Путешествия с Геродотом

Итак, финикияне похищают в греческом порту Аргос царскую дочь по имени Ио и вывозят ее на корабле в Египет. Потом какие-то греки высаживаются в финикийском городе Тир и похищают оттуда царскую дочь по имени Европа. Какие-то другие греки похищают у царя колхов его дочь — Медею. В свою очередь, Александр из Трои похищает Елену, жену греческого царя Менелая, и привозит ее в Трою. В ответ греки нападают на Трою. Вспыхивает большая война, историю которой увековечил Гомер.

Геродот вспоминает слова персидских мудрецов:

Персы считают, что похищение женщин — дело людей несправедливых, но яростно мстить за похищенных могут только люди безрассудные; люди разумные ничуть не беспокоятся о похищенных женщинах, потому что ясно, что если бы те сами не захотели, то их бы не похитили. И в доказательство он приводит историю греческой царевны Ио так, как представляют ее финикияне: Они утверждают, что вовсе не увозили Ио насильно в Египет, так как она уже в Аргосе вступила в любовную связь с хозяином корабля. Когда же почувствовала себя беременной, то от стыда перед родителями добровольно уехала с финикиянами, чтобы скрыть свой позор.

Почему Геродот начинает свое великое описание мира со вздорного (по мнению персидских мудрецов) дела о взаимном похищении девушек? Потому что он считается с законами медиарынка: история, чтобы ее хорошо продать, должна быть интересной, она должна содержать щепотку перца, какую-то сенсацию, элемент триллера. Этим условиям как раз и отвечают повествования о похищенных женщинах.

Геродот живет на переломе двух эпох: еще доминирует традиция устного повествования, но уже начинается время письменной истории. Вполне возможно, что жизненный распорядок Геродота выглядел следующим образом: он отправлялся в путешествие, во время которого собирал материалы, а потом возвращался, ездил по разным городам Греции, организовывал нечто вроде авторских вечеров и рассказывал о том, что видел в своих путешествиях, что пережил. Возможно, эти встречи давали средства, которые Геродот выделял на следующие свои экспедиции, а потому он был заинтересован в том, чтобы людей собиралось как можно больше. И начинать следовало с эпизодов с привкусом сенсации, которые приковали бы внимание, подогрели бы интерес публики. В повествовании его то и дело появляются темы, призванные взволновать, удивить, изумить слушателей, которые без этих стимулов заскучали бы и разошлись по домам, оставив рассказчика с пустым кошельком.

Но, сообщая о похищении женщин, автор стремился не только к легкой сенсации, не только к пикантному сюжету. Уже в самом начале изысканий он пытается сформулировать свой первый закон истории. Идея закона возникла, когда из собранного в странствиях множества материалов по разным эпохам и разным местам Геродот захотел вычленить некий принцип, подчиняющий это на первый взгляд хаотичное и случайное собрание фактов. А возможно ли вообще найти такой принцип? Геродот говорит, что возможно. И это как раз ответ на вопрос «кто начал». Кто первым нанес обиду? Имея перед мысленным взором этот вопрос, мы сможем легче передвигаться в запуганных лабиринтах истории, сможем понять, каким она подчиняется правилам и какие ею движут силы.

Исключительно важно дать определение этому принципу и осознать его, потому что в мире Геродота (да что там Геродота, до сих пор встречаются такие сообщества) царил закон мести, закон реванша, «око за око». Причем возмездие — не только закон, не только право, но и священная обязанность. Кто не отомстит, тот будет проклят своей семьей, кланом, сообществом. Обязанность отомстить лежит не только на мне — члене поруганного племени. Это должны сделать и боги, и даже безличный и вневременной Рок.

Какую функцию выполняет отмщение? Страх перед ужасной местью, перед ее неотвратимостью должен удерживать каждого от совершения чего-то, что наносит вред другим. Он должен быть сдерживающим моментом, голосом рассудка. Но если кого-то и страх не удержит и этот кто-то допустит несправедливость по отношению к другим, он тем самым выкует первое звено в цепи отмщений, цепи, которая может тянуться через поколения, через века.

Есть какой-то мрачный фатализм в механизме мести, нечто неотвратимое. Казалось бы, ни с того ни с сего на человека вдруг обрушиваются несчастья, а он не может понять — за что? Что вдруг случилось? А все просто: его настигла месть за преступление жившего десять поколений назад праотца, о существовании которого он даже не подозревал.

Второй закон Геродота, касающийся не только истории, но и жизни человека, звучит так: счастье человеческое недолговечно. И наш грек доказывает эту истину, описывая драматическую, волнующую судьбу лидийского царя Креза, в чем-то схожую с судьбой библейского Иова, для которого Крез, возможно, послужил прототипом.

Лидия, его царство, — это сильное азиатское государство, расположенное между Грецией и Персией. Там, в своих дворцах, Крез собрал несметные богатства, горы золота и серебра, которые прославили его по всему миру и которые он с гордостью показывал своим гостям. Дело было в середине VI века до Рождества Христова, за несколько десятилетий до того, как родился Геродот.

Как-то раз в Сарды, столицу Лидии, прибыли все греческие мудрецы того времени, и в их числе афинянин Солон (он был поэтом, творцом афинской демократии, известным своей мудростью). Крез лично принял Солона, приказал своим слугам показать ему сокровища и, в полной уверенности, что их вид ошеломит гостя, обратился к нему: Хочется мне спросить тебя, видел ли ты самого счастливого из людей? А спросил так, убежденный, что он и есть тот счастливейший из людей.

Но, вероятно, Солон не угодил ему ответом, назвав среди счастливцев нескольких героически погибших афинян и добавив: И меня, знающего, сколь изменчиво и завистливо божество, ты, Крез, спрашиваешь о судьбе людей? За нашу долгую жизнь приходится много увидеть, чего и не хочется, многое вынести. Я определяю жизнь человеческую семьюдесятью годами, или двадцатью пятью тысячами двумястами днями. Из всех этих дней ни один не похож на другой. И поэтому, Крез, человек — это игрушка в руках судьбы. Однако я вижу, что ты очень богат и царство твое многолюдно. Но того, о чем ты меня спрашиваешь, я не могу о тебе сказать, пока не узнаю, что жизнь твоя завершена. Пока жизнь не дойдет до своей последней черты, не следует спешить с оценкой и говорить: «Я счастливый». В каждом деле следует видеть конец, каков он будет: ведь очень многим людям бог лишь показывает счастье, чтобы потом их сбросить в пропасть.

И в самом деле, после отъезда Солона кара богов сильно ударила по Крезу, и это, видимо, за то, что он возомнил себя счастливейшим человеком на свете. У Креза было два сына: статный Атис и другой, глухонемой. В Атисе он души не чаял, берег его как зеницу ока. Но случилось так, что во время охоты его ненамеренно убил один из гостей Креза, некий Адраст. Поняв, что совершил, он впал в отчаяние. В день похорон Атиса Адраст дождался, пока народ разойдется и вокруг могилы станет пусто, а потом, поняв, что из всех известных ему людей самый тяжелый жребий выпал ему, покончил с собой над могилой.

После смерти сына Крез два года жил в глубокой печали. Тем временем к власти в соседней Персии приходит великий Кир, благодаря которому мощь страны быстро растет. Опасаясь, как бы государство Кира не стало слишком сильным, и видя в нем угрозу Лидии, Крез замышляет предупредить возможную персидскую агрессию и ударить первым.

В то время у сильных мира сего был обычай согласовывать принимаемое решение с оракулом. Таких оракулов в тогдашней Греции было много, но самый главный находился в храме, расположенном на крутом горном склоне в Дельфах. Чтобы получить благоприятное предсказание, следовало умилостивить дарами дельфийского бога. Крез задумывает гигантское жертвоприношение.