Путешествие по Камчатке в 1908--1909 гг.
Шрифт:
Выйдя на самый мыс, мы увидали, что дорога преграждена чересчур крутым спуском. Я разослал всех, кого только было можно, на поиски спуска, так как твердо был уверен, что он есть. Однако и я сам, облазив гребень, идущий вниз от мыса и составляющий как бы спуск его к речке Большого Семячика, и все мои люди вернулись один за другим и принесли неутешительные сведения. Всюду спуск невозможно крут. Слева дол обрывается отвесно к барранкосу Узона; впереди -- отвесный обрыв мыса к речной долине (как мы впоследствии узнали, это -- начало речки, называемой Тихой); справа -- узкий, заросший кедровником гребень, переходящий ниже в стрелку между долиной р. Тихой и ее притоком, идущим от Большого Семячика. В сторону этой последней мы также осмотрели весь спуск, и везде оказалось, что даже на наиболее пологих местах есть кое-где отвесные уступы, с которых даже и ненавьюченная лошадь совершенно не может спуститься.
Надвинувшийся с 2 ч. 30 м. дня с моря туман наполнил постепенно долину речки белыми густыми волнами и теперь поднимается к нам; хотя порывы ветра временами разгоняют его, но он снова возвращается и, все сгущаясь, прекращает дальнейшие попытки ориентироваться.
Направление пади большой, текущей внизу речки (Тихой) от места слияния трех ее истоков, как раз у наших ног, -- прямо к морю, OSO 120°. Ущелье прямого спуска с большими каменными глыбами спускается к ней как бы тремя гигантскими ступенями, причем самой недоступной является нижняя ступень. Боковые его откосы густо заросли ольховником, и благодаря этому по ним человек может кое-как держаться. Скалы этого ущелья, где они смачиваются, покрыты водорослью Vauscheria и подушками молодых мхов; весной здесь должен быть бурный каскад.
Речка внизу сильно шумит; в русле ее видны островки, тальвег вдоль ее частью зарос ольховниками, частью уже сильно пожелтевшими субальпийскими лугами, которые дают надежду, если бы удалось спуститься, довольно быстро дойти до моря.
Видя неудачу всех попыток отыскать спуск, мы стали лагерем пониже снеговой залежи у ручья, пустили лошадей на луговые склоны около и решили обследовать возможность спуска до полного выяснения этого важного для нас вопроса в ту или другую сторону.
Вода в ручье появляется здесь только после полудня, когда усиливается таяние снега, и исчезает к утру. Остаток дня был очень невеселым. Мы впервые столкнулись с препятствием, которого преодолеть не могли, несмотря на все усилия. К тому же теперь нас окутал густой туман, совершенно не позволяющий ориентироваться и прекративший поиски.
29 августа, с утра, туман то гуще, то реже; ветер начинает усиливаться. Новые разведки выяснили, что весь спуск в обе пади абсолютно недоступен для лошадей. У самого низа падей, даже там, где почти весь спуск счастливо пройден, везде около 10 саж. отвесного каменного уступа. Где есть ключики, там они, дойдя до уступа, сбегают водопадиком настолько отвесно, что под струей последнего можно пройти сухо. Самые склоны обросли всюду ольховником, и только держась за последний, можно кое-как ползти по ним. По дну Семячинской пади густые, сплошные заросли ольховника все сильно наклонены в сторону моря (от давления снегов зимой), и потому через них можно пробраться, хотя и с трудом, но спуска и здесь нет. Внизу у частых там ключей травы очень высоки и еще совершенно зелены и свежи.
Главный исток речки, по-видимому, это -- ущелье большой фумаролы, куда стекают воды с фирнов Кихпинича; несмотря на это и на то, что она образует у выхода своего из узкого ущелья с высокими отвесными стенками водопад в несколько аршин вышины, она приходит в общую падь еще теплой и с запахом сероводорода. Затем она принимает речку Узона. Ниже спуска, в версте уже после расширения долины, выходит справа и речка, текущая с Семячика. Еще ниже, верстах в пяти далее, ущелье это делает колено, сильно отклоняясь вправо.
