Путешествие на "Брендане"

Мы уже четвертую неделю находились в море, и запас свежих продуктов подходил к концу. Доели яблоки, с сожалением прикончили чеддер. Правда, копченого и вяленого мяса еще хватало, но немецкий черный хлеб нас разочаровал. Не выдержал хранения: откроешь упаковку — каждый кусок покрыт зеленой плесенью. Правда, уменьшение запасов провианта и воды означало, что "Брендан" сбросил килограммов триста, и теперь он несколько легче всходил на волну.

Жизнь на борту с каждым днем опрощалась. В кабинах оставалось лишь самое необходимое: спальные мешки, личные сумки с одеждой, рации, секстант, сумка с книгами и камеры. И наши обители пропитались острыми запахами дубленых кож, не просыхающей шерсти, влажных немытых тел. Мы привыкли жить с мокрыми волосами, с мокрыми рукавами, из которых под обшлагами дождевого платья сочилась вода, мокрыми носками и мокрыми свитерами. Слава богу, никто не хворал, не было даже ни порезов, ни растяжений. Только руки Трондура меня тревожили: на каждом суставе по красной опухоли с язвочкой посередине. Сам Трондур лишь пожимал плечами и уверял, что это обычно для рыбаков, которые возятся с сетями и лесами в холодной воде. У остальных членов экипажа после вахты пальцы смахивали на мертвых белых голотурий, расписанных полосами грязи. Нормальный цвет возвращался к ним только через час другой.

Ежедневные штормовые предупреждения из Принц Христианссунда мы теперь воспринимали с мрачным юмором. Посмеивались над ветром, которому никак не удавалось развить предсказанную бешеную скорость, хотя наш маленький барометр подтверждал передаваемые данные об атмосферном давлении. Центры низкого давления перепихивались с гренландским градиентом высокого давления, где дули штормовые ветры. Может быть, мы потому не чувствовали полной силы ветра, что сидящую глубоко в воде лодку прикрывали волны? Во всяком случае, мы не наблюдали ничего похожего на сильный шторм, и нас изрядно удивило послание Палла Бергторссона, озабоченного тем, что судно, находящееся в неполных шестидесяти милях от "Брендана", сообщало о десятибалльном ветре. Мы приняли его радиограмму через исландское исследовательское судно "Арни Фридрикссон", работавшее севернее нас. Когда оно закончило работу и направилось домой, наша радиосвязь с Рейкьявиком прервалась, и мы почувствовали себя еще более изолированными. Из-за сильных ветров и плохой видимости в Южной Гренландии самолеты не могли взлететь, и даже самолет ледовой разведки, которому было поручено присматривать за нами, был прикован к земле непогодой.

Двадцать девятого мая "Брендан" наконец миновал оконечность припая к югу от мыса Фарвель, и мы вздохнули свободнее. Теперь нам предстояло пересечь морские просторы, отделяющие Гренландию от Северного Лабрадора. К нашей досаде, мы очутились в полосе штилей, тихих ветров и густых туманов. Если и бывали ветры, то почти исключительно с юга и запада, и продвижение "Брендана" резко замедлилось. Снова линия нашего курса на карте стала выписывать зигзаги и беспорядочные круги.

Тридцать первого мая — типичная запись в судовом журнале: "С утра штиль, но к полудню подул норд вест, и мы изменили курс, идя почти прямо на Ньюфаундленд. Затем ветер сместился к юго-западу, и мы практически легли в дрейф, топчась на месте. Ничего интересного".

Появился новый враг — скука. Раз другой солнце проглядывало настолько, что был смысл развесить на снастя наши спальники и попытаться просушить одежду, но в основном погода оставалась слишком сырой для подобных попыток. И стоял такой холод, что очередная перелетная птаха, приземлившаяся на "Брендан", — тоже береговой конек — не перенесла ночёвку и скончалась. Мы заполнял свободное время новым увлечением — причудливыми поделками из троса, — и снасти "Брендана" обросли замысловатыми узлами и сплетнями, мудреными клопами всюду, где можно, красовались причудливые фигурки. Скука усугублялась растущим чувством уединенности. Очень уж ограничен был из-за тумана наш горизонт, его протяженность редко превышала три четыре мили. Порой туман сгущался настолько, что видимость ограничивалась полусотней метров и нельзя было различить границу между воздухом и морем, казалось "Брендан" подвешен в сумрачной серой чаше. Приходилось утешаться мыслью, что здесь вряд ли на нас наскочит какое-нибудь судно. В этих пустынных водах лишь изредка появляются промысловые суда, направляющиеся на североамериканские или гренландские рыбные банки. Правда, и береговых радиостанций в этой области негусто, так что "Брендан", если говорить о связи, постепенно входил как бы в мертвую зону. Голос Принц Христианссунда звучал все слабее, скоро мы уже не различали слов, потом станция и вовсе пропала, а связаться с канадскими станциями впереди мы еще не могли. Было слышно, как пролетающие над нами воздушные лайнеры сообщают диспетчерам свои координаты, но на вызовы "Брендана" они не отвечали, и мы остро ощущали свое одиночество.

