Путешествие стипендиатов (илюстр)

На следующий день путешественники совершили восхождение на Мон-Пеле, чьи склоны покрыты густыми лесами. И хотя этот подъем был не из легких, Тони Рено и его товарищи были вознаграждены сторицей. С вершины открывалась панорама всего острова, напоминавшего очертаниями лист дерева, плывущий по поверхности невероятно голубого моря Антил. На северо-востоке узкий двухкилометровый перешеек между прибрежными болотами соединяет обе части Мартиники. Первая образует полуостров Ла-Каравель, выдающийся в Атлантический океан и расположенный между бухтами Трините и Гальон. Вторая, сильно пересеченная, поднимается до высоты пятисот метров. Что касается скал Робер, Франсуа, Констан и Плен, то они чрезвычайно живописно оттеняют рельеф острова. Наконец, со стороны побережья, ближе к юго-западу, вырисовывается округлая бухта Салин, как раз и напоминающая древесный плавающий лист.

Юноши были настолько очарованы открывшимся их взорам зрелищем, что на несколько минут замерли в немом восхищении. Даже сам мистер Гораций Паттерсон не смог подыскать ни одного подходящего латинского стиха, дабы выразить свой восторг.

— Ну, что я вам говорил?… А что я вам говорил?… — повторял Тони Рено.

С вершины Мон-Пеле можно было судить о плодородии острова, являющегося одним из самых густонаселенных мест в мире, то есть имеющем сто семьдесят восемь жителей на квадратный километр.

Если производство какао-бобов и индиго сохранило свое значение, то кофейные плантации резко сократились и находятся на грани исчезновения. Что касается сахарного тростника, то он занимает не менее сорока тысяч гектаров и дает ежегодно на восемнадцать — двадцать миллионов франков сахара и рома. Короче говоря, импорт составляет двадцать два миллиона франков, экспорт — двадцать один миллион, торговлю Мартиники обеспечивают тысяча девятьсот судов.

На острове построены многочисленные узкоколейки промышленного и сельскохозяйственного назначения, связывающие порты с перерабатывающими предприятиями. Кроме того, протяженность проезжих дорог на острове превышает девятьсот километров.

На следующий день, 30 августа, в прекрасную погоду, по обсаженной фруктовыми деревьями дороге туристы направились в Фор-де-Франс. Открытый экипаж, набитый жизнерадостными юношами, чьи загоревшие от атлантических бризов лица так и лучились весельем, катил по дороге.

После плотного завтрака в хорошей гостинице они объехали столицу острова, расположенную в глубине обширной одноименной бухты. Над городом нависает мрачная громада форта Фор-Рояль. Предстояло также посетить арсенал и военный порт, придающие этому городу облик военного лагеря, а не просто торгового центра. Здесь, как в Америке, да и в Европе, можно было получить подтверждение общеизвестного факта: склад ума военных весьма отличается от мышления гражданских лиц. Отсюда и разительное отличие Сен-Пьера от Фор-де-Франса.

И этот город не обошли стороной стихийные бедствия, столь характерные для всей Вест-Индии. Пережив землетрясение 1839 года, повлекшее многочисленные жертвы [218] , город вновь отстроился, и теперь великолепные аллеи тянутся вплоть до окружающих долину холмов. Следовало посмотреть на блестящую ленту реки, пересекающую аллею Саван, что тянется вплоть до форта Сен-Луи, затем обойти квадратную площадь, засаженную пальмами, где в центре высится беломраморная статуя императрицы Жозефины [219] , коронованной креолки, память о которой столь дорога жителям Мартиники.

[218]Пожар, случившийся в 1890 году, разрушил большую часть города.

[219]Императрица Жозефина — первая жена Наполеона Первого Мари-Жозефа Роза Таше де Лапажри (1763 — 1814), родилась в семье колонистов, проживавших к тому времени на Мартинике около полувека.

После посещения города и окрестностей Тони Рено едва дал друзьям отдышаться. Он потащил их за собой на высоту, соседствующую с лагерем Балата, а затем в санаторий, предназначенный для акклиматизации войск, прибывающих из Европы. А потом все отправились к термальным источникам неподалеку от города. Кстати, следует заметить мимоходом, что до сих пор, несмотря на обилие змей на Мартинике, ментор и его спутники не встретили ни одной ядовитой рептилии.

Юный чичероне не пощадил друзей и принудил отправиться в городок Ламантен через леса, покрывающие эту часть острова. Именно тогда и случилось происшествие, требующее детального описания, поскольку все, что связано с мистером Горацием Паттерсоном, ни в коем случае не должно оставаться в тени.

Тридцать первого августа, накануне отплытия «Стремительного», путешественники после хорошего ночного отдыха отправились на перешеек, соединяющий обе части острова. Дорогой, как обычно, все веселились как могли. Экипажи доставили немного провизии; у каждого юноши имелась при себе полная фляга, и было решено позавтракать в соседнем с перешейком лесу.

Проехав в экипажах несколько часов, веселые экскурсанты вышли из них, углубились в лес и, пройдя с полкилометра, оказались на краю лесной поляны, которая показалась им вполне подходящей для привала.

Мистер Паттерсон, менее шустрый, отстал на сотню шагов от всей компании. Никаких сомнений в том, что он вот-вот покажется на опушке, не было. Однако минут через десять, поскольку ментор так и не появился, Луи Клодьон решил его позвать:

— Мистер Паттерсон!… Мы здесь, мистер Паттерсон, сюда!… — крикнул он.

Никакого результата. Ментор не отзывался и не появлялся.

— Может, он заблудился?… — предположил Роджер Хинсдейл, в тревоге вставая с травы.

— Он должен быть где-то рядом… — промолвил Аксель Викборн.

Сначала решили покричать хором:

— Мистер Паттерсон… мистер Паттерсон!

Теперь уже слегка обеспокоенные, юноши порешили отправиться на поиски. Лес был достаточно густой, чтобы ментор мог заблудиться. Хищников опасаться не приходилось, поскольку на Антилах они не водятся, но на Мартинике существовала опасность столкнуться с гадюкой, укус которой смертелен.

Когда получасовые поиски не дали результата, все забеспокоились не на шутку. Напрасно имя мистера Паттерсона эхом разносилось по лесу… Ментор исчез.

Юноши углубились в самую чащу, как вдруг заметили хижину, нечто вроде охотничьего домика, спрятанную под сенью деревьев, в хитросплетении побегов плюща.

Быть может, здесь, по той или иной причине, мистер Паттерсон нашел укрытие? Однако хижина была закрыта, а дверь извне заложена деревянным брусом.

— Там его быть не может… — сказал Нильс Гарбо.

— Все-таки посмотрим, — настаивал Магнус Андерс.

Убрав брус, открыли дверь.

Хижина была пуста. Там находилось только несколько охапок сена, охотничий нож в ножнах, висевший на стене, валявшаяся на полу охотничья сумка, несколько звериных шкур и птичьих чучел, подвешенных в углу.

Луи Клодьон и Роджер Хинсдейл, едва успев заглянуть внутрь, тут же выскочили наружу, услышав крики товарищей.

— Вот он… вот он! — повторяли все на разные голоса.

Действительно, шагах в двадцати за хижиной, у ствола дерева, вытянувшись во весь рост, лежал мистер Паттерсон; черная шляпа эконома валялась рядом, лицо искажено ужасной гримасой, руки скрючены — словом, он имел вид человека, простившегося с жизнью.

Луи Клодьон, Джон Говард, Альбертус Лейвен бросились к ментору… Сердце билось… он был жив…