Путешествие на Луну

Между тем оба аэронавта приступили к делу. Гонтран отправился к машине, а Сломка стал править аппаратом, как вдруг тихий шепот долетел до его слуха. Он обернулся и увидел перед собою Елену.

— M-eur Вячеслав, — умоляющим голосом проговорила она, — я хотела просить вас об одном одолжении.

— Одолжении… меня?.. о каком-же? — с удивлением спросил инженер.

— Тс!.. потише!.. — остановила его девушка, кидая боязливый взгляд на своего отца, углубленного в мрачные думы. Затем, немного покраснев, она прибавила:

— Я хотела сказать вам два слова касательно Гонтрана.

— Вот не было печали! — промычал Сломка. — Еще попадаешь в трагические наперсники!

— Я не знаю, — продолжала между тем Леночка, — сообщал ли вам Гонтран…

— Что он любит вас? О, да, сударыня…

— Нет, не то… Видите-ли, чтобы привлечь к себе благосклонность папа, графу приходится представляться обладающим обширными научными познаниями…

— Ах, вот что! — со смехом проговорил инженер. — Как же, он мне говорил и об этом… Но что же я могу тут поделать?

Молодая девушка в нерешительности остановилась, затем застенчиво начала:

— Видите-ли, дорогой г-н Сломка… Я просила бы вас иногда помочь Гонтрану, когда папа задаст ему слишком трудный вопрос… При ваших обширных познаниях это не составит для вас труда… А я сама, к сожалению, слишком многого не знаю…

— Ладно, ладно!.. — успокоил Леночку молодой инженер. — Мне уже не в первый раз придётся играть роль суфлёра по отношению к Гонтрану, — еще в школе я подсказывал ему уроки… Будьте покойны, m-lle Елена.

Поблагодарив Сломку своей обворожительной улыбкой, девушка отошла на своё место, подле отца. Последний поднял опущенную голову и спросил командира аэроплана:

— При благоприятном ветре, сколько нам понадобится времени, чтобы достигнуть Франции?

— Тридцать или сорок часов… Аппарат легко может делать сто — полтораста километров в час, — ответил инженер.

— Хорошая скорость! — проговорил старый учёный, привычным взглядом осматривая конструкцию аэроплана. — И это вы, г-н Сломка, придумали и построили такой аппарат?

— Построил — да, я, — не задумываясь, отвечал молодой человек, вспомнив о просьбе Елены, — но придумал не я: честь изобретения исключительно принадлежит моему другу, графу Фламмариону.

Гонтран, до слуха которого долетели последние слова приятеля, с изумлением взглянул на него. Он — изобретатель аэроплана! К чему такая мистификация?.. Но затем он понял благородное намерение Сломки.

Между тем Михаил Васильевич принял это за чистую монету.

— Ах, дорогой Гонтран, — вскричал он, — как я рад, что вам удалось выполнить ту великую задачу, над которою тщетно ломали голову изобретатели, — задачу изобрести воздухоплавательный аппарат, приводимый в действие машинами и чуждый неудобств аэростата.

— Да, — подтвердил молодой дипломат с апломбом, вызвавшим улыбку на лице Сломки, — особенно во Франции многие трудились над устройством подобного аэроплана. Начиная с 1863 года, мы видим целую массу проектов: Надара, Ланделя, Понтон д’Амекура, Брайта, Пэно и др.

Елена Михайловна с удивлением слушала своего жениха, удивляясь, откуда он набрался таких познаний.

В действительности ученость графа, объяснялась очень просто: предвидя, что старый ученый непременно заведёт речь об аэропланах, запасливый Гонтран заблаговременно расспросил приятеля о последних.

— Конечно, — подтвердил слова друга инженер, — список изобретателей, ломавших голову над устройством летательного аппарата тяжелее воздуха, очень велик, к сожалению, никто из них не добился успеха…

— Позвольте, позвольте! — с живостью прервал Вячеслава Сломку старый ученый, увлекшись любимой темой. — Мне кажется, что этого сказать нельзя… Лет сорок тому назад один из моих соотечественников, некто Филипп, почти решил эту задачу. Он придумал винт с четырьмя горизонтальными лопастями, вертикальная ось которого была закреплена на шарообразном сосуде, содержавшем воду. При нагревании этого сосуда вода превращалась в пар; пар, проходя через отверстия в лопастях винта, заставлял последний вращаться, — и в конце концов весь аппарат быстро поднимался на воздух. Подобные опыты я видел сам в Варшаве, в 1845 году.

Гонтран изобразил на своем лице улыбку сожаления.

— Но разве подобный аппарат может быть применен в большом виде? — возразил он Михаилу Васильевичу. — Я сам видал в музее сделанный из алюминия геликоптер Понтон д’Амекура… знаю также описание подобного же механизма, придуманного итальянцем Форланини… Но все эти аппараты, в малом виде успешно выполняющие свою задачу, никуда негодны, будучи построены в больших размерах.

Видя апломб, с которым молодой дипломат возражал профессору Осипову, Сломка, хорошо знавший происхождение и степень научных познаний приятеля, едва мог оставаться серьёзным.

— Вот поэтому-то, дорогой друг мой, — отвечал графу Михаил Васильевич, — я и нахожу удивительным достигнутый вами результат… Если бы вы заимствовали откуда-нибудь идею вашего аппарата, то это было бы гораздо проще.

— Нет, Гонтран сам выработал ее, что значительно труднее, — прорвал старого ученого инженер.

— А самым трудным было придать механизму достаточную легкость, — сказал Михаил Васильевич.

— Почему-же? — хладнокровно спросил его Сломка.

Старый учёный, не отвечая, наклонился к уху дочери и с досадой проговорил:

— Этот коротенький господин, право, не на шутку сердит меня своею манией соваться, когда говорят не с ним, — и всё это для того, чтобы показать, что и он — человек знающий.

Пробормотав это, профессор Осипов ответил молодому инженеру с улыбкой сарказма:

— Почему?.. Ведь вы знаете, что сила тяжести заставляет все тела падать на землю с начальною скоростью 4,9 метров в секунду? Вот с этой то силой и приходится главным образом бороться аэропланам. Высчитано, что сила, равная одной паровой лошади и, следовательно, способная поднимать в секунду груз в 75 килограммов на высоту одного метра, — эта сила, будучи приложена к подъемному виду, делает последний способным поднимать груз лишь в 15 килограммов.

— Почему же вы мне говорите это? — по-прежнему невозмутимо спросил Сломка.

— Почему?.. Почему?.. — с досадой вскричал старый ученый. — Вот затвердил человек!.. Да потому, чёрт возьми, чтобы доказать, что воздухоплавание на аппаратах тяжелее воздуха, только тогда возможно, когда двигательные машины аэроплана весят не более 10 килограммов на каждую, развиваемую ими лошадиную силу.

— А это почему? — вновь задал свой любимый вопрос молодой инженер.

Михаил Васильевич пожал плечами: