Путешествие по всему миру на «Буссоли» и «Астролябии»

Со стороны материка берег защищают две крепости. Одна из них вооружена сорока пушками и может вместить тысячный гарнизон; в ней есть цистерна, два источника воды и казематы для военных припасов и провизии. Другая крепость, насчитывающая тридцать пушек, может принять не более трехсот солдат и обладает обильным источником, который никогда не пересыхает. Эти две цитадели господствуют надо всей округой.

Португальские владения едва ли простираются от города дальше, чем на одно лье. Их границей служат стены, охраняемые несколькими солдатами мандарина. Этот мандарин — истинный правитель Макао, которому подчиняются все китайцы. Он не имеет права ночевать в пределах города, однако он может посещать город и его укрепления, инспектировать таможню и проч. По случаю визита мандарина португальцы должны салютовать ему из пяти орудий. Однако никому из европейцев не дозволяется ступать на китайские земли по ту сторону стены: допустив подобную неосторожность, европеец оказался бы во власти китайцев, которые могли бы бросить его в темницу или потребовать большой выкуп. Впрочем, несколько офицеров наших фрегатов подвергли себя этой опасности, и их легкомыслие не возымело каких-либо неприятных последствий.

Все население Макао можно оценить в двенадцать тысяч душ, из которых сто человек — португальцы по рождению, две тысячи — метисы или португальские индийцы, столько же рабов-кафров, которые служат им дома, и все остальные — китайцы, занятые в торговле и других ремеслах, что ставит португальцев в зависимость от них. Португальцы, хотя почти все они метисы, считают позорным для себя какой-либо ручной труд ради пропитания семьи. Однако их самолюбие нисколько не страдает, когда они докучливо просят милостыню у прохожих.

Вице-король Гоа назначает на все военные и гражданские должности Макао. Он избирает губернатора, а также всех сенаторов, которые разделяют с последним гражданскую власть. Он утверждает гарнизон из ста восьмидесяти индусов-сипаев и ста двадцати стражников, в обязанности которых входит ночное патрулирование. Солдаты вооружены дубинками, лишь у офицера есть право носить шпагу, однако ни в коем случае он не может применить ее против китайца.

Если вора этой национальности застанут на месте преступления, его следует задерживать с величайшей предосторожностью. И если солдат, защищаясь, будет настолько неудачлив, что убьет вора, то его доставят к китайскому губернатору и повесят посреди рыночной площади в присутствии собственных сослуживцев, португальского магистрата и двух китайских мандаринов, которых после казни, как и при въезде в город, приветствуют пушечными выстрелами. Однако если, наоборот, китаец убьет португальца, его отдают в руки судей его собственной национальности, которые, обобрав его, создают видимость исполнения всех формальностей правосудия, но на самом деле позволяют избежать его, равнодушные ко всем требованиям португальской стороны, которые никогда не удовлетворяются.

Португальцы недавно совершили деяние с применением силы, которое следует запечатлеть золотыми буквами в анналах сената. Они сами расстреляли в присутствии мандаринов сипая, убившего китайца, и отказались передать это дело китайским судьям.

Сенат Макао состоит из губернатора, который является его председателем, и трех вереадоров, ведающих финансами города. Доходы города образуют пошлины, налагаемые на ввоз в Макао товаров, которые доставляются сюда лишь на португальских судах. Португальские правители столь мало просвещены, что не позволяют никакой другой стране выгружать здесь свои товары и платить установленные пошлины, словно боятся увеличить собственные доходы или уменьшить доходы китайцев в Кантоне.

Нет сомнений, что если бы Макао был порто-франко [127] и обладал гарнизоном, способным защитить собственность купцов, здесь размещенную, то доходы таможни удвоились бы и превзошли все издержки правительства губернатора. Однако мелкий частный интерес противодействует политике здравого смысла.

Вице-король Гоа продает купцам различных стран, ведущим торговлю по всей Индии, португальские патенты. Эти же судовладельцы подносят подарки сенату Макао, в зависимости от важности поставляемого товара. Эти меркантильные побуждения — почти непреодолимое препятствие для учреждения порто-франко, который превратил бы Макао в один из самых процветающих городов Азии, стократно превосходящий Гоа, который никогда не принесет какой-либо пользы своей метрополии.

127

Порто-франко (итал. porto franco — свободный порт) — порт (или его часть), пользующийся правом беспошлинного ввоза и вывоза товаров. Порто-франко не входит в состав таможенной территории государства.

После трех вереадоров, которых я уже упоминал, по званию идут двое судей по делам сирот и несовершеннолетних, которые ведают исполнением завещаний, назначением опекунов и наставников и, вообще говоря, всеми вопросами, связанными с наследством. Их решения могут быть обжалованы в Гоа.

Все прочие гражданские и уголовные дела также рассматриваются здесь, в суде первой инстанции, в лице двух сенаторов, называемых судьями. Таможенные доходы собирает казначей, который по предписанию сената выплачивает жалованье и погашает различные издержки, если они не превосходят трех тысяч пиастров, — в противном случае решение принимает вице-король Гоа.

В магистратуре самая важная должность — прокурор города. Он выступает посредником между португальским и китайским правительствами и отвечает за всех иностранцев, зимующих в Макао. Он принимает и передает соответствующей стороне взаимные жалобы двух стран, учет которых, как и ведомость решений совета, ведет секретарь, не обладающий правом голоса. Прокурор — единственный несменяемый чиновник. Полномочия губернатора длятся три года, другие магистраты заменяются ежегодно.

Столь частое обновление чиновников, вопреки общепринятому порядку, немало способствовало утрате старинных привилегий португальцев и, несомненно, не могло бы продолжаться, если бы вице-король Гоа не был заинтересован в распоряжении столь многими должностями или в их продаже. Нравы и обычаи Азии вполне позволяют сделать такое предположение.

Все решения сената можно обжаловать в Гоа. Всеми признанная бездарность этих мнимых сенаторов делает этот закон в высшей степени необходимым. Коллеги губернатора, человека самого достойного, — португальцы Макао, люди более тщеславные, спесивые и невежественные, чем наши сельские магистраты.

Вид города очень приятен для глаз. Несколько красивых зданий — остатки его былого великолепия — сдаются внаем суперкарго различных компаний, которые вынуждены зимовать в Макао. Китайцы заставляют их покидать Кантон после отплытия последнего корабля их страны и не разрешают возвращаться, пока из Европы не прибудут суда со следующим муссоном.

Зимовать в Макао — очень приятное времяпрепровождение, поскольку суперкарго, как правило, — люди выдающихся достоинств, хорошо образованные и достаточно обеспеченные, чтобы содержать прекрасный дом. Цели нашей экспедиции заслужили нам самый любезный прием с их стороны. Не обладай мы другими титулами, кроме звания французов, мы уподобились бы сиротам — у нашей Ост-Индской компании еще нет ни одного представителя в Макао.

Мы должны официально засвидетельствовать благодарность мсье Эльстокенстрому, главе представительства шведской компании, который был настолько любезен с нами, словно являлся не только нашим старым другом, но и соотечественником, пекущемся о пользе нашей страны. Он охотно обязался распродать после нашего отбытия нашу пушнину, доход от которой должен быть поделен между нашими матросами, и был настолько добр, что пообещал отправить эту сумму на Иль-де-Франс.

Стоимость этих шкур уменьшилась в десять раз с того времени, когда капитаны Гор и Кинг побывали в Кантоне, поскольку англичане в текущем году предприняли шесть экспедиций к северо-западному побережью Америки. Два судна отправили из Бомбея, два из Бенгалии и еще два — из Мадраса. Вернулись лишь два последних судна, и с незначительным количеством мехов, однако слухи об экспедиции достигли Китая, и теперь невозможно получить больше четырнадцати пиастров за то же количество меха, которое в 1780 году стоило свыше ста пиастров.

У нас было девять тысяч шкур, которые португальский купец согласился купить у нас за девять с половиной тысяч пиастров. Однако перед самым нашим отплытием в Манилу, когда он должен был отсчитать нам деньги, он воспротивился сделать это, прикрываясь мнимыми отговорками. Поскольку заключение нашей сделки устранило всех других конкурентов, которые вернулись в Кантон, он, несомненно, надеялся, что мы, в наших стесненных обстоятельствах, согласимся на любую цену, какую ему будет угодно назначить. У нас есть основания предполагать, что именно он подослал к нам на борт новых купцов-китайцев, которые предложили намного меньшую сумму. Однако мы, хотя и мало привычные к подобным ухищрениям, без труда распознали их, настолько грубо они были состряпаны, и решительно отказались продавать шкуры.