Путешествие Чандры
Шрифт:
Битва продолжалась весь день. Войска Дашаратхи смело наступали, сам царь ехал впереди войска и никогда – в последних рядах. Но силы были действительно не равны – после полудня Равана ввёл на поле новые войска. Тогда Мангал велел Чандре ехать на холм, возвышающийся над полем, и оттуда окинул взглядом опытного стратега всё происходящее. При виде зрелища всей битвы у Чандры захватило дух. Поле было похоже на реку, где в кроваво-красной воде, подобно цветкам лотоса, покачивались разбитые колесницы, туши слонов с отрубленными хоботами, безголовые кони, иссечённые воины. Несмотря на потоки
– Время испробовать божественное оружие, – объявил Мангал и стал прицеливаться, водя концом копья туда-сюда. – Чандра, как думаешь, куда его пустить? Может, сразу в Равану?
– Не стоит, – покачал головой дэв. – Он же брахман, и хорошо защищён мантрами. Может быть, лучше направить копьё вон туда, где стоит резерв войска царя Ланки?
– Они находятся на поле боя, но в битву вступить медлят… Не очень хорошо убивать не поднявших ещё оружие, Чандра, это не по правилам войны. Хотя смотри – они двинулись, теперь они сражаются! Теперь ответить им оружием – вполне справедливо!
С этими словами Мангал выпустил копьё. В воздухе оно разделилось на тысячу копий, и каждое поразило врага. Затем копьё вновь оказалось в руке Мангала.
– Вот это я понимаю, оружие! Вперёд, сута[4], не медли!
Чандра вновь повёл коней в гущу битвы, где Мангал не раз подвергал свою жизнь опасности, расправляясь с врагом. Но теперь они были как бы единым целым – Мангал, и колесница, и сута – Чандра, и кони. Вместе они были смертоносным сочетанием для врагов и благословением для друзей.
К концу дня Равана потерпел поражение и отвёл остатки своих войск. Дашаратха был ранен, но, по счастью, не слишком серьёзно. На закате войско отдыхало – кони были распряжены, со слонов сняли боевые башенки и шипастые поножи, а сами воины собрались на пир. Мангал подмигнул Чандре, и вместо обычного земного вина в кубках и чашах оказалась сома – излечивающая раны, снимающая усталость, веселящая сома – лунный сок. Сидя в кругу своих, воины вспоминали прошедший бой, хвастались друг перед другом, грубовато беззлобно подшучивали.
– Сегодня моя супруга, царица Кайкейи, славная как своей красотой, так и умением на поле брани, – торжественно возгласил Дашаратха, и тут только Чандра понял, кто была та молодая женщина-сута, – дважды спасла мне жизнь. За это я обещал ей выполнить два её любых желания.
– Что же она попросила, о царь? – заинтересовались воины.
– Ничего. Она взяла время подумать и в нужное время выскажет свои желания. Мой род, Солнечная династия, славится тем, что никогда мужчина этого рода не нарушал обещаний. И я, Дашаратха, обещаю, что выполню любые два желания моей Кайкейи, когда бы она не пожелала их высказать!
– Славно, царь! Славно! – загудели воины одобрительно.
Пир всё продолжался, сома текла, как вода, невидимо наполняя кувшины, вышли сказители, в величественных стихах прославляя подвиги былых дней и этого сражения. Чандра заметил, что Мангал больше не относится к нему с таким пренебрежением, как раньше, –
управляя колесницей в битве и давая дельные советы, Чандра убедил Мангала, что чего-то стоит.– Вот видите, Чандра по сути признал главенство Мангал-дэва, – радовался Индра в Сурья-локе.
– Это только Третий дом, и он ещё не закончен, – тут же возразил Шани. Дхамини глянула на него с благодарностью – ей не казалось, что всё происходящее – правильно.
В кругу воинов было хорошо сидеть, как равному, хорошо было вместе радоваться победе – но тут в руку Чандра-дэва ткнулось что-то влажное, прохладное и мягкое. Обернувшись, дэв увидел тонконогого оленя, забавно прядающего ушами.
– Всё хорошо, дружок, битва закончилась, и мы победили, – с улыбкой произнёс Чандра и потянулся погладить зверя. Но тот отпрянул, сделал несколько шагов и обернулся. Думая, что олень хочет поиграть, дэв потихоньку покинул пир воинов и отправился за ним.
Поле брани ночью выглядело совсем не так, как днём. Тогда, плывя в тандаве войны и ярости, Чандра обращал внимание на ритм и красоту сражения, отмечая сияние доблести героев. Теперь холодный свет месяца безжалостно показывал то, что было скрыто в свете солнца – обезображенные трупы людей и животных, и стервятников, слетевшихся на мертвечину. Кое-где ещё раздавались последние стоны умирающих. В поле тут и там мелькали факелы – это родственники убитых с обоих сторон, старики, женщины, дети, искали своих отцов, детей, братьев и мужей, чтобы достойно похоронить.
Чандра замер в ужасе от этой картины. Уж слишком резкий был контраст с посиделками на пиру и всем этим. Олень снова ткнулся в руку дэва влажным носом, и Чандра пошёл дальше за животным. На краю поля были разложены огромные костры – в них должны сгореть тела павших в битве воинов. Среди рыдающих женщин выделялись те, кто стоял спокойно, – они будто бы ждали чего-то.
– Что здесь происходит, уважаемый? – спросил Чандра у сидящего неподвижно старика с клюкой. Тот оглядел Чандру слезящимися то ли от старости, то ли от горя глазами. Дэв теперь выглядел как обычный сута.
– Ты так молод, прямо как мой сыночек, – вздохнул старик. – Но ему больше уже не придётся пить вино и разглядывать девушек. Иди, сынок, здесь место скорби.
– Но что будут делать вон те женщины? Почему они молчат, не плачут?
– Они не плачут, потому что выплакали все слёзы, сынок. Эти вдовы сегодня совершат сати и присоединятся к своим мужьям в царстве Ямараджа.
– Сати? Это… самосожжение? – Чандра широко раскрыл глаза, не в силах поверить услышанному. Среди вдов, готовящихся сжечь себя на погребальном костре мужа, были старые и молодые, и даже совсем юные, почти девочки. – Но почему?
– Их жизнь заключена в мужьях, а теперь, когда их мужья умерли, им нет смысла продолжать жить, – пояснила подошедшая старушка. Судя по всему – жена старичка с клюкой. – Лучше им родиться заново с более счастливой судьбой.
– Но матушка Сати… она сожгла себя потому, что её отец не принимал Господа Шиву, совершал святотатство[5]…
– Для женщины мужчина – её Господь. И она должна последовать за ним. Кто знает, может быть, эти женщины недостаточно любили своих мужей, раз остались вдовами. Или в прошлых жизнях чем-то нагрешили, и им выпала такая судьба…