Путешествие из Петербурга в Москву (с илл.)

– Не дивись, – сказал я ему, – установление свободы в исповедании обидит одних попов и чернецов, да и те скорее пожелают приобрести себе овцу, нежели овцу во Христово стадо. Но свобода сельских жителей обидит, как то говорят, право собственности. А все те, кто бы мог свободе поборствовать, все великие отчинники [210] , и свободы не от их советов ожидать должно, но от самой тяжести порабощения.

210

Великие отчинники – владельцы громадных имений (отчин, вотчин).

Тверь

– Стихотворство у нас, – говорил товарищ мой трактирного обеда, – в разных смыслах как оно приемлется, далеко еще отстоит величия. Поэзия было пробудилась, но ныне паки дремлет, а стихосложение шагнуло один раз и стало в пень.

Ломоносов, уразумев смешное в польском одеянии наших стихов [211] , снял с них несродное им полукафтанье. Подав хорошие примеры новых стихов, надел на последователей своих узду великого примера, и никто доселе отшатнуться от него не дерзнул. По несчастию с лучи лося, что Сумароков в то же время был; и был отменный стихотворец. Он употреблял стихи по примеру Ломоносова, и ныне все вслед за ними не воображают, чтобы другие стихи быть могли, как ямбы, как такие, какими писали сии оба знаменитые мужи. Хотя оба сии стихотворцы преподавали правила других стихосложений, а Сумароков и во всех родах оставил примеры, но они столь маловажны, что ни от кого подражания не заслужили. Если бы Ломоносов [212] преложил Иова или псалмопевца дактилями или если бы Сумароков «Семиру» или «Дмитрия» [213] написал хореями, то Херасков вздумал бы, что можно писать другими стихами опричь ямбов, и более бы славы в осмилетнем своем приобрел труде [214] , описав взятие Казани свойственным эпопеи стихосложением. Не дивлюсь, что древний треух на Виргилия надет ломоносовским покроем; но желал бы я, чтобы Омир между нами не в ямбах явился, но в стихах, подобных его, – ексаметрах [215] , – и Костров [216] , хотя не стихотворец, а переводчик, сделал бы эпоху в нашем стихосложении, ускорив шествие самой поэзии целым поколением. Но не одни Ломоносов и Сумароков остановили российское стихосложение. Неутомимый возовик Тредиаковский немало к тому способствовал своею «Телемахидою» [217] . Теперь дать пример нового стихосложения очень трудно, ибо примеры в добром и худом стихосложении глубокий пустили корень. Парнас окружен ямбами, и рифмы стоят везде на карауле. Кто бы ни задумал писать дактилями, тому тотчас Тредиаковского приставят дядькою, и прекраснейшее дитя долго казаться будет уродом, доколе не родится Мильтона, Шекеспира или Вольтера. Тогда и Тредиаковского выроют из поросшей мхом забвения могилы, в «Телемахиде» найдутся добрые стихи и будут в пример поставляемы.

211

Польское одеяние стихов – силлабическое стихосложение (основано на равенстве слогов в строках) – влияние западной, в частности польской, поэзии. Ломоносов и Тредиаковский писали тоническим стихом, соблюдающим равенство ударений в строке. Радищев выступает против канонизации ямба, за разнообразие размеров русского стиха.

212

Имеются в виду произведения Ломоносова «Ода, выбранная из Иова» (вольное переложение отрывков из Библии) и «Преложения псалмов» (переложение религиозных морально-поучительных песнопений, составляющих Псалтырь).

213

«Семира» (1768) и «Дмитрий Самозванец» (1771) – трагедии А. И. Сумарокова (1718–1777).

214

Осмилетний труд поэта М.М.Хераскова) 1733–1807) – поэма «Россияда» (1771–1779), для которой образцами служили «Энеида» Вергилия, а также «Илиада» и «Одиссея» Омира (Гомера).

215

Ексаметры – гекзаметры.

216

Костров Ермил Иванович (ок. 1750–1796) – переводчик «Илиады».

217

«Телемахида» написана русским гекзаметром (шестистопным стихом без рифмы с пятью дактилями и одним хореем).

Долго благой перемене в стихосложении препятствовать будет привыкшее ухо ко краесловию [218] . Слышав долгое время единогласное в стихах окончание, безрифмие покажется грубо, негладко и нестройно. Таково оно и будет, доколе французский язык будет в России больше других языков в употреблении. Чувства наши, как гибкое и молодое дерево, можно вырастить прямо и криво, по произволению. Сверх же того в стихотворении, так как и во всех вещах, может господствовать мода, и если она хотя несколько имеет в себе естественного, то принята будет без прекословия. Но все модное мгновенно, а особливо в стихотворстве. Блеск наружный может заржаветь, но истинная красота не поблекнет никогда. Омир, Виргилий, Мильтон, Расин, Вольтер, Шекеспир, Тассо и многие другие читаны будут, доколе не истребится род человеческий [219] .

218

Краесловие – рифма.

219

Мильтон Джон (1608–1674) – английский поэт; Расин Жан Батист(1639–1699) – французский драматург; Тассо Торквато (1544–1595) – итальянский поэт.

Излишним почитаю я беседовать с вами о разных стихах, российскому языку свойственных. Что такое ямб, хорей, дактиль или анапест, всяк знает, если немного кто разумеет правила стихосложения. Но то бы было не излишнее, если бы я мог дать примеры в разных родах достаточные. Но силы мои и разумение коротки. Если совет мой может что-либо сделать, то я бы сказал, что российское стихотворство, да и сам российский язык гораздо обогатились бы, если бы переводы стихотворных сочинений делали не всегда ямбами. Гораздо бы эпической поэме свойственнее было, если бы перевод «Генриады» не был в ямбах, а ямбы некраесловные хуже прозы.

Все вышесказанное изрек пирный мой товарищ одним духом и с толикою поворотливостью языка, что я не успел ничего ему сказать на возражение, хотя много кой-чего имел на защищение ямбов и всех тех, которые ими писали.

– Я и сам, – продолжал он, – заразительному последовал примеру и сочинял стихи ямбами, но то были оды. Вот остаток одной из них, все прочие сгорели в огне; да и оставшуюся та же ожидает участь, как и сосестр ее постигшая. В Москве не хотели ее напечатать по двум причинам: первая, что смысл в стихах неясен и много стихов топорной работы, другая, что предмет стихов несвойствен нашей земле. Я еду теперь в Петербург просить о издании ее в свет, ласкаяся, яко нежный отец своего дитяти, что ради последней причины, для коей ее в Москве печатать не хотели, снисходительно воззрят на первую. Если вам не в тягость будет прочесть некоторые строфы, – сказал он мне, подавая бумагу. Я ее развернул и читал следующее: «Вольность»… «Ода»… – За одно название отказали мне издание сих стихов. Но я очень помню, что в Наказе о сочинении нового уложения, говоря о вольности, сказано: «Вольностию называть должно то, что все одинаковым повинуются законам». Следственно, о вольности у нас говорить вместно.

1

О! дар небес благословенный,Источник всех великих дел;О вольность, вольность, дар бесценный!Позволь, чтоб раб тебя воспел.Исполни сердце твоим жаром,В нем сильных мышц твоих ударомВо свет рабства тьму претвори,Да Брут [220] и Телль [221] еще проснутся,Седяй во власти, да смятутсяОт гласа твоего цари.

220

Брут Марк Юний (I в. до н. э.) – глава заговора против Цезаря, участвовал в его убийстве. В XVIII веке этот представитель реакционной знати казался идеальным республиканцем.

221

Телль Вильгельм – легендарный стрелок, борец за освобождение Швейцарии от австрийского ига.

Сию строфу обвинили для двух причин: за стих «во свет рабства тьму претвори». Он очень туг и труден на изречение ради частого повторения буквы Т и ради соития частого согласных букв: «бства тьму претв» – на десять согласных три гласных, а на российском языке толико же можно писать сладостно, как и на италианском… Согласен… хотя иные почитали стих сей удачным, находя в негладкости стиха изобразительное выражение трудности самого действия… Но вот другой: «Да смятутся от гласа твоего цари». Желать смятения царю есть то же, что желать ему зла; следовательно… Но я не хочу вам наскучить всеми примечаниями, на стихи мои сделанными. Многие, признаюсь, из них были справедливы. Позвольте, чтобы я вашим был чтецом.

2

Я в свет изшел, и ты со мною…

Сию строфу пройдем мимо. Вот ее содержанье: человек во всем от рождения свободен…

3

Но что ж претит моей свободе?Желаньям зрю везде предел;Возникла обща власть в народе,Соборный [222] всех властей удел.Ей общество во всем послушно,Повсюду с ней единодушно.Для пользы общей нет препон.Во власти всех своей зрю долю,Свою творю, творя всех волю:Вот что есть в обществе закон.

222

Соборный – общий.

4

В средине злачныя долины,Среди тягченных жатвой нив,Где нежны процветают крины [223] ,Средь мирных под сеньми олив,Паросска мрамора белее [224] ,Яснейша дня лучей светлееСтоит прозрачный всюду храм.Там жертва лжива не курится,Там надпись пламенная зрится:«Конец невинности бедам».

5

Оливной ветвию венчанно [225] ,На твердом камени седяй,Безжалостно и хладнокровноГлухое божество……

223

Крины – лилии.

224

Остров Парос славился своим мрамором.

225

Оливная (оливковая) ветвь – символ мира.

и пр.; изображается закон в виде божества во храме, коего стражи суть истина и правосудие.

6

Возводит строгие зеницы,Льет радость, трепет вкруг себя;Равно на все взирает лицы,Ни ненавидя, ни любя.Он лести чужд, лицеприятства,Породы, знатности, богатства,Гнушаясь жертвенныя тли [226] ,Родства не знает, ни приязни,Равно делит и мзду и казни;Он образ Божий на земли.

226

Гнушаясь жертвенныя тли – гнушаясь даров, взяток.

7

И се чудовище ужасно,Как гидра, сто имея глав,Умильно и в слезах всечасно,Но полны челюсти отрав.Земные власти попирает,Главою неба досязает,«Его отчизна там», – гласит.Призраки, тьму повсюду сеет,Обманывать и льстить умеетИ слепо верить всем велит.

8

Покрывши разум темнотоюИ всюду вея ползкий яд… [227]

Изображение священного суеверия, отъемлющего у человека чувствительность, влекущее его в ярем порабощения и заблуждения, во броню его облекшее:

227

Ползкий яд – яд пресмыкательства.