Путешествие Ибн Фаттумы

— Пообедали на рынке?

— Еще не выяснил, где находится рынок, — выпалил я. — И умираю от голода, благородный человек.

Я сел за столик перед своей комнатой, и Фам принес мне пшеничный хлеб, говяжью вырезку, поджаренную на жире и заправленную уксусом, и полное блюдо фиников, айвы и винограда.

— Подать вам финиковое вино? — спросил Фам.

— Боже упаси! — ответил я, жадно принявшись за еду.

— Вино — это музыка путешествия, — пробормотал он.

Я ел, пока не насытился, потом спросил разрешения сесть рядом с ним на диван. Он этому очень обрадовался. Мы сидели и коротали вечер под еще не полной луной. Я подставил лицо приятному ветерку, столь неожиданному после жаркого дня. Вскоре меня охватили покой и расслабленность. Фам обратился ко мне:

— У нас есть шатры с музыкой и танцами, именно то, что нравится приезжим.

— Не сейчас, давай отложим это, — ответил я.

— Тебя удивило то, что ты увидел?

— Ничего, что заслуживало бы внимания, кроме дворца, — безразлично ответил я. — Мне нужны знания, которые просто так на дороге не валяются.

— Ты прав.

— Дворец короля — настоящее чудо!

— На земле Машрик нет короля!

Прочитав удивление на моем лице, он продолжил:

— Машрик — это столица и еще четыре города. В каждом из городов есть свой господин, во владении которого пастбища, скот и пастухи. Население — рабы, подчиняющиеся воле господ и получающие взамен скудное пропитание и безопасность. Дворец, что ты видел, принадлежит господину столицы. Он самый важный и богатейший из господ. Но над остальными он не властен. У каждого из них есть своя вооруженная охрана наемников, которых обычно привозят из пустыни.

Что за странный порядок! За исключением некоторых отличий он напомнил мне уклад жизни племен в доисламские времена. Господа сродни землевладельцам нашей страны, но разница все-таки есть — их отличает разная степень невежества. В любом случае наш грех в стране Откровения ужаснее, чем у остальных народов.

Я был осторожен и только слушал, воздерживаясь от критических замечаний, как и подобает чужестранцу.

— Каким образом был возведен этот великолепный дворец, если все подданные — простые пастухи? — поинтересовался я у него.

Фам с гордостью ответил:

— Инженеров и рабочих привезли из государства Хира, а изумительная мебель и украшения дворца были произведены в земле Халяб, которыми она славится.

Помолчав немного, я попросил:

— Господин Фам, расскажите о вашей религии.

— Все население Машрика поклоняется луне. В полнолуние бог является во всем своем могуществе. Тогда все устремляются на пустырь, чтобы встать вкруг жреца для молитвы. Затем совершаются обряды — танец, пение, опьянение и совокупление.

Потрясенный, я спросил:

— И таким образом они обеспечивают себе бессмертие в раю?!

— Нам неведомы ни бессмертие, ни рай. У нас нет ничего, кроме ночи полнолуния!

Я колебался, но все же спросил:

— У вас нет ни медицины, ни образования?

Он пренебрежительно ответил:

— Наследники господина обучаются конной выездке и получают знания о боге луны. При каждом дворце есть врач, выписанный из Хиры или Халяба. А что касается народа, то он брошен на милость природы. Заболевшего изолируют до тех пор, пока он или поправится, или умрет и его склюют стервятники.

Я посмотрел на него вопросительно, а он продолжил:

— Жизнь полностью согласуется с законом луны и ее учением. Именно поэтому мы — народ, который в основном пребывает в веселье и довольствии. Мы самый счастливый народ, господин Кандиль!

Про себя я подумал, что это, без преувеличения, помутнение рассудка, но вслух произнес:

— Я рад за вас, господин Фам!

Часть ночи я провел, записывая в тетради хроники путешествия и описывая увиденное. Другую часть ночи, не в состоянии заснуть, я размышлял над искушениями человека в его земной жизни и спрашивал себя, действительно ли в стране Габаль отыщу панацею?!

Последующие несколько дней прошли без событий, не считая того, что я осмелился сбросить часть одежды, оставив только короткие штаны и повязку на голове. Однажды утром я увидел толпу бегущих людей и услышал перешептывание постояльцев. Я поспешил к Фаму узнать, что там происходит. И он прокричал:

— Ночь полнолуния! Ночь богоявления и поклонения!

