Путешествие по Советской Армении

В первые годы революции молодая девушка Сиран Тигранян, советский инженер-геолог, ездила в экспедицию на практику, проводила ночи у костра, спала в шалашах, с наслаждением взбиралась на седло и давала ласковые имена своей крестьянской мохнатой лошадке. Прошло четверть века. Сиран Тигранян стала заведовать Геологическим музеем в Армении, начало которому положила коллекция О. Т. Карапетяна.

Спустившись по улице Абовяна к центру, почти тотчас за гостиницей «Интурист», во втором этаже небольшого, стиснутого соседними домами особняка находишь этот музей, открытый в утренние часы. Рядом с его экспонатами — учебные коллекции для молодых геологов. Музей не очень велик, но в нем есть постоянное движение к новому: меняются экспонаты, прибавляются отделы вновь открытых месторождений, растет познавательная часть — графики, диаграммы, рисунки на стенах. Лучше всего представлен туф — всех видов и оттенков. Армения, «страна камней», царство строительного материала, всяческого: и цемента, и глины, и стекла, и черепицы, и кирпича, и пемзы, всего, что замешивается из вулканической глины, песка и кальцита, — встает сиянием красно-желто-фиолетовых туфов на длинных полках. Богато показан поделочный материал, мрамор из Арзакенда и оникс Агамзалинского месторождения под Ереваном, где уже побывал читатель, розовый и голубоватый агат из села Севкар под Иджеваном, куда читатель еще заглянет. Со стены глядит знакомая станция метро «Площадь Свердлова», но кажется, что мы знакомимся с нею на этом рисунке впервые. Шахматные плиты ее мраморного пола совершили далекий путь в Москву: черные квадраты из знаменитого черного арташатского мрамора, белые — из агамзалинского оникса. Серые многогранники ее колонн тоже армянские — из серого арзакендского мрамора.

В музее можно увидеть и золотистые кристаллы гипса из Котайкского района, и севанские хромиты, и медь, и много другого, чем богата республика. Составлена литологическая карта, о которой мечтал старый геолог Карапетян. Много талантливых геологов работает сейчас в Армении. Фундаментальный труд в 80 печатных листов «Геология Армении» написал действительный член Академии наук Армянской ССР К. Н. Паффенгольц.

Если вернуться из Геологического музея к гостинице, видишь по правую сторону от гостиницы приземлившееся здание старой мечети с круглым куполом персидской кладки, с узеньким входом в большой прохладный зал, кажущийся подземным.

Зал мечети используется местным союзом художников — и не только им — для периодических выставок. Тут всегда можно увидеть какую-нибудь городскую новинку, связанную с текущей заботой дня, проекты перепланировок городов, модели новых строек или машин, кустарные изделия; в дни войны здесь была выставка остроумных карикатур художников С. Арутчана и Чилингаряна.

Но чтоб узнать искусство Армении, надо идти вниз по улице Абовяна, дальше, за Геологический музей, оставляя по правую руку Комитет по делам физкультуры и спорта, к большому, занимающему целый квартал зданию из туфа. Одним своим концом это здание выходит на новую просторную площадь, лучшее место в городе, где стоит огромная прекрасная статуя Ленина. Оно глядит на площадь белою колоннадой портика, спускающегося широкими ступенями к большому бассейну; серебристая водяная пыль от высокого фонтана стоит над бассейном в жаркие дни, обдавая цветники вокруг. Это одно из красивейших мест в городе. Главным входом здание смотрит на улицу Абовяна, когда-то самую широкую в Ереване, а сейчас, рядом с двумя параллельными улицами и особенно с широким проспектом Сталина, кажущуюся только узким переулком; густые деревья по обеим сторонам тротуара, — свидетели десятков лет жизни города, — заботливо выращены в этой «зоне пустыни»; в прохладной тени их во все времена года и особенно весною, когда зацветает пшат, толпой движутся гуляющие. Второй боковой стеной здание заняло весь небольшой переулок, спускающийся к улице Налбандяна. Этот внушительный, облицованный белыми плитами квадрат получил название Дома культуры Армении; и если наверху, в самой верхней зоне улицы Абовяна, сосредоточена социалистическая наука Армении, то здесь, в его «дельте», у главной площади Еревана, помещается Филармония, собраны старое, дореволюционное, и новое, советское/национальное по форме и социалистическое по содержанию, искусство Армении, археология и литература. Три богатых музея — Исторический, Художественный и Литературный — открыты здесь для посетителей; кроме них, музей Революции, размещенный пока на нескольких витринах Исторического музея, и Этнографический — целый калейдоскоп великолепных ковров, национальных костюмов, одежды трапезундской и ахалцихской армянок, амулеты для верблюдов из белых индийских раковин [132] , акты о первых колонистах-армянах в России, бархатный альбом с «Указом об основании Ново-Нахичевана и переселении туда крымских армян» и с автографом Екатерины II [133] , подписавшей этот указ. Кстати сказать, в бывшем маленьком городке под Ростовом — Нахичевани на Дону — местные его жители, армяне, уже не знают своего прошлого и вряд ли видели этот указ. История его такова: часть анийских армян, эмигрировавших в средние века из Ани в Европу, бежала в Крым, когда там были еще итальянские фактории, и жила там несколько веков; а потом эти крымские армяне подали прошение Екатерине II о том, чтобы она приняла их в русское подданство и поселила в южных степях России. Так был основан Нахичевань на Дону с армянскими деревнями вокруг него. Позднее из Нахичевани на Дону вышло много талантливых армян, в их числе — поэт Рафаэль Патканян [134] , знаменитый публицист-философ и революционный демократ Микаэл Налбандян и народный художник Армении Мартирос Сарьян.

