Путешествие тигра
Шрифт:
Не успела я задать себе этот вопрос, как мое сердце учащенно забилось. Я представила его. То, как он дотрагивается до меня. Как радостно подпрыгнуло мое сердце, когда он взял меня за руку. Как я трепетала под его взглядом. Я зажмурилась и приказала себе собраться. Отключиться от чувств и проанализировать ситуацию разумом, без эмоций.
«Нет. Я не могу так поступить с Кишаном. Я сказала ему, что больше никогда не позволю ему остаться одному. Что буду с ним. Рен сам во всем виноват, он знал, что делал, пусть даже ничего не помнил. У него был шанс, и он его упустил. Кишан тоже заслуживает счастья. Ну вот, все и решилось. Я выбираю остаться с Кишаном».
Приняв решение, я повернула ключик в скважине своего сердца.
Итак, я зажала в кулак эмоции и до того туго натянула сердечные струны, что едва могла вздохнуть, как в тесном корсете. Одевшись, я нехотя побрела в рубку. Возле двери Кишана я помедлила, потом заглянула внутрь. Он спал, до пояса сбив простыню. Я подошла к кровати, убрала волосы с лица Кишана. Он улыбнулся во сне и перевернулся на другой бок. Я вышла и направилась к лифту.
У стеклянных дверей я нашла синюю шелковую розу с привязанным к ней свертком. В нем лежала пара жемчужных серег и записка.
Скажи, тебе известно, как моллюск,Бесформенный и беззащитный бедолага,Шлифует глянцем лунным чашечку свою,Всю выстилая изнутри застывшей влагой?Когда морской песок иль тяжесть створки досаждают,Он горечь грусти перламутром заливает.Позволь мне сохранить мою жемчужину.
Я смяла записку и сунула ее в карман вместе с сережками. Потом бросилась в лифт и поднялась в рубку, где нашла мистера Кадама, поглощенного чтением бумаг.
23
Сэр Эдвин Арнольд (1832–1904) – английский поэт и журналист.
– Что делаете? – спросила я.
– Мы с Кишаном, кажется, разгадали смысл символов на диске.
– И что же они означают?
– Кишан полагает, что это препятствия, лежащие между нами и оставшимися пагодами. А вот эта дорожка указывает безопасный путь между ними.
– Препятствия говорите? Интересно, почему он так подумал? – сухо сказала я.
Мистер Кадам пропустил мое замечание мимо ушей.
– Сейчас мы проверяем эту гипотезу. Дело в том, что примерно через час мы подойдем к первой отметке. Вот почему я отослал Кишана намного вздремнуть.
– Понятно. – Я попросила Золотой плод подать мне горячие вафли и села возле мистера Кадама, который снова с головой ушел в работу.
– Как вы себя чувствуете, мисс Келси?
– Я… я плохо спала. Мы с Реном поговорили… Кажется, он в самом деле все вспомнил. Но это только еще больше все усложнило.
– Возможно. Мы с ним очень долго беседовали сегодня утром.
Я уткнулась в свою тарелку, гоняя вилкой кусочки вафли по лужице сиропа.
– Я… мне бы не хотелось говорить об этом сейчас… если вы не возражаете.
– Конечно, как хотите! Можете рассказать мне, когда
захотите, или не рассказывайте вовсе! Просто знайте, что я всегда в вашем распоряжении, мисс Келси.Примерно через час в рубку вошел Кишан с моей курткой в руках. Он заботливо набросил ее мне на плечи, а сам подсел к мистеру Кадаму и углубился в рассмотрение расстеленных на столе карт. Что-то зашуршало в кармане моей куртки. Я сунула руку внутрь и вытащила новый листок бумаги. Сонет. Более того, сонет номер сто шестнадцать, мой самый любимый.
Мешать соединенью двух сердецЯ не намерен. Может ли изменаЛюбви безмерной положить конец?Любовь не знает убыли и тлена.Любовь – над бурей поднятый маяк,Не меркнущий во мраке и тумане.Любовь – звезда, которою морякОпределяет место в океане.Любовь – не кукла жалкая в рукахУ времени, стирающего розыНа пламенных устах и на щеках,И не страшны ей времени угрозы.А если я не прав и лжет мой стих,То нет любви – и нет стихов моих! [24]24
Шекспир У. Сонет № 116. Пер. С. Маршака.
– Что такое? – спросил Кишан.
Я затолкала листок в карман и залилась краской.
– Ничего. Я… э-э-э… Сейчас вернусь, ладно?
– Конечно. Только поторопись, мы почти пришли.
Я вылетела из рубки, скатилась вниз по трапу и ворвалась в каюту Рена как раз в тот момент, когда он надевал через голову футболку.
– Что это ты вытворяешь?! – с порога заорала я.
Он вздрогнул от неожиданности, потом обезоруживающе улыбнулся и неторопливо расправил футболку на своей исключительно красивой груди.
– Одеваюсь. И тебе доброе утро. О чем весь этот крик?
– Я не знаю, как ты умудрился засунуть это мне в куртку, но я требую, чтобы ты прекратил!
– Что именно я сунул в твою куртку?
Я протянула ему скомканную страницу.
– Вот!
Рен сел на кровать, медленно развернул листок и разгладил его на своем обтянутом джинсами бедре. Я невольно пискнула, поймав себя на том, что не могу отвести глаз от его неторопливых движений.
– Келси, это похоже на сонет Шекспира. Ты любишь Шекспира, так что я не вижу, в чем проблема.
– Проблема в том, что меня больше не радуют стихи, полученные от тебя!
Рен откинулся на спинку кровати, смерил меня наглым взглядом и улыбнулся до ушей.
– «Кто обольщал когда-нибудь так женщин? Кто женщину так обольстить сумел?» [25]
– Полегче, Шекспир! Я не та строптивая, которую ты сможешь укротить. Я уже сказала тебе вчера и повторяю сегодня: теперь я с Кишаном.
– Правда? – Он встал и сделал шаг ко мне.
И у меня вдруг перехватило дыхание. Я медленно попятилась, пока не врезалась спиной в стену. Не говоря ни слова, Рен уперся руками в стену по обе стороны от моей головы и наклонился ко мне. Но я упрямо вскинула подбородок, не желая уступать.
25
Шекспир У. Ричард III. Пер. А. Радловой.