30 августа мы решили идти обратно в Узон и обойти Кихпинич с севера. Такой маршрут позволял лучше ознакомиться с морским берегом и был к тому же верен, так как с этой стороны спуск к морю был уже ранее осмотрен нашими людьми (22 августа) и признан удобным, другие же спуски с дола могли оказаться не лучше нашего. Одной из причин неудачи явилось то, что я вообще весь свой маршрут сообразовал с описанием Дитмара. У него же, как оказалось теперь и совершенно подтвердилось потом
из беседы с геологом С. А. Конради, прошедшим на Кроноцкое озеро с моря в июле этого же года, Кихпиничем (см. Дитмар, стр. 649--652 и рис. на стр. 652) назван не настоящий Кихпинич, а Большой Семячик, тогда как под Большим Семячиком приходится подразумевать северный конус Малого Семячика или, как его теперь называют на Камчатке, Березового хребта. Таким образом, читая у него, что он от южной окраины Узона пошел по долу к подножию Кихпинича, я пошел к Кихпиничу, а не к западному углу Большого Семячика, как бы следовало, и спуск искал к р. Тихой, а не к р. Семячик, в долину которой Дитмар, хотя и с большим затруднением, все-таки мог спуститься.Кроме того, вся эта местность с ее крайне рыхлым грунтом, по-видимому, сильно заросла растительностью и сильно размыта весенними и дождевыми водами со времен Дитмара, благодаря чему довольно сильно изменилась; возможно, что и здесь был тогда спуск, затем разрушенный водами, собирающимися сюда по двум большим распадкам мыса, особенно благодаря скоплению снега в вершинах этих распадков. Если бы спуск был завален массами лапиллей, пемзы и дресвы, то лошади могли бы спуститься, несмотря на крутизну, а все эти продукты извержений легко уносятся водой.
Туман все еще густой; над морем он похож на отдельную снеговую горную цепь; долину он совершенно скрыл от глаз, то подвигаясь к нам, то отодвигаясь; на верху же дола совершенно ясно и чисто.
Сегодня новая беда -- заболел С. Козлов; и его жалко, и оставаться на месте, когда каждый день может выпасть снег, нельзя. Освободили для него одну лошадь, -- на седле он еще как-нибудь продержится.
Ветер усиливается; верхний слой тумана распался на отдельные облака. Сначала я еще предполагал поразведать путь к Семячику, но вскоре убедился, что и он невозможен и требует большого обхода к западном направлении. Поэтому я повернул к окраине барранкоса Узона, отыскивая спуск в него. Отсюда особенно хорошо виден во всех деталях Большой Семячик. Слева от моря круто поднимается его наиболее высокая вершина с сильно пильчатым гребнем, затем глубоко уходит вдаль окруженная крутыми, часто отвесными гребнями котловина старого кратера, уже сильно разрушенного, затем вправо (W) идут еще гребни с тремя выдающимися вершинками. Во времена Дитмара этот большой вулкан еще сильно парил, а ранее, очевидно, был одним из наиболее деятельных.
Не доходя до большого оврага (см. стр. 312), я нашел спуск к барранкосу Узона, все же питая слабую надежду, что, может быть, мы найдем проход по дну его в долину р. Тихой. Часть ската обросла здесь негустым ольховником, и весь он, несмотря на большую крутизну, доступен для вьюков; чем далее вниз по склону, тем больше камня в руслах временных ручьев, прорезающих гору; ковры мелкой приземистой полярной ивы, как и на равнине дола, -- первые пионеры, одевающие дресву. Спустившись к реке, я пошел сначала вниз по ней, но скоро убедился, что здесь также никуда не проберешься даже и пешком, так как стены ущелья совершенно отвесны или даже нависли, сближаются, скалы их упираются прямо в воду, а русло завалено крупными камнями, речка занимает весь тальвег, и падение русла сильно увеличивается, обращая поток в стремнину.
Пришлось идти вниз по речке опять в кратер Узона. Здесь мы перешли речку вброд и пошли вновь террасами ее берегов и береговыми лужайками левого ее берега. Пересекли одну большую падь с ручьем-притоком, приходящим чуть ли не от места нашей стоянки на гребне у Кихпинича 23 августа, и затем, дойдя до большой правой пади, увидали вдали округлый гребень, как казалось позволяющий подняться на гребень между Узоном и Кихпиничем, и свернули туда. Теперь по обе стороны речки появились цепи холмов с ольховником, кедровником и отдельными березками, указывающие, что мы уже отошли от края дола в глубь котловины Узона, хотя и замаскированной в этой юго-восточной своей части оплывинами со стороны дола и залитой грязевыми потоками со стороны Кихпинича.
Направление нашего пути вперерез Узона, если взять засечку на середину гребня между Узоном и Кихпиничем, ONO 70° при румбе на малый зубец северо-восточного гребня Узона, видимый с Кроноцкого озера, -- N 339°.
Подъем сначала речкой, долина которой еще недавно была заболочена и несет озерки, а по бокам открывает красивые, совершенно белые, полуворонкообразные обнажения каолина. Затем мы перешли на правый склон этой долины и стали подниматься, обходя верхи оврагов, далеко позади Белой горы Узона, лавируя или прорубаясь среди ольховников, а иногда и кедровников. Подъехав к гребню, мы увидали, что везде он идет столовым уступом, значительно превышая внутреннее всхолмление восточной части кратера, и подняться на него можно только в одном-единственном месте по той же пади, которой мы впервые спустились в Узон к его кратерному озеру.