Одиннадцатого июня до нас дошел голос одной из радиостанций канадской береговой охраны. Обращаясь ко всем судам, радист передал описание "Брендана" и объявил, что уже шестьдесят часов от нас ничего не слышно. Просьба каждому, кто увидит "Брендан" или уловит его сигналы, сообщить об этом. К сожалению, сами мы не смогли отозваться из-за сильных атмосферных помех. Но па другой день внезапное улучшение условий приема позволило и канадским, и гренландским радиостанциям принять наш сигнал и записать координаты "Брендана". Пользуясь случаем, канадцы сообщили, где проходит граница паковых льдов в районе Лабрадора. По их данным, пак постепенно отступал на север. Я посмотрел на карту: выходило, что мы минуем лабрадорские льды. Всего неделей раньше в последних известиях канадского радио рассказывалось о гибели парома "Карсон" примерно в двухстах милях к западу от нас. У 8273 тонного "Карсона" был корпус ледокольного типа, однако в первом же рейсе сезона, направляясь к Гус Бею, он затонул, столкнувшись со льдами. К счастью, погода была идеальная и катастрофа произошла недалеко от берега. Военные вертолеты сняли людей со льдин, и обошлось без жертв, но сам по себе этот случай был зловещим предупреждением.

Число "тринадцать" явно было для нас счастливым, потому что 13 июня наконец подул благоприятный, ветер и всю вторую половину дня, а также последующую ночь "Брендан" наматывал на лаг нужные нам мили. Во время вечерней вахты Джордж вслух выразил свое разочарование:

— Обидно — столько прошли и ни разу льда не видели. Вряд ли мне доведется еще побывать в этих местах. А на рассвете следующего дня, согревая себе чашку кофе, он радостно воскликнул:

— Эгей. Лед. Честное слово, лед.

И правда, на воде, словно детская игрушка, плавно покачивалась причудливая льдина, напоминающая китайского карнавального дракона.

— Вон еще льдина, впереди — объявил Джордж.

Мы дружно выстроились вдоль борта. "Брендан" скользил мимо обломков битого льда. Они были удивительно красивы: то накренятся, то совсем нырнут, а то отколется кусок и оставшаяся глыба, утратив баланс, покружится, перевернется и явит глазу какую то новую фигуру. И все это под приглушенное ворчание волн, облизывавших льдины.

Трондур радостно улыбался.

— Хорошо, — сказал он. — Теперь увидим больше птиц и больше китов. Около льда хорошо ловится рыба.

Я показал вдаль.

— Трондур, что это за белая полоса над горизонтом? Похоже на ледовый отблеск, как его описывают в лоциях. Может в той стороне быть паковый лед?

— Ага, — отозвался он, глядя туда. — Ага, там много льда.

Странно. Согласно последним данным, там вовсе не должно быть льда…

— Наверно, часть ледового поля откололась от главного массива, — твердо заключил я. — Если верить сведениям, которые нам передали, мы уже должны были миновать паковые льды, и в этом райопе их не может быть. Просто мы очутились между берегом и отдельными дрейфующими льдинами.

Я ошибался. Не подозревая об этом, я изменил курс, рассчитывая обогнуть "осколок ледового поля" с севера по касательной. По мере сближения все яснее вырисовывалась кромка. Картина была внушительная. В ярком солнечном свете сверкали ослепительно белые грани торосистого льда. Через каждую сотню метров торчали вмерзшие в массу большие ропаки, образованные многолетним льдом и обломками айсбергов. Возвышаясь над белой гладью, они напоминали причудливые изваяния: одни были покатые и округлые, словно подтаявшее масло, другие ощетинились гротескными шипами и зазубринами. Мелкие льдины плавали вдоль кромки, выстраиваясь в кильватер "Брендану". Мы петлял между ними, простосердечно любуясь причудливыми формами. Вот похожая на лодку, вот — на кусок мозаики, вот на морского змея. Небольшая льдина, смахивающая на банан, тут же получила наименование "ледяная карра". Между тем коварный ветер начал смещаться к норд весту, и, вопреки нашим усилиям, "Брендан" все ближе прижимало к кромке. Солнце то и дело скрывалось за облаками, и красивые ледяные скульптуры выглядели уже не так симпатично.

— Волны буквально размалывают лед, — заметил Джордж. — Погляди вон на ту большую темную льдину, как ее качает вверх вниз.

Он показал на глыбу величиной с двухэтажный дом с отчетливой грязно серой каймой по нижнему краю. Тяжело вздымаясь на волне, она кренилась и скатывалась вниз, шлепая по воде темным брюхом, так что из под нижнего вруба летели брызги.

— Худо придется нам, если "Брендан" прижмет к этакой махине, — сказал я. — Расплющит, словно паровым молотом.

Мы продолжали скользить левым бортом к ледовой кромке. Артур фотографировал, Джордж стоял на руле, Трондур, сидя на крыше кабины, любовался грандиозным видом. Вдали, над ропаками и расщелинами, просматривались могучие контуры настоящих айсбергов.

— Не похоже, чтобы нам удалось обогнуть это ледяное поле, — озабоченно произнес Джордж. — Уж очень далеко оно тянется, и нас довольно быстро сносит к нему.

Где то в глубинах моей души закопошился страх. До берега около ста шестидесяти миль, и вроде бы здесь не должно быть никакого пака, однако эти льды выглядят достаточно плотными.