавать свои приказы. Это могло бы спасти жизнь куче наших парней.
Никто при этом не смотрит в сторону Мака. Генерал № 1 шевелит губами, как бы избавляясь от неприятного вкуса во рту, и говорит:
— Одни мечты. Такие люди живут вечно. Но если бы так случилось, чтобы он вдруг неожиданно умер, то самое лучшее время — утром 16 апреля. Не пора ли заканчивать, джентльмены?
Не могу поручиться за точность выражений и профессиональную терминологию, — я уже говорил, что мне не удалось выяснить, как это происходило в действительности, — И я не был ни генералом, ни даже выпускником Вест-Пойнта, а что касается авиации, то даже во время войны я только и мог, что отличить «спитфайер» от «мессершмитта». Самолет для меня был только средством передвижения: я в него залезал, какое-то время в нем находился, а затем высаживался в темноте на забытое богом кочковатое поле или выпрыгивал с парашютом — последнее всегда вгоняло меня в жуткий страх. Если бы я мог выбирать, то отправлялся бы на задание только по воде. Этим пристрастием я, наверное, тоже обязан какому-нибудь предку-викингу. Для человека, выросшего посреди того, что раньше называли Великой Американской Пустыней, я оказался на удивление хорошим моряком. Но большая часть Европы, к сожалению, не судоходна.
В действительности генералу звали фон Лох, а не фон Шмидт, и он базировался возле Кронхейма, а не Сен-Мара, — если такое место вообще существует. Но он и вправду был военным гением и стопроцентным мерзавцем. Его ставка с вооруженной охраной возле дверей находилась в нескольких шагах от заведения, о котором я уже говорил. Дав знак Тине, я сохранял дистанцию, но продолжал следить за домом генерала, хотя и не имел такого приказа. Наоборот, мне рекомендовали до решающего момента держаться подальше. Я и сам не знал, по какой причине веду слежку, тем более, что уже получил от Тины полный отчет о привычках генерала и режиме охраны, но я впервые работал с девушкой, да еще такой молоденькой и привлекательной, сознательно поставившей себя в очень нелегкое положение, и чувствовал, что мне не мешало бы находиться поблизости.
Это ощущение оправдалось уже через неделю. Был унылый вечер, и, чтобы жизнь казалась еще приятней, в Кронхейме шел запоздалый весенний снег. Неожиданно хлопнула дверь, и в поле зрения появилась полуодетая Тина — маленькая фигурка в окулярах моего бинокля. Она проковыляла мимо охранников прямо в уличную грязь, неся в руках жакет и темного цвета дешевую юбку, в которой она вошла в дом часом раньше.
Я поспешил наперехват и словил ее на ближайшем углу. Куда она шла, я не знал, и думаю, что она тоже этого не знала. Открыто подойти к ней так близко было прямым нарушением инструкций и чистым безумием. А вести ее к себе — преступной глупостью, угрожавшей успеху дела и безопасности семьи французов, у которых я остановился. Но я видел, что надо действовать.
Удача оказалась на нашей стороне. Удача и плохая погода. Я незаметно провел ее в дом. Запер дверь, опустил на окнах занавески и зажег свечу. Она все еще прижимала к груди свою одежду. Кнут порвал в клочья ее дешевую блузку и белье, содрав при этом заодно и часть кожи.
— Я убью грязную свинью! — прошептала она, — Я убью его!
— Да, — сказал я, — 16 апреля, через два дня, в 4 часа утра. Тогда ты его убьешь.
Для этого я там и находился — проследить, чтобы она не свихнулась в самый неподходящий момент (это было ее первое дело с нами), обеспечить «контакт» и помочь ей выбраться невредимой. Если получится. Моим делом также было при необходимости обезвредить охрану. К тому времени я стал кем-то вроде специалиста по бесшумному устранению охраны. В первую неделю после нашей встречи я не оказывал ей никаких знаков внимания — это очень вредно для дисциплины, а я, в конце концов, отвечая за операцию.