Путешествие на Запад. ТОМ IV

Старый князь внял словам сыновей и дал полное согласие.

В тот же час все четверо: отец и трое сыновей, без парадного поезда и балдахинов, пешком направились к беседке Белого шелка. В это время наши путники уже собрали свою поклажу и хотели идти в дверь, чтобы поблагодарить за трапезу, попрощаться с князем и двинуться в путь, но вдруг увидели самого князя с тремя сыновьями, которые еще издали повалились на колени и стали кланяться до самой земли. Танский наставник подскочил от смущения, а затем тоже бросился наземь и стал совершать ответные поклоны. Сунь У-кун, вслед за Чжу Ба-цзе и Ша-сэном, отошел в сторону и смотрел на эту сцену, насмешливо улыбаясь. Когда церемония взаимных поклонов была окончена, правитель уезда пригласил Танского монаха и его учеников в приемную. Монахи с радостью согласились и вошли в зал.

– Уважаемый и почитаемый Танский наставник! – начал, стоя, говорить правитель. – Есть одно дело, по которому я обращаюсь к тебе с просьбой. Не знаю, право, согласятся ли исполнить ее твои уважаемые ученики?

– Ты только прикажи им, – ответил Танский монах, – они не осмелятся не повиноваться тебе, дорогой правитель, тысячу лет тебе здравствовать!

– Когда я впервые увидел всех вас, – продолжал правитель, – то мне показалось, что ты, уважаемый наставник, удостоен звания Странствующего монаха. Но, видимо, мои плотские очи впали в заблуждение. Только теперь, убедившись, с каким искусством мастера-наставники Сунь, Чжу и Ша фехтуют своим оружием, находясь в воздухе, я понял, что они настоящие небожители, истинные Будды! Трое моих щенков-сыновей всю жизнь занимаются фехтованием, имеют к нему склонность, и сейчас, преисполнившись чувством уважения к твоим ученикам, просят их быть наставниками, чтобы научиться хорошо владеть оружием. Молю тебя, уважаемый и почтенный мой духовный наставник, открой свое сердце, великое, как Небо и Земля, и снаряди в путь свой челн милосердия, на котором могли бы плыть в волнах истины мои презренные сыны! Свято обещаю отблагодарить тебя дарами, которыми можно будет запрудить целый город…

При этих словах Сунь У-кун не удержался и залился громким хохотом.

– Эх ты, а еще правитель! Ничего ты не понимаешь! – проговорил он сквозь смех. – Ведь мы, отрешившиеся от житейских сует, должны иметь учеников-последователей, которым могли бы передать наши знания. Если у твоих сыновей на самом деле есть желание творить добрые дела, то мы готовы научить их, пусть только относятся к нам с добрым чувством! Ни в коем случае не сули нам никаких богатств! Достаточно доброго отношения.

От этих слов князь пришел в неописуемую радость и сразу же приказал устроить большой пир в парадном зале дворца! Стоило только князю произнести одно слово, как приказание уже было исполнено. Поглядели бы вы, читатель, какой это был пир!

Чуть колышутся флаги и ленты кругом, И дымки ароматные тают, С изукрашенных золотом хрупких столов Дорогие шелка ниспадают. А сидения лаком покрыты цветным И парчою в узорах богатых, Все, как радуга, здесь ослепляет глаза, Все сверкает в роскошных палатах. С веток только что сладкие сняты плоды И лежат, аромат источая, И тончайшие запахи реют вокруг Золотого, горячего чая. Вот пампушки лежат, весом каждая в лян, Возвышаясь горою над блюдом. Сколько подано яств – до пятнадцати смен, А любое покажется чудом! А молочные кушанья! Что их вкусней? Их готовили с медом топленым. Но не хуже и жареные потроха, Что приправлены сахаром жженым. И бутыли отборнейших рисовых вин Взор гостей привлекают недаром: Если в чашу нальешь да глоток отхлебнешь – Не сравнишь и с небесным нектаром! Вот и чай подают. Сколько разных сортов! О божественный чай из Янсяня! Лучше всякой корицы его аромат, Нет прекраснее благоуханья! Приготовлено все, чтобы гости могли Пировать беззаботно и праздно, И куда ни взгляни – все на этих столах Так чудесно и разнообразно!

Затем позвали шутов. Они пели, плясали, играли на дудках и бренчали на струнах, даже разыграли целое представление.

Наставник со своими учениками весело провели целый день в обществе князя и его сыновей. Незаметно наступил вечер, и пирующие стали расходиться. Князь приказал быстро постелить постели и натянуть пологи в беседке, после чего предложил Танскому монаху и его спутникам расположиться на ночлег, с тем чтобы на следующий день с самого утра возжечь фимиам, помолиться и начать обучение его сыновей боевому искусству. Монахам подали тазы с теплой ароматной водой для омовения, после чего они отправились спать. Уже наступила пора, когда

Птицы в гнезда уселись, Покой воцарился глубокий. Лег поэт на тахту, Перестал подбирать свои строки. А Река серебристая, Волны свои разливая, Озаряет сиянием Небо от края до края. Опустели тропинки В полях у последней заставы, И в ночной полутьме Словно гуще становятся травы. Все затихло вокруг, Речь людская уже не слышна мне, Только где-то вальки Ударяют о гладкие камни. За извивами рек, За твердыней хребта векового Мне о крае родном Эти звуки напомнили снова. А над ложем моим, Разгадав мое горькое бденье, Все стрекочет сверчок, Отгоняя во тьму сновиденья.

Ночь прошла. Рано утром старый князь со своими сыновьями снова явился к нашим путникам. При вчерашней встрече Танский монах оказывал князю почести, подобающие его званию, а нынче он уже приветствовал его как равного. Трое княжичей встали на колени перед Сунь У-куном, Чжу Ба-цзе и Ша-сэном и земно поклонились им.

– Досточтимые наставники! Покажите нам еще раз ваше волшебное оружие! – взмолились они.

Чжу Ба-цзе, обрадованный таким обращением, достал грабли и бросил их на пол. Ша-сэн вытащил свой волшебный посох и прислонил его к стене. Княжичи, второй и третий по старшинству лет, бросились к оружию, пытаясь поднять его, но все их усилия были столь же тщетны, сколь оказались бы напрасными потуги стрекозы, пожелавшей сдвинуть с места каменный столб. От напряжения их лица раскраснелись, но они так и не смогли приподнять оружие даже на волосок. Старший брат заметил их смущение и крикнул им:

– Братья! Не тратьте зря свои силы. Ведь у наших наставников оружие священное: вес его несоизмерим с нашими силами!

Чжу Ба-цзе задорно рассмеялся.

– Мои грабли вовсе не такие тяжелые, – сказал он, – они соответствуют числу одной только трети священных книг, и вместе с рукоятью весят пять тысяч сорок восемь цзиней!

Второй княжич робко спросил Ша-сэна:

– Почтенный наставник! Сколько же весит твой волшебный посох?

– Тоже пять тысяч сорок восемь цзиней, – смеясь, ответил Ша-сэн.

Старший княжич попросил Сунь У-куна показать посох с золотыми обручами. Сунь У-кун достал из уха иглу, помахал ею навстречу ветру, и она сразу превратилась в посох, толщиной с плошку, который он воткнул в землю перед собой. Старый князь и его сыновья застыли от страха, чины и слуги пришли в ужас. Княжичи совершили вежливый поклон, и один из них спросил:

– Почему у наставников Чжу и Ша оружие находится при себе, под одеждами, и они сразу достают его, а у наставника Суня оно спрятано за ухом? Почему от ветра его оружие увеличивается?

– Где вам знать, что мой посох не простой, – смеясь, ответил Сунь У-кун, – да и не всякий сможет пользоваться им. Вот послушайте, что я вам расскажу:

Когда над хаосом извечным Мир поднялся и заблистал, Из горных руд железо плавить Великий Юй впервые стал. О всех потоках и озерах И о глубинах всех морей Издревле посоху известно, – Когда пробиты были горы И злоба вод усмирена, Впервые в мире наступили Безоблачные времена, И в те года в Восточном море. Всегда готовый в смертный бой, Глубоко во Дворце подводном Хранился верный посох мой. Прошли бесчисленные годы, Века прошли, – и вот, смотри: С годами снова засиял он Лучами утренней зари. Искусством дивным овладел он: То сокращаться, то расти, То озарять сияньем дивным Непроходимые пути. Добыть его со дна морского Мне выпала однажды честь. – Он был послушен заклинаньям, А обликов его не счесть! Захочешь – вырастет огромным, Все мирозданье заслонит, Захочешь – станет, как иголка, Совсем невзрачная на вид. Единственным, неповторимым Считает посох мой народ. И даже в небе, средь бессмертных, Он чудодейственным слывет Его «Послушным» называют, Хотя не всем он и с руки, Его узнаешь, если глянешь На золотые ободки. Тринадцать тысяч цзиней весом, А может даже тяжелей, Ему прикажешь – он сумеет Стать то короче, то длинней; Ему прикажешь – он сумеет И толще стать и тоньше стать, То вдруг бесследно исчезает, То появляется опять… Служил он мне большой подмогой, Когда, исполнен дерзких сил, Я в голубых чертогах Неба Погром жестокий учинил. Он был мне верным, сильным другом, Когда, сквозь тысячи невзгод В подземном царстве непроглядном Я страшный совершал поход. С ним вместе покорял драконов, Свирепых тигров укрощал, Повсюду проходил спокойно, Ни дебрей не боясь, ни скал, И бесов самых закаленных Умею побеждать в бою. И оборотней вероломных Мгновенной смерти предаю. Мне стоит только размахнуться, Любой конец его поднять И прямо в небеса ударить, В сияющую благодать, И сразу солнце потемнеет, Весь мир сокроется во мгле, И устрашатся духи в небе И оборотни на земле! Из хаоса давно возник он И все эпохи пережил, Уходят годы, но с годами Не потерял мой посох сил! Пройдут столетье за столетьем, – Его не старят времена: Его, как видите, отлили Не из простого чугуна!

Княжичи внимательно слушали Сунь У-куна и беспрестанно отбивали земные поклоны. Затем они подались вперед и, выражая самое искреннее почтение и уважение, стали просить, чтобы их научили приемам фехтования.

– Каким бы оружием вы хотели владеть? – спросил Сунь У-кун.

– Кто пользуется палицей, пусть выучится владеть ею; кто привык пользоваться граблями, пусть научится действовать граблями; а кому нравится посох, пусть учится, как лучше его использовать, – ответили княжичи.

– Научить не трудно, – засмеялся Сунь У-кун, – только силенок у вас маловато, вы не сможете действовать нашим оружием и получится, как у того художника, который рисовал тигра, а вышла собака. Древние люди сложили такую поговорку: «Если обучение ведется не строго, значит, учитель ленив; виноват сам ученик, коль ученье не постиг в совершенстве». Раз вы искренне хотите учиться, то прежде всего принесите сюда фимиам и поклонитесь Небу и Земле. Сначала я придам вам духовные силы, лишь после этого вы сможете перенимать фехтовальное искусство.