132

До сих пор алтайские старухи носят украшения из белых раковин, находимых только на берегах Индийского океана; в Алтайском музее в Барнауле можно увидеть образцы этих украшений. Поражает факт их употребления в древней Армении на амулетах, которые надевали на верблюдов (для благополучного караванного следования). Будучи на Алтае, я не раз отмечала сходство некоторых алтайских слов и названий с армянскими. Р. М. Шаумян (Сборник «Язык и мышление», VIII, изд. Академии наук СССР, 1937) на стр. 96 пишет, между прочим:

«В последние годы Н. Я. Марр, занимаясь финно-угорскими и урало-алтайскими языками, обнаружил в них чрезвычайно интересные схождения с языками Армении, особенно с народным языком, который по своей структуре имеет тенденцию к агглутинации».

133

Нахичевань на Дону — сейчас Пролетарский район г. Ростова-на-Дону.

134

Рафаэль Патканян (1830–1892) — родился в Нахичевани на Дону, учился в школе своего отца в Нахичевани одновременно с Микаэлом Налбандяном, потом в Лазаревском институте в Москве и в Дерптском университете. Завершил свое образование в Петербургском университете (восточный факультет). Издал в 1855 году вместе со своим братом Керонэ и другими товарищами книжку стихов и прозы на разговорном армянском языке под общим для всех авторов псевдонимом «Гамар-Катиба», который позднее сделал своим собственным. Дебютировал в этой книге стихотворением «Слезы Аракса». Продолжая дело своего отца, Патканян основывает в Нахичевани школу для детей, а позднее становится инициатором открытия в Нахичевани ремесленного училища, где получает место инспектора, продолжая непрерывно писать. Рафаэль Патканян — создатель литературы на нахичеванском диалекте. Он оставил обширное наследство, в том числе много сатирических зарисовок нравов нахичеванской буржуазии. Одна из его новелл переведена на русский язык Я. С. Хачатрянцем.

Р. Патканян похоронен под Нахичеванью на Дону, на кладбище так называемого «монастырского сада», рядом с М. Налбандяном.

Пробираемся с читателем коридорами и лестницами в светлые залы Исторического музея.