Новость потрясла меня. Он пообещал, что зрелище будет захватывающим. Я сразу же отправился на рынок, где встретился со своими спутниками-купцами, разбившими лагерь у входа. Днем они работали, а вечера проводили в развлечениях. С азартом и знанием дела они занимались обменом товаров. Мне бросилось в глаза, что купцы имели дело не с жителями, а с представителями господина столицы, который единолично являлся и продавцом, и покупателем товара. Остальная часть рынка представляла собой длинный проход, по обеим сторонам которого стояли палатки, заполненные продуктами и мелким товаром — расческами, зеркальцами, дешевыми украшениями из стекляруса.

Я пообедал в гостинице, затем, когда солнце уже клонилось к закату, направился на площадь поклонения. Мужчины и женщины стояли плотным кольцом, оставляя центр круга свободным. Обнаженные и бронзовые, блестящие от пота, они чего-то ждали, источая возбуждающий запах человеческих тел. Перед закатом набежали тучи, закрывшие голубой небосвод. Ненадолго заморосило. Дождь был встречен радостными гортанными криками людей, безоглядно верующих и готовых к испытаниям. Не успело солнце скрыться с одной стороны, как с противоположной взошла полная луна — грандиозная, величественная, притягательная, дающая надежду. И мгновенно раздалось такое ликование, что птицы в небе перепугались. Луна продолжала восхождение, проливая золотой свет на бронзовые тела и воздетые к небу, словно хватающиеся за этот плывущий свет, руки. Немало времени прошло в благоговейном молчании, пока луна не застыла в центре небосвода. В этот момент откуда-то раздался протяжный возвещающий трубный звук, и северная сторона круга расступилась, освобождая место приближающемуся почтенному человеку — высокому, обнаженному, с отпущенной гладкой бородой. Он двигался, опираясь на длинный посох. Достигнув центра круга, остановился. Все взгляды были прикованы к жрецу луны. Наступила тишина. Жрец продолжал стоять неподвижно. Вдруг он отбросил посох, упавший к его ногам, и поднял голову и руки к небу. Тысячи рук последовали за ним. Он хлопнул в ладоши, и в одно мгновение из глоток вырвался гимн. Он зазвучал так мощно и всеобъемлюще, как будто и земля, и небо, и все пространство между ними, опьяненные хмелем песнопения любовников, участвовали в этом действе. Меня поглотил возбуждающий ритм: дикий, грубый, гудящий и отдающийся эхом. Во мне бурлили эмоции, и охватила дрожь вожделения. Действо достигло наивысшей точки, затем стало постепенно спадать, шаг за шагом, пока не пришло в состояние полного спокойствия, слившись с тишиной. Жрец опустил руки и посмотрел перед собой. За ним последовали и другие, обратив взгляды в его сторону. Он величаво поднял свой посох, взял его в левую руку и заговорил:

— Вот бог является во всем величии и красоте. Является в свое время, не оставляя рабов своих. Милость бога — благодать рабам его.

Из окружавшего его людского моря послышалось благодарственное бормотание. Жрец продолжал:

— Лунные циклы говорят нам, что жизнь конечна и что она идет к завершению. Но она добра к тому, кто добр, улыбчива тому, кто приветлив. Не растрачивайте ее щедроты на глупости.

Раздались радостные возгласы, подобные стремительно падающей звезде, ладони захлопали в ритме танца. Жрец не останавливался:

— Остерегайтесь ссоры, остерегайтесь зла. Злость разъедает печень, жадность вызывает несварение и порождает болезни, алчность приводит к несчастью. Веселитесь, развлекайтесь, изгоняйте дурные помыслы удовольствием.

В это время раздался бой барабанов, и тела начали сотрясаться в пляске. На призыв откликнулись и груди, и чресла. В лунном свете движение продолжало нарастать и шириться. Земля плясала, благословленная луной. Объятья перемежались с танцами, под луной все слились во всеобщей любви. Я ошеломленно смотрел вокруг, будто попал в юношескую мечту, кровь кипела в венах, желания граничили с умопомрачением, сердце жаждало безумия.

Я вернулся в гостиницу, шатаясь от переизбытка чувств. Приступ похоти жестоко вцепился в мои раскаленные нервы. Бодрствуя при свете свечи в своей комнате, я делал записи в тетрадь и размышлял об испытаниях, которые подстерегали чистоту моей веры, вспоминая пору своего религиозно-духовного воспитания под руководством шейха Магаги аль-Губейли. Я предавался размышлениям в никчемной расслабленности. Внезапно мой слух пронзил крик о помощи. Я вскочил на ноги, готовый броситься на выручку, но обнаружил, что стою в непроглядной темноте. Видимо, я заснул, и сон поглотил все мое существо. Проснулся я рано и, покидая гостиницу, спросил: