Путешествие к центру Москвы

– Поясните, дядя Миша, – сказала младшая близняшка. А может быть, и старшая.

– Поясняю. В билете вопрос: «Иосиф Виссарионович Сталин». Варианты ответов: «Ленин сегодня. Преступник. Гений. С одной стороны, сука, а с другой – как нам его сейчас не хватает». И вот в зависимости от политической обстановки вы выбираете ответ.

– А как же аттестат зрелости? – поинтересовался Сергей Никитич.

– А что? – язвительно прищурился я, – Али метро у нас уже выродилось?. Али подземные переходы травой-муравой заросли? Али ксероксы да принтеры луддиты порубали? Али сержант Пантюхин заместо охраны общественного порядка в тати ночные подался? Нет, все при делах.

Как вы понимаете, я уже достаточно отпил «На бруньках». Оттого-то язык мой такими красками заиграл. Заискрился, зазвенел. Чтобы очи от блаженства замаслились. Ланиты блаженно зарозовели. Душа запела, заиграла.

А потом я вздрогнул. Да на фиг им знать, кем был Сталин, на фиг им то, что было.Хватит русского языка и литературы, потому что в них – все, что нужно сохранившейся человеческой девочке, чтобы зажить жизнью с найденным Маугли. Да не помешает им лютня из местечка Клермон.

Господи, молю Тебя, чтобы так случилось... Хотя вряд ли это произойдет... Но помолиться надо. Вот сейчас и пойду. В церковь. А конкретно – в храм Великомученика Димитрия Солунского на Благуше.

Глава семнадцатая

Я сердечно распрощался с будущим и прошлым России и вышел на пленэр. Светило солнышко, дул легкий ветерок, от которого мне стало слегка прохладно. Странно: на дворе лето, я славно попил «На бруньках», так что прохладно мне быть не должно. Ан нет, прохладно. Потому что на мне, кроме трусов и фуражки сержанта Пантюхина, надето (одето?) больше ничего не было. Запамятовал в размышлениях о судьбах родины. Оно и понятно. Русский человек, как только начинает размышлять о судьбах родины, так забывает сразу обо всем. У него все начинает валиться из рук, всякая разумная деятельность прекращается, потому что какая уж, к черту, разумная деятельность, когда весь разум брошен на размышления. А когда весь народ окунается в размышления, то судьба родины становится весьма печальной. Все в ней встает, кроме предприятий ликеро-водочной промышленности и торговли закуской. И тогда руководство родины придумывает методику, по которой ВВП в это время все-таки растет. Благодаря неутомимым действиям нашей партии, которая, несмотря на происки либеральных атлантистов, атлантических либералов и Чубайса, что, в принципе, одно и то же, удерживает страну от гибели, которая непременно состоялась бы, если бы наш народ одновременно не задумывался о судьбах родины, потому что иногда, как только мы начинаем об чем-то задумываться и прекращаем создавать что-нибудь рукотворное или постиндустриальное, все начинает как-то налаживаться, и в этом нет никакого противоречия, потому что думай мы о судьбах родины, не думай, делай что-либо или не делай, результат будет один и тот же – в смысле, что результата не будет. Кроме роста ВВП. А почему?

Потому что судьба. А против нее не попрешь. А мы и не прем. Не больно-то и хотелось. Живем же как-то. А кто-то и помирает. Ну, жизнь так и устроена, что в ней всегда кто-то помирает. И это, заметьте, не только в России. Так что не замайте!

Но одеться все-таки надо. Иначе как же в храм в трусах и в ментовской фуражке. В другое место еще куда ни шло. Но не в храм. В храм в головном уборе входить не принято. Если ты, конечно, не женщина. А по моим трусам этого не скажешь, хотя они и в цветочек. Так что я вернулся в жилище Сергея Никитича, снял с ослика свои джинсы и футболку, вытащил изо рта пони бумажник, который тот не смог прожевать (и это плохо – значит, в случае кораблекрушения он меня не спасет).

Вы будете смеяться, но в бумажнике были деньги. Червонец купюрами и шесть рублей двадцать восемь копеек мелочью. Еще там был паспорт. Как ни странно, мой, а не сержанта Пантюхина. И сберегательная книжка. Когда я выходил из дома, на ней было сто двадцать восемь безналичных рублей. А сейчас должно быть восемь тысяч шестьсот девяносто три рубля. И вот теперь догадайтесь, как это могло получиться. В наше время. В Сбербанке России. Который ничем не напоминает «МММ», чтобы в нем за вчерашний день и такую же ночь наросли такие бешеные проценты. Все очень просто. Сегодня большой пенсионный день. А пенсия приходит мне на счет в Сбербанке, что позволяет чувствовать себя средним американцем. Ибо какой же средний американец не имеет счета в банке? Мне бы еще дом и автомобиль – и сбыча американской мечты состоялась бы в районе Соколиная Гора. Что в районе снесенного Черкизовского рынка.

