Путешествия и исследования в Африке

Таким образом, проехав около 30 миль к северу для того, чтобы избежать все еще затопленной земли севернее Чобе, мы повернули на запад, направляясь к Линьянти (18°17 20 ю. ш. и 23°50 09 в. д.), куда мы прибыли 23 мая 1853 г. Линьянти – главный город макололо; он находится на очень небольшом расстоянии от того места, где в 1851 г. стояли наши повозки (18°20 ю. ш. и 23°50 в. д.).

Глава IX

Заговор Мпепе. – Работорговцы. – Мамбари. – Внезапное их бегство. – Секелету едва избегает гибели. – Казнь Мпепе. – Суд. – Разбор тяжебных дел. – Распределение жен умершего вождя. – Женщины макололо. – Они работают очень немного. – Крепостничество. – Напиток, одежда и украшения женщины. – Подарки для Секелету

Во время моего пребывания в Линьянти туда явился человек, очень похожий на португальца. У него не было с собой никаких товаров, и он делал вид, что пришел только выяснить, «какого сорта товары необходимы для здешнего рынка». Мое присутствие, кажется, очень смутило его. Вождь макололо Секелету подарил ему слоновую кость и быка. Но когда этот «торговец» отошел на 50 миль к западу от Линьянти, то он угнал в рабство целую деревню, населенную бакалахари и принадлежащую макололо. С ним было много вооруженных рабов, и так как он угнал из деревни всех до одного ее жителей – мужчин, женщин и детей и об этом факте долго не знал никто, то осталось неизвестным, чем он достиг своей цели – насилием или лукавыми обещаниями. И в том и в другом случае участью этих несчастных людей было, конечно, рабство. Этого человека несли в гамаке, подвешенном на двух шестах, а так как гамак казался туземцам мешком, то они, говоря об этом человеке, называли его «отцом, который в мешке».

В этой стране работорговцы имели себе пособника в лице Мпепе, близкого родственника Секелету. Мпепе претендовал на власть вождя и дожидался удобного момента, чтобы поднять восстание против Секелету и занять его место. А работорговцы, как и во многих других местах, основывали свои надежды на успехе его восстания. Мое неожиданное для них появление на сцене было лишней тяжестью, положенной на чашку весов не в их пользу. В то время, когда я с огромным трудом пробирался по степям, лежащим к югу от р. Чобе, в Линьянти пришла большая партия людей из племени мамбари, занимающегося исключительно торговлей рабами. Когда до них дошло известие, что я нахожусь недалеко от них и следую тоже в Линьянти, то у них вытянулись лица; а когда макололо, которые помогали нам при переправе через реку, вернулись в Линьянти в шляпах, подаренных им мной, то мамбари опрометью бежали из этого города.

По принятому обычаю, посетители и приезжие не должны уезжать, не спросив у вождя формального разрешения на отъезд, но вид этих шляп заставил мамбари сразу уложить свои вещи в дорогу. Макололо осведомились у них о причине их странной поспешности, и мамбари сказали им, что если я застану их там, то отберу у них все имущество. И хотя Секелету уверял их, что я не грабитель, а человек мира, они все-таки убежали от него ночью, когда я был еще за шестьдесят миль от Линьянти. Они уехали на север, где жил мечтавший о восстании Мпепе, и, пользуясь его покровительством, соорудили там весьма вместительную стоккаду, служившую пересыльным пунктом для рабов, и под руководством португальцев вели свою гнусную торговлю, не обращаясь за разрешением к вождю, в страну которого они столь бесцеремонно заявились. В это же самое время Мпепе, занимавший пост хранителя стад Секелету и тайком поставлявший этим работорговцам мясо, решил при помощи их ружей поднять восстание и сделаться вождем макололо. Таков обычный способ, практикуемый всеми работорговцами: принимая участие в политических делах каждого племени и становясь всегда на сторону сильных, они получают в виде вознаграждения известное число пленников, забранных у более слабой стороны.

Между работорговцами и Мпепе происходили длительные тайные совещания, и ему казалось своевременным нанести теперь удар ненавистному противнику. Он заранее запасся маленьким военным топором, намереваясь зарубить Секелету сразу, как только произойдет их встреча.

Приехав в столицу этой страны, я имел целью исследовать страну для того, чтобы сначала найти в ней здоровую и пригодную для проживания местность, а потом попытаться проложить дорогу на восток или на запад. Я рассказал Секелету о своем намерении подняться вверх по великой реке, которую мы открыли в 1851 г., и предложил ему разработанный план экспедиции. Он вызвался сопровождать меня сам. Когда мы вместе с ним отъехали около шестидесяти миль по дороге к Сешеке, то встретили Мпепе с его людьми.

Хотя у макололо всегда очень много скота, но они никогда не пытались ездить верхом на быках до тех пор, пока в 1851 г. я не посоветовал им этого. К нашему удивлению, бечуаны тоже не догадывались делать так, пока к ним не приехали европейцы и не подали им мысль ездить верхом. Все свои путешествия они совершали прежде пешком. И вот теперь Секелету и его спутники были посажены на быков. Сначала – без седла и узды – они постоянно падали с них, но скоро освоились со своим новым положением. Мы ехали на быках, когда Мпепе со своим небольшим топором шел навстречу нам параллельно нашей дороге, на расстоянии четверти мили [около 0,5 км] от нашего пути. Увидев Секелету, он пустился бежать к нам, но Секелету, давно не питавший к нему доверия и остерегавшийся его, быстро повернул в ближайшую деревню. Здесь он куда-то исчез, пока не подъехала вся наша партия.

Мпепе заранее объявил своим людям, что он зарубит Секелету или сразу же при встрече, или когда их свидание будет кончаться. Так как первый вариант его замысла оказался теперь невыполнимым, то он решил поэтому выполнить свое намерение в конце их первого разговора. Случилось так, что когда они встретились в хижине и между ними началась беседа, я сел как раз между ними; утомленный верховой ездой на солнце в течение целого дня, я очень скоро спросил Секелету, где мне спать. Секелету ответил: «Пойдем, я тебе покажу». Когда мы оба поднялись, то я ненамеренно загородил его собой и тем самым помешал Мпепе осуществить свой тайный замысел и нанести удар. Я ничего не знал о заговоре, но с удивлением заметил тогда, что все люди

Мпепе продолжали держаться за оружие даже после того, как все мы сели, – вещь совершенно небывалая в присутствии вождя.

Когда Секелету показал мне хижину, в которой я должен был провести ночь, он сказал мне: «Этот человек хочет убить меня». После я узнал, что некоторые из спутников Мпепе выдали Секелету его тайну. А Секелету, которого его покойный отец, знаменитый вождь Себитуане, предостерегал против Мпепе, в ту же ночь казнил Мпепе. Это было сделано так тихо, что, хотя я спал в нескольких ярдах от места казни, я ничего не знал о ней до утра. Произошло это очень просто. К костру, около которого сидел Мпепе, подошел Но-куане, держа в руках нюхательный табак и делая вид, что он собирается присесть и угостить его табачком. Мпепе сказал ему «нсеписа» (вели мне взять щепотку) и протянул руку. Но-куане схватил протянутую руку, и в тот же момент один из присутствующих схватил другую. Отведя его с милю от костра, они закололи его. Это – обычный способ казни преступников. Им не разрешается говорить, хотя в одном случае приговоренный к казни человек, чувствуя боль в туго сжатом запястье, сказал: «Держите меня слабее, неужели нельзя иначе? Вас самих скоро поведут таким же образом». Люди Мпепе убежали к бароце, и так как для нас было бы неблагоразумно ехать туда во время смуты, последовавшей за смертью Мпепе, то мы вернулись в Линьянти.

Описанное происшествие дает полное представление об образе действий туземных вождей по отношению к важным политическим преступникам. В обыкновенных же случаях вожди действуют весьма рассудительно. Истец просит человека, против которого он думает возбудить дело, пойти вместе с ним к вождю. Отказа в этом никогда не бывает. Когда оба они являются в котла, то истец встает и, еще до того, как вожди со своими людьми соберутся там, начинает излагать свое дело. После того как он расскажет все, он продолжает стоять несколько секунд, вспоминая, не упустил ли он чего-нибудь. За ним встают свидетели, на которых он ссылался, и рассказывают все, что они видели или слышали лично, но не то, что слышали от других. Ответчик, выждав несколько минут, чтобы дать высказаться до конца противной стороне, медленно поднимается, завертывается в плащ, принимая деланно спокойный вид, нарочито позевывает, сморкается и начинает объяснять дело, отрицая обвинение или подтверждая его, в зависимости от обстоятельств.

Иногда, если жалобщик, раздраженный его замечаниями, выражает свой протест репликами с места, обвиняемый спокойно повертывается к нему и говорит: «Молчи, я сидел спокойно, пока ты говорил, не можешь ли и ты спокойно слушать? Неужели ты хочешь, чтобы все было только по-твоему?» Аудитория никогда не проявляет склонности поддерживать перебранку и всегда требует в таких случаях тишины, поэтому обвиняемый продолжает говорить до конца все, что он хочет сказать в свое оправдание. Если у него есть свидетели, подтверждающие действительность оправдывающих его фактов, то следом за ним выступают и они со своими показаниями.

Присяги никакой не существует, но иногда, если какое-нибудь утверждение кажется спорным, то человек говорит: «Клянусь моим отцом» или: «Клянусь вождем, что я говорю правду». Их правдивость в отношениях друг к другу достойна замечания. Европейцам нелегко понять систему их управления. Какой-нибудь бедняк может сказать в свою защиту против богатого: «Я с изумлением слышу, что такой знатный человек создает ложное обвинение»; ложь является чувствительным преступлением против всего общества, к чувствам которого, таким образом, апеллирует человек, зная, что общество поддержит его в этом отношении.