Путешествия в Мустанг и Бутан

На третий день в семь утра перед гостевым бунгало остановился грузовик. Это был новенький громадный «мерседес» с надписью «Правительство Бутана» на брезентовом верхе. Номерной знак, выкрашенный в оранжево-красное — национальные цвета Бутана, был написан тибетскими буквами.

Дорога — 141 километр немыслимых виражей — отняла десять часов. Водитель не говорил ни по-английски, ни по-тибетски, поэтому оставалось только смотреть по сторонам. Теперь стало ясно, почему Бутан был доныне «терра инкогнита»: нигде Гималаи не поднимаются так внезапно, как между Дуаром и внутренней частью Бутана. Отъехав едва 100 метров от бунгало, грузовик уже начал взбираться наверх, и шофёр включил первую передачу.

Через полтора километра температура упала, долины Западного Бенгала и Ассама превратились в пуховой облачный ковёр где-то под нами. Первые клочья тумана начали цепляться за кабину, когда мы взбирались по первым ступеням гигантской лестницы. Здесь на расстоянии 100 километров по прямой горы поднимаются от липкой жары долин до вечных снегов, вознёсшихся на 8 тысяч метров у северной границы Бутана.

Джунгли подступали вплотную к дороге, становясь всё гуще по мере того, как мы сворачивали в южную часть Бутана, более низкую, изрезанную глубокими долинами. Это край тяжёлого, застойного воздуха, царство тигров, слонов, змей и обезьян. Публика наслышана о бенгальских и ассамских джунглях, но мало кто знает; что они по сути продолжение бутанских джунглей, тянущихся до долины Брахмапутры. И в сердце Бутана эта чащоба выглядит куда впечатляюще. Зоологи справедливо считают, что в Бутане наиболее высокая «плотность» диких слонов на единицу площади. Почти вся южная часть страны представляет собой огромный естественный заповедник, превосходящий любой африканский национальный парк; там звери чувствуют себя в безопасности под защитой буддийских верований, полагающих уничтожение любого живого существа смертным грехом.

В Бутане сталкиваются два мира. Тибетские обычаи, рождённые в краю вечных снегов, встречаются с укладом обитателей тропиков. Первый пояс джунглей, покрывающий южную треть Бутана, населяют непальские поселенцы и рабочие чайных плантаций Дуара. Практически здесь не встретишь коренных бутанцев, привыкших к более умеренному климату.

Покрытая росой тумана и затенённая кронами высоких деревьев в бороде лиан дорога упрямо змеилась выше и выше, к снегам. Когда мы поднялись на первый перевал, долины словно сомкнулись за спиной — вокруг расстилались лишь круглые спины лесистых холмов.

Изуродованное молнией дерево выглядывало будто отсохшая рука циклопа. Ни души, ни одного селения вблизи, никого, кто бы жил здесь на приволье. Животные, как и люди, предпочитают тень. Только водопады становились всё веселее, выбивая звонкую дробь о скалы. Некоторые рокотали в невидимой выси, на мгновение выныривали из джунглей и исчезали тридцатью метрами ниже, поглощённые зелёным океаном.

Сейчас, в разгар муссона, даже дороги превращаются в реки, затопленные влагой, которую, словно