В Сбербанке было людно, и это навевало на приятные мысли, что деньги у народа есть, что круговорот их в природе осуществляется, что они попадают из Сбербанка людям, от людей – в Сбербанк, а из Сбербанка – на финансирование отраслей народного хозяйства, где и исчезают бесследно. Устройство российских денег так устроено, что их хватает только на бонусы за деятельность, а на саму деятельность уже не остается. Ну, это я несколько преувеличиваю, все-таки что-то они делают. Инфляция, там, дефолт – это вам не хухры-мухры. Это надо постараться. Но вершиной нашей финансово-хозяйственной деятельности является рост цен на все, когда в остальном мире цены на всепадают. Это высший пилотаж.

Так вот, я встал в очередь в окошко, где идут выплаты по вкладам и операции с ценными бумагами. Сколько я ни бывал в Сбербанках, ни разу не видел ни одной ценной бумаги (кроме лотерейных билетов), чтобы какая-нибудь тетенька получала дивиденды по акциям или обналичивала вексель ОАО «Вентильремонт». Был, правда, случай, когда привезли на каталке старичка, который получал пособие на похороны дедушки по «Свидетельству о смерти». Но вот насколько «Свидетельство о смерти» является ценной бумагой, я не знаю. Скорее всего, не очень. Ну, это я узнаю, когда моя жена Оля придет получать пособие по моему «Свидетельству о смерти».

Когда подошла моя очередь, девица по ту сторону окошка странно на меня посмотрела и стала внимательно рассматривать мой паспорт, сравнивая меня с моей фотографией.

– Ну и кто из нас красивее? – ловко пошутил я, заигрывающе вздернув левую бровь и прищурив правый глаз. (Вот сволочь какая. Ведь в церковь иду. В храм. Великомученика Димитрия Солунского. А все туда же. А куда же еще? Надо будет покаяться в умышлении на грех прелюбодеяния. Ну, это нам не привыкать.)

Девица невнятно улыбнулась. Я улыбнулся подбадривающе. (Может быть, зайти в храм попозже? Чтобы покаяться уже не в умысле, а в самом грехе?.. Размечтался, старый импотент.)

– Деньги давай! – грубо потребовал я.

И тут окошко исчезло из моих глаз. А появился в них пол Сбербанка. Очень красивый пол. Из линолеума. С такими красивыми узорами. У меня дома ковер с похожими узорами. Мы с женой Олей его купили по ордеру от «Литгазеты», в которой она работала, в 1984 году. Мне стало очень интересно: что мои узоры делают на полу Сбербанка? А ничего не делают, просто лежат. Подо мной. На мне, в свою очередь, тоже кто-то лежит. И этот кто-то срывает у меня что-то с головы, а потом надевает (одевает?) наручники. А потом переворачивает меня на спину, и я вижу уже известного вам сержанта Пантюхина, который примчался по тревожному звонку девицы за сбербанковским окном, увидевшей меня в ментовской фуражке. Ей это в сочетании с футболкой футбольного клуба «Челси» показалось несколько странноватым. Вот она и вызвонила помощь. Как выяснилось, не Пантюхина. Пантюхин просто шел мимо. В дельфинарий, чтобы по возможности прояснить судьбу своей фуражки. А тут тревога. Он и забежал. А увидев свою кровную фуражку на чужой, абсолютно незнакомой голове, естественно, бросился на обезвреживание грабителя. Он же меня не узнал под этой фуражкой. Не многих людей можно узнать с затылка, прикрытого ментовской фуражкой. Вот он меня и не узнал. А узнав, снял наручники. Девица за окном успокоилась и выдала мне мои законные башли. Но смотрела все же настороженно. Особенно на Пантюхина. И через секунду стало ясно, что ее тревожило. Тревожил ее сержант Пантюхин. Потому что она вызывала не его, а спецназ. А раз вызывала, то он и прибыл.

Но какой-то странный спецназ. Неоднозначный. В масках-то оно конечно. Кто ж в наше время ходит в Сбербанк без масок? Но вот в тренировочных штанах, кожанках... И оружие у всех разное. У кого – АКМ, у кого – УЗИ, а у одного – ручной противотанковый гранатомет китайского производства по индийской лицензии, купленной у СССР в 1990 году, а конкретно – у генерал-майора Селезнева перед выходом его на пенсию с поста НПО «Гранатомет» Минобороны СССР.

Так что это не спецназ. К тому же тот, который со спи...женным гранатометом, заорал:

– Всем стоять! Ограбление!

Я сначала подумал, что он полный мудак. Потому что все и так стояли. А потом сообразил, что рациональное зерно в его призыве стоять все-таки было. Не мог же он заорать «Всем лежать!», когда и сесть-то негде. Это вам не какой-нибудь комфортный западный банк, где все сидят на диванах в ожидании своей очереди и в случае ограбления могут запросто прилечь. У нас аренда площадей под офисы стоит офигенных башлей, а в зале сидячее место одно – для охранника, потому что он по старости лет стоять уже не может. Но из бывших военных, поэтому, когда гранатометчик заорал «Всем стоять!», он вскочил. И девки за стеклами тоже вскочили. Нет, сидячих мест в зале все-таки было два. Второе – перед дверью с надписью «Обмен валюты». И с этого сидячего места встал старичок в шляпе и китайском белом плаще, сшитом по индийской лицензии, купленной у Китая в 1972 году у его изобретателя Ян Голяна (тогда китайские фамилии писались именно так), которого впоследствии расстреляли во время культурной революции.