Путешествие Херульва

Негромкий шорох послышался за его спиной и Херульв резко повернулся, положив руку на рукоять меча Асбрана.

— Столь храбрый воин боится слабой женщины, — рассмеялась выходящая из тени императрица Ирина, — неужели я выгляжу такой страшной?

Она носила расшитую золотом пурпурную накидку с откинутым на спину капюшоном, в ушах ее покачивались большие золотые серьги, украшенные синими сапфирами. Темные глаза насмешливо и одновременно лукаво глянули на фриза.

— Не такой уж и слабой, — усмехнулся Херульв, опуская руку, — я уже понял, что слабые в этом дворце долго не живут.

— Значит, ты быстро учишься, — кивнула Ирина, — куда быстрее, чем мой сын.

— Императору что-то угрожает? — спросил Херульв.

– Прежде всего, он сам, — пожала плечами Ирина, — Константин очень хочет стать императором достойным великого имени, но для этого ему не достает как ума, так и воли. Поэтому мой сын может быть очень несправедлив даже к тем, кто рядом с ним — и тем, кто желает ему только добра.

— Ты говоришь о себе? — спросил Херульв. Краем глаза он уловил в коридоре, за спиной Ирины, некоторое движение, до его слуха донесся чуть слышный лязг стали — ну, конечно же, императрица явилась сюда не одна. Это не сильно обеспокоило фриза — если бы она хотела убить его, то не стала бы даже начинать этот разговор.

— Я говорю о многих, — пожала плечами императрица, — взять хотя бы того же Алексиоса Муселе, бывшего командира Арифмоса, личной гвардии басилевса. Не было в империи военачальника более преданного моему сыну — и чем Константин отплатил ему за это?

— Хочешь сказать, что эта же судьба ждет и меня? — прищурился Херульв.

— Нет, если ты будешь прислушиваться к тем, кто желает тебе добра, — сказала Ирина, — и кто хочет оградить моего сына от самого же себя. Он слаб, а слабый правитель — горе для всей империи…и для тех, кто его окружает.

— Значит, сильные люди должны сообща помочь конунгу стать сильнее, — пожал плечами Херульв, — и держаться друг друга ради этой цели.

— Ты все понял правильно, — Ирина довольно улыбнулась пунцово-алыми губами, — думаю, мы с тобой поладим, северянин. Помоги моему сыну подавить мятеж и вернуться в Константинополь с победой, а когда это случится — мы вернемся к этому разговору.

— Я буду ждать, — сказал Херульв. Ирина кивнула и, сделав шаг назад, растворилась во тьме коридора. Херульв проводил ее долгим взглядом, потом пожал плечами и тоже вышел из цеха. Уже в коридоре, ведущем к выходу, к нему присоединились, поджидавшие его там Стюрмир и еще с пяток хирдманнов.

— Сколько человек явилось с ней? — спросил Херульв на ходу.

— Семеро, — сказал Стюрмир, — и еще пять дежурило снаружи. Что она тебе говорила?

— Это не так уж важно, — сказал Херульв, — главное, сейчас одним глазом надо следить за басилевсом, а вторым — за всеми, кто стоит за его спиной. Если все сделать правильно — наступит время, когда уже мы будем решать, кто достоин править империей.

Врата империи

— Клянусь Одином, нас надули, обещая славную битву! Пока басилевс давит мятеж на севере, мы торчим здесь как крысы в норе!

Свои слова Кнуд подтвердил ударом глиняной кружки по крепко сколоченному столу, стоявшему посреди небольшой комнаты. Еще с десяток северян разместились здесь, распивая вино и пожирая жареную птицу, что удалось подстрелить в густых лесах, покрывавших склоны узкого ущелья. На одной из скал, нависавших над ущельем, стояла небольшая старая крепость, возведенная бог весть кем в незапамятные времена. Здесь же, по приказу императора Константина и разместилась Феряжская тагма, чтобы наблюдать за Киликийскими Воротами — узким каньоном соединявшим Сирию с внутренними областями Малой Азии.

— Мне это нравится не больше чем тебе, Кнуд, — отозвался сидевший напротив Херульв, — в Армениаке, я надеялся доказать делом, что басилевс не зря взял нас на службу. Но Константин командует своей армией не в одиночку и его стратиги, — которым и без того не по вкусу, что язычник и варвар поставлен чуть ли не вровень с ними, — убедили его в том, что негоже оставлять Ворота без присмотра. И они правы, если честно, — хотя и основной удар ожидается в Армениаке, какие-то сарацинские банды могут прорваться здесь, пользуясь тем, что басилевс сейчас отвлечен на север.

— И впрямь великая честь, — хмыкнул Кнуд, — давить крыс, пока на севере дерутся львы.

— Не стану же я спорить с Константином из-за этого, — пожал плечами Херульв, — ничего, дадут боги, это война — не последняя и мы еще сможем…

Громкий топот ног прервал его на полуслове и в караулку вбежал майниот — один из тех, кто пришел в столицу с Горго, какой-то ее дальний родственник. Несмотря на молодость, он уже считался опытным морским разбойником, привыкшим высматривать очередную жертву и с носа корабля и с прибрежных скал. Поэтому Херульв и поставил его, вместе еще с несколькими сородичами, на смотровую башню, чтобы следить за ущельем. Сейчас же, судя по взъерошенному виду, греку и впрямь удалось увидеть что-то невероятное.

— Беда, стратигос, — выдавил он, — сарацины. Очень много!

— Что? — спросил Херульв, — как много?

— Много больше, чем мы ждали, — послышался женский голос и из-за плеча соплеменника вынырнула Горго. Сейчас девушка выглядела совсем иначе, нежели в день, когда Херульв вызволил ее из сарацинского гарема: гибкое тело прикрывала легкая, но прочная кольчуга, черные волосы выбивались из-под остроконечного шлема, с украшенного серебряными бляшками пояса свисала сабля-парамирион. Тревожный взгляд супруги сказал Херульву больше множества слов — и вскоре сам фриз уже стоял на смотровой башне, внимательно всматриваясь в лесистое ущелье. Внизу, там, где по дну каньона текла река, раздувшаяся от недавних дождей, блестела сталь множества доспехов и оружия, над которыми развевались знамена — черные и зеленые стяги ислама, украшенные вязью арабского письма, чередовались с золотистыми знаменами с черным орлом.

Елпидий, бывший стратиг Сицилии, а ныне самозваный император Византии, плотный чернобородый мужчина в пурпурном плаще прикрывавшим арабский доспех, был чрезвычайно доволен собой. Мальчишка-басилевс все-таки сунулся в расставленную ему ловушку: пока Константин, упоенный легкой победой, заливал кровью Армениак, — вопреки ромейским ожиданиям, не получившим никакой помощи от халифа, — почти тридцать тысяч воинов, арабов и ромейских мятежников, признавших Елпидия императором, шли сейчас к оставленным почти без защиты Киликийским воротам.

Вот и тот самый перевал — защищенный одной лишь крепостью, над которой сиротливо развевалось знамя с некоей черной птицей. У Елпидия не было времени рассматривать — вместо этого он недоуменно уставился на небольшой отряд, вставший посреди ущелья, выставив перед собой большие щиты, украшенные черными орлами. Сами же воины не походили на греков, армян или арабов, вообще ни на какой народ, населяющий здешние края: слишком высокие и крепко сложенные для местных, а у стоявшего впереди предводителя, из-под шлема выбивались светлые волосы.