Строго декорированы залы, огромно впечатление стиля от расставленных под стеклом, развешанных и размещенных экспонатов. Понять предмет помогает его «отвлечение» — художественные рисунки и чертежи на стене. Мы проходим не только по залам, но и по тысячелетиям, переходя из древнейшего мира, из эпохи кремня, первой стоянки человека начала третьего тысячелетия до нашей эры, палеолита, в конец третьего тысячелетия, эпоху первого сплава, бронзы, когда появляется прекрасный орнамент, изящество предметов ручного обихода и орудия; во второе тысячелетие до нашей эры — крито-микенскую культуру; в первые века до нашей эры — в раскопки урартские; в нашу эру — в раскопки древней Армении — Арташат, Двин; в средние века — в мир Ани, его городскую культуру, классическую прелесть его архитектурных памятников. Примечателен в музее отдел древностей, представленный наиболее богато. Палеолит дан коллекцией А. П. Демехина; начало бронзового века — раскопками у села Шенгавит, несколькими образцами древнейшей, зеленой от времени, бронзы; первое тысячелетие до нашей эры — раскопками у так называемого могильника Редькина в Дилижане, раскопками Кафадаряна у Кармир-Блура, где открыта урартская крепость VII века до нашей эры; раскопками в Иджеване, в селе Головине, у Нор-Баязета (колесница бронзового века, вырытая покойным археологом Ервандом Лалаянцем еще до революции) и др. Доказательства существования в Армении палеолита, памятников каменного века имеют огромное значение для науки. Советские ученые работают над созданием большого труда по истории культуры в нашей стране, занимающей шестую часть света, и начало древнейшей жизни на ее земле, отвергающееся многими западными учеными, подтверждается сейчас работами археологов. Находки в Сибири, на Алтае, на Урале перекликаются с закавказскими.

В том же здании расположен другой музей, Художественный, точнее Музей изобразительных искусств. И, вступая туда, вы в первом же зале получаете яркое впечатление от его большой и серьезной ценности.

Приезжие гости, видя новую, Советскую Армению, обычно поражаются экономическими переменами в ней. Вместо древней сохи, в которую впряжено было несколько пар волов, ходит трактор по выхоленным полям; передовые колхозные формы возделывания земли, новые, никогда здесь не виданные раньше культуры; вместо ремесленных лавочек вокруг грязного базара — огромная, мощная промышленность на собственной электроэнергии, целые комплексы заводов: химических, машиностроительных, механических, пищевых, текстильных; вместо старого «глхатуна», черной норы в земле со входом, подпертым двумя очищенными от сучьев кривыми стволами, — двухэтажные каменные дома колхозников, обставленные по-городскому.

Но другую перемену, внутреннюю перемену, о которой можно тома написать, потому что она касается не только материального бытия народа, но и философии этого бытия, — народного самосознания, того, как сам народ осознал себя, нельзя понять поверхностным осмотром страны. Эту перемену надо пережить и почувствовать в ее народной жизни, в ее общественных, государственных и культурных учреждениях и, между прочим, в том музее, куда мы сейчас вошли с читателем.

До Октябрьской революции Армения, страна древнейшего прошлого, неисчислимых, накопленных в веках ценностей, не имела никаких музеев. Это не значит, что она не имела экспонатов для музея. Нет, они имелись в большом количестве. Десятки лет велись раскопки и выкапывались экспонаты археологии. Целый средневековый город Ани выкопал Н. Я. Марр. Описывались архитектурные памятники, издавались альбомы. Кустари делали ценнейшие изделия из серебра, ткали ковры; художники-армяне рисовали; большим мастером, заполнившим картинные галереи царской России и широко известным за ее пределами, был старый маринист, крымский армянин Айвазовский; крупным художником, чьи яркие полотна покупали коллекционеры Европы и Америки, уже был Сарьян. Знали и других мастеров, работавших то в Москве, то в Париже, то в глухих городках провинциальной России, — Суреньянца, Башиджагяна, Фетваджана, Терлемезиана, Агаджаняна… И при всем обилии этих работ не было искусства Армении. При всем обилии экспонатов их нельзя было видеть вместе. Знаменитая колесница бронзового века, вырытая Е. Лалаянцем, стояла у него на квартире в Тбилиси, в комнате, превращенной в «этнографический музей»; город-музей Ани лежал за несколько километров от захолустной станции Ани, на самой турецкой границе; кустари жили в Ване, в Ахалцихе, в городах русских, грузинских, турецких, персидских; картины больших художников плыли за моря и океаны, уходили в особняки богачей, разбредались по десяткам пинакотек.

Было, правда, место, где предметы армянского мастерства собирались и хранились на родной земле и как свое национальное сокровище. Старый Эчмиадзин, местопребывание главы армяно-грегорианской церкви, католикоса, имел свой музей и — больше того — имел культурных собирателей этого музея, умевших вести большую научную работу, епископов с учеными степенями докторов, таких, как Месроп, составивший огромный каталог всех армянских рукописей, Гарегин, автор большого исследования об армянской миниатюре, и др. Но именно Эчмиадзинский музей и показывал наиболее убедительно дореволюционной Армении, что подлинного музея в ней не было. Собранные в Эчмиадзине отдельные картины, превосходные изделия ванеких кустарей, дивные образцы миниатюр, предметы археологии и этнографии производили впечатление тех средневековых передвижных (обычно на колесах) собраний случайных и не связанных какой-либо прочной органической связью предметов, которые назывались в средние века «кунсткамерами»: зачатки музея, но еще не музеи. И богатый музей в Эчмиадзине был в сущности такой вневременной кунсткамерой, где можно было полюбоваться на многое, с гордостью, с удивлением, — вот-де что способны делать армяне, — и, однако же, не пережить встречи с народом в целом, потому что народ был раскидан по земле, не существовало Армении как самостоятельной страны и связь настоящего с прошлым была разорвана, история как бы остановилась.

Буквально с первых же месяцев создания советской республики Армении, когда история Армении началась снова, в августе 1921 года в Ереване был организован и первый настоящий Государственный музей Армении, который позднее распался на три: Исторический, Изобразительных искусств, Литературный. Правительство Армении тотчас отпустило средства на приобретение экспонатов. Много ценных картин Армения получила из Москвы, пополняющей все наши республиканские и областные картинные галереи. За четверть века музей довел число экспонатов до восьми тысяч. И вот что заставляет задуматься. В Эчмиадзине были собраны исключительно армянские вещи; Е. Лалаянц в Тбилиси, в своем «этнографическом музее», собирал только армянские археологические предметы, ставя себе задачей создать и сохранить народные памятники искусства; армяне-археологи, армяне-коллекционеры, армяне-меценаты собирали и составляли, издавали альбомы и описывали предметы по основному признаку — принадлежности их армянским мастерам и творцам. Но, несмотря на такой отбор, эти собрания и коллекции не создавали национального музея, не давали представления о живом национальном искусстве.

Картинная галерея молодой Армянской советской республики с момента ее создания открыла три раздела — армянского, русского и западноевропейского искусства (потом прибавился и четвертый — иранского искусства), — иначе сказать, вместо узкой ограниченности подошли к задаче государственно. Что же случилось? Армянское искусство в музее зажило среди искусств других народов полнокровной исторической жизнью, показало глубокие свои народные корни, живую культурную связь с великим русским искусством, с искусствами братских республик, особенно закавказских, то есть в сущности и сделалось вполне национальным. Это факт очень поучительный. Он ярко подтверждает простую истину, что государственная самостоятельность помогает нашим советским народам утверждать свое национальное начало при помощи ясного осознания своей исторической связи с передовой русской культурой и во взаимодействии с национальными культурами других советских республик.

В залах Ереванской пинакотеки свыше 8 тысяч образцов. Да еще надо прибавить к ним 2 тысячи гравюр, рисунков и эстампов. Их нелегко обойти и еще труднее перечислить даже только наиболее ценное. В русском отделе можно найти почти всех видных мастеров с конца XVIII века до наших дней, начиная с Левицкого, Боровиковского, Рокотова, Сильвестра Щедрина, Кипренского, К. Брюллова, Тропинина, Венецианова (представленных подчас прекрасными вещами). Из «передвижников» есть Перов (авторский дубликат картины «Деревенские похороны»), семь работ Репина, пейзажи Шишкина, Левитана, Поленова. Одна из лучших работ Серова — «Портрет Акимовой» — находится здесь. В музее богато представлены работы Сомова, Добужинского, Бенуа, Петрова-Водкина, Остроумовой-Лебедевой, Лансере, Рериха. Из скульпторов — Гордеев, Шубин, Мартос, Коненков, Голубкина.

В отделе западноевропейском посетитель может ознакомиться с фламандской школой (Рубенс — «Шествие Силена», дубликат лондонского экземпляра; Ван-Дейк — «Снятие с креста»; Теньер; Фейт); с голландской школой (ряд первоклассных пейзажей и натюрмортов Ле-Дюка, Дюжардена, Нетшера, Берхема, Ф. Вувермана и других, до некоторой степени возмещающих отсутствие Рембрандта); французской XVIII века (Фрагонар — «Ринальдо и Армида»; Друэ-младший, Грез, скульптуры Фальконе, или, как мы называем его по петербургскому памятнику Петру Великому, Фальконета, Клодиона) и XIX века (среди них головка Курбэ, пейзаж Зиема).