Путешествие для бедных (Из Москвы в Минск на электричке)
Шрифт:
– Семен! – раздается вдруг резкий голос за левым плечом. – Иди сюда!
– Чё там у вас? – останавливается мой дед. Мальчик замирает и встревожено глядит на мужчин.
– Чё ни чё, а чего-то есть!
– Сейчас, сгребу.
– Да мать с ним! Сгребешь до вечера!
– Горит?
– Ну чего трепаться, иди.
Повернул голову – метрах в десяти за моей спиной заманчиво расстелена газета. На ней значительно стоит полуторалитровая пластиковая бутылка и валяются белые одноразовые стаканчики многократного российского использования. Два мужика, худой и полный, тоже в годах, мостятся возле.
Семен крепко втыкает грабли в землю.
– Будь тут! – строго приказывает мальчику. Пригладив свои седоватые волосы,
– Чё отмечаем? – поинтересовался Семен явно для формы.
– Так праздник же!
– Какой это?
– Церковный!
– Тогда конечно. Чего-чего, а праздников у нас теперь под завязку. Чудно как-то. Всю жизнь работали, продыху не знали, а теперь гуляй досыта. И советские, и демократические, и церковные. Нет, добром это не кончится.
– Ты вроде недоволен?
– Все в меру должно быть.
– По мне любой праздник хорош, было бы чем праздновать. Да и мы сами себе что – праздник не можем устроить? Что – нам у попа спрашивать? Или у президента? Он-то пьет, когда хочет.
– А тут не хочешь, да пьешь. Праздник!
– Новый-то вроде непьющий.
– А я уважал Борю – свой в доску. Хохмы откалывал не хуже, чем Никита. Помнишь, как тот туфлей организацию наций усмирял? А ракеты как на Кубу кинул? Америка на ушах стояла. И я вам скажу, как бывший парторг с десятилетним стажем: если бы не Кеннеди, царство ему небесное, а тот же Клинтон был, мы бы уже в раю водочку пили. Однозначно!
– А без разницы – где.
– Не скажи, Федя. Там-то без закуси. Нальют тебе порцию… Понимаешь, порцию! Для русского человека! Она ведь для каждого разная. А там цыркнут в такой вот стаканчик, даже и не чокнешься. Глотнешь – и свободен! Ну, за Борю! Помянем, все-таки выжили. Да и скучать не давал. Все будет, но такого мы больше не дождемся. Ну!
– За дуболомов не пью!
– Мужики, ну давай без политики, поехали!
– Семен, не обижайся. Я вот парторгом срок отмотал, а ты же беспартийный, какая тебе разница – за кого? Да и мне без разницы. Пей за кого хочешь. У нас демократия!
– Зона у нас, а не демократия.
– Да пусть хузона! Пей! Не тормози! Процесс пошел! О!.. Нет слов. Хоть свое, а хаять не стану. Удачная получилась. Килограмм сахара – литр на выходе. В шесть раз дешевле самой дешевой! И главное, я вам скажу, знаешь, что пьешь. Без отравы. Закусывайте, не стесняйтесь. Сало, редисочка, зеленый лучок… Все свое, натуральное, без нитратов, без этих… пиздицидов. Живи – не хочу. Что нам эта политика, Семен? Ки-но-о!
– Ну, ты даешь, Кузя. Прямо как Никита Михалков: «Ки-но-о!» Нет, у меня так не получается, это ты у нас артист. Не зря же и в начальстве ходил.
– Кино тоже разное. Такое бывает, что не знаешь, куда глаза девать.
– И ты опять недоволен, да? В наши годы, на нашу пенсию, где ж ты голую да молодую бабу увидишь? До перестройки люди за это большие деньги платили. А тут сраным пенсионерам, бесплатно, все удовольствия!
– Я не платил. Не надо мне этого блядства каждый вечер. Дети же смотрят!
–Тяжелый ты человек, Семен! Ты что – собираешься сто лет жить? Не сегодня-завтра – и на удобрение! Тебе что – место в раю заняли? И чего ты за детей переживаешь? Все жизненно. Пусть знают, что к чему.
– Ну не по-свински же!
– Мужики, мужики! Какой-то день сегодня жаркий! Ну не будем! Ты, парторг, вроде поставил бутылку, а выпить не даешь! Дуй в депутаты, там разоряйся. Пить надо с благородным спокойствием! Только тогда какая-то польза будет. Выпьем! За детей, за внуков. Пусть они до наших лет доживут, своих детей вырастят.
– Вай, Нико, хорошо сказал. Берите мужики сальце, последнее подъедаем.
Моя тоже перестройку начала. Все, говорит, отмудохалась. Пора о душе подумать, помирать скоро, а я еще и не жила!– А кто жил-то? Лично я, Кузя, не могу считать жизнью свое временное и несуразное нахождение на этой планете. И что мы тут делали? И дети эти зачем?
– Ну не греши, водочки-то попили.
– Так грех же!
– Ты что, Федя, совсем? Или это самогоночка моя так действует? Раскинь мозгами! Что было бы, если бы мы не пили? Ну, говори! Семен пусть подскажет. Молчите в тряпочку? А я вам честно скажу: ничего не было бы! Ни армии, ни государства, ни образования, ни культуры этой гребаной. Даже телевизора не было бы! Все-то на нашей водочке и держится. Она всему голова. Нам надо ордена давать!
– Ну, прямо-таки – герои!
– А вот криво-таки – герои! В военное время мы жизнь отдаем на поле боя, а в мирное самоотверженно убиваем себя разной гадостью, чтоб страна родная не знала никаких забот! За нас! За героев алкогольного фронта! Чтобы! Чтобы всегда на рубежах передовых! Не щадя живота своего!
– Скорее, печени.
– Темнота! Я по-старославянски. Живот – это жизнь.
– Да уж какая жизнь без живота. Ни выпить, ни закусить. А с таким брюхом, как у тебя…
– Слушай сюда! Еще про праздники не сказал. По нынешнему положению дел их должно быть 365 дней в году. Потому как доход у государства только от нефти. Когда работаем, тратим ее по-дешевке, вместо того, чтоб за хорошие деньги продавать. Ясно, темнота деревенская!
– Ну-ну, ты не очень! Грамотей хренов!
Обстановка явно накалялась. Я поднялся, двинулся к станции. Напоследок еще раз оглянулся. Бывший парторг Кузя, полный, с малиновым лицом, сидел, привалившись к откосу, вольготно, как в кресле. Федя стоял на коленях у газеты-самобранки и старательно закусывал – сало с хлебом в одной руке, пучок молодого лука в другой. Семен сидел на пеньке боком к ним и лицом к мальчику, тоже что-то жевал. Внучок, взявшись одной рукой за торчащие грабли, топтался вокруг, издавая какие-то ритмические звуки. Солнце периодически заслонялось неплотными облаками, мягко просвечивало, потом снова брызгало июньским теплом, легкий ветерок задевал верхушки дубов, шелестел в тополях на другой стороне железнодорожного полотна. Голоса героев, перебивая друг друга, становились все громче и нечленораздельней – градусы перли наружу. Но все это и было тишиной, бульканьем пузырей со дна тихой заводи жизни.
Недалеко лежало поле, на котором свершилось одно из крупнейших человеческих жертвоприношений новой истории. Лишь Хиросима превзошла его. Более ста тысяч человек, не считая раненых и искалеченных, расстались с жизнью в этом сражении, защищая интересы своих начальников и вождей, чтобы тем быть начальниками и вождями над своим народом и не уступать этого права, как ведется испокон, чужакам. Вхождение России в семью цивилизованных народов Европы было отложено. Не получилось этого вхождения и в 1941-м, когда кости солдат 1812 года вздрагивали от взрывов. Далека от этого вхождения и Россия образца начала третьего тысячелетия, хотя демократии в ней больше, чем во всем цивилизованном мире. Только почему-то от этой демократии цивилизацией и не пахнет: порядка по-прежнему как не было, так и нет. Да и плата за вход в семью цивилизованных народов дороговата – утрата этнической идентичности. Тем более что и утратить ее совсем не просто, невозможно оперативное усвоение западноевропейской психологии и норм поведения. Ведь и Европа пришла к ним не сразу и не просто – тоже выстрадала в горниле религиозных войн и революций. Невозможно и вхождение цивилизованных народов в Россию – по той же причине. Опыт соцстран и прибалтийских республик еще раз подтвердил это. Остается единственное: жизнь по-своему и порознь, но в мире. Во всяком случае, в обозримом будущем иных вариантов не предвидится.