Путешествие в Туркмению и Хиву в 1819 и 1820 годах

Слава оружия Вашего Высокостепенства слишком мне известна, но что же прикажите отвечать Главнокомандующему нашему желающему, дружбы вашей; он приказал просить у вас доверенного человека, дабы угостив его, по возвращении, он мог известить вас о благорасположении Главнокомандующего. По прибытии же в отечество, я буду тотчас отправлен для донесения Государю Императору О приеме мне здесь оказанном и об ответе данном Вашим Высокостепенством.

Хан.

Я пошлю с тобой хороших людей, и дам им письмо к Главнокомандующему, — я сам желаю, чтобы между нами утвердилась настоящая и неразрывная дружба. — Хош Гелюбсен.

Последнее слово сие означало, что мне должно было раскланиваться. Я поклонился и пошел, меня повели в Гернюш Хане, за мною следовали Ходжаш Мегрем и Мехтер Ага, и вскоре принесли ко мне на нескольких подносах сахару и плодов; я побыл тут с полчаса, в течении сего времени Мехтер Ага расспрашивал меня о сношениях России С Персией, и о силах наших в Грузии, — я отвечал, что у нас там до 60,000 Русского регулярного войска; что сверх того можем столько же набрать иррегулярной обывательской конницы из славных наездников состоящей.

Вскоре вошел к нам Юз Баши, за ним человек нес халат из золотой парчи подаренный мне Ханом, которой надели на меня, перепоясав богатым кушаком, из Индейской золотой парчи, дали за пояс кинжал в серебряных ножнах, и сверх всего накинули на меня род ризы с короткими по локоть рукавами, сшитую из Русской парчи, переменили шапку на другую по хуже, которую мне Хан дарил, и повели опять к кибитке его. Начался тот же самой обряд, после чего помолчав несколько, Хан приказал мне повторить все сказанное снова, я ему опять все пересказал, и он мне тоже самое отвечал.

Хан продолжал я, скажите мне чем могу заслужить благорасположение, которое мне изъявляете, — я бы счастлив был если б на будущий год опять мог приехать к вам с препоручениями от нашего Главнокомандующего, дабы показать вам преданность свою.

Ты приедешь если тебя пошлют отвечал он — и моих Послов ты вручишь в полное распоряжение Главнокомандующему, — если он захочет то может даже послать их к Государю.

Я возвратился к большим воротам, где был для меня приготовлен прекрасный серый жеребец, Туркменской породы, меня посадили на него, Туркмены мои вели его под узцы с двух сторон, двое подле стремян шли; народу было множество так, что переводчик мой Петрович шедший пешком не мог за мною следовать.

Я говорил с Ханом как можно громче и стоял вольно, приближенным его привыкшим к рабству и подлости сие весьма странным казалось и они во все время моего с ним разговора с неудовольствием на меня глядели. Народ провожал меня до моей комнаты. — Вскоре пришел Ходжаш Мегрем, с суконными халатами для людей моих, — Сеиду очень не нравилось что ему дарили красной кафтан из толстого сукна на ровне с товарищами его, он хотел отказать подарок, но не посмел, Ходжаш сообщил мне некоторые препоручения данные ему ко мне Ханом. Он сказал мне также, что у Хана есть пушечной мастер из Царьграда, которому он на днях приказал отлить пушку коей бы ядро весило 2 пуда.

Мне тут же объявили что я теперь свободен и могу назад ехать, отобрали всех слуг, и оставили одного; любопытные толпы народа ко мне теснились, и если б не Юз-Баши, то бы с трудом от них отделался; мне также бы весьма трудно было без содействия его из Хивы выехать, потому что ни лошадей и ничего совершенно у меня не было.

За неимением первых я принужден был переночевать в Хиве, будучи очень счастлив благополучным окончанием данного мне поручения; возвратившись от Хана послал к нему просить позволения подарить трех первых особ в Ханстве, и послал им т. е. Мехтер-Аге, Куш Беги, которого в Хиве не было, и Ходжаш Мегрему еще по куску сукна, шелковой материи и по одним часам, сколько я ни старался но не мог видеться с Султан Ханом, известным соединением в 1813 году трех между собой враждебных поколений Туркменов, и действовавшим с ними против Персии.

При раздаче остальных подарков, я позвал Юз-Башу и просил разделить их по достоинствам лиц, — ему очень понравился стеклянной кальян, которой у меня еще оставался, он ни в чью долю не поместил его, и сказал мне, чтобы надевши шапку на глаза, я подумал кто больше всех заслуживает сего подарка, — я ему отдал его. Ат Чапар прежде мучил меня о подарке, я ему дал небольшой отрезок сукна, подарком сим он был недоволен, ушел сердитый и более не возвращался.

Я слышал что Ходжаш Мегрем представил Хану ужасные счета о содержании моем в Иль Гельди, по 2 тилла в сутки или 32 рубли на ассигнации; отец же его Ат Чапар, взял с него за меня по тиллу на день.

Глава III.

Обратный путь.

Ноября 21. Рано по утру хотел я отправиться из Хивы в крепостцу Иль Гельди, где мне должно было ожидать прибытия назначенных Ханом Посланников, того же самого Юз Баши, Еш Незера, и Якуб Бая родом Сарта, о котором было уже прежде упомянуто. — Он был человек грамотный, хитрый, и дурного нрава — Но меня еще задержали в Хиве до полудня означенные Послы, угостив по приказанию Хана, несносное угощение сие состояло из холодного плова.

В течении сего времени Юз Баши сам бегал по базару и сделал для меня некоторые покупки, наконец когда все уже было готово, и лошади оседланы я вспомнил что у двухствольного ружья моего замок был неисправен, и просил привести ружейного мастера, является молодой человек лет 20 прекрасный собою, белокурый и в чалме, по лицу его видно было что он Русской, я спросил его по Русски, знает ли он наш язык. Нет отвечал он по Турецки, взял замок, и начал говорить со мной очень хорошо то по Персидски, то по Турецки, в обхождении он был ловок и рассмотрев недостатки в замке, побежал домой, взяв с собой ружье для починки.

Я узнал от посторонних что отец его Русской, был захвачен в неволю и продан в Хиву, где приняв магометанскую веру, женился на Персиянке также невольнице, и прижил сего самого сына, которой так успешно учился, что удостоился быть Муллой, и содержит теперь своими трудами бедное семейство свое, которое даже выкупил из неволи.

Я собирался уже ехать, как упомянутой молодой человек вбежал запыхавшись и принес ружье починенное хотя и весьма дурно, несколько десятков яиц и белых хлебов, — я ему дал червонец, и не говорил с ним по Русски, чтобы не ввести его в затруднение; ружье же отдал Юз Баше, прося пересмотреть его, и если не хорошо исправлено, то велел переделать и привести мне в Иль-Гельди.

Какой то русской подводя мне лошадь шепотом ругал Хивинцев за неловкость их в приводе лошади. Ехавши через Хиву, я видел во многих местах несчастных соотечественников наших собравшихся в особенные толпы, они кланялись мне, и называли своим избавителем.

Один из них шел долго подле моей лошади, и когда я оборотился к нему, сказал мне: господин Посланник примите мое усерднейшее почтение, и не забудьте нас несчастных по возвращении вашем в отечество; по виду его мне казалось, что он не из простолюдинов.

При выезде моем народ было столпился во множестве, но я приказал переводчику бросить назад в толпу две горсти мелкого серебра, произвел драку, и тем освободил дорогу.

К большему огорчению не доезжая 10 верст Иль Гельди Петрович мой потерял кошелек с 300 моих червонцев, которые у него хранились, он плакал и был в таком отчаянии, что с трудом узнать от него мог причину сего; но к счастью нашему Сеид отыскал их, и Петрович, схватив кошелек, от радости плакал; я не менее его был обрадован отысканием сих денег, потому что без оных не мог бы возвратится к корвету и принужден был бы может быть и надолго оставаться в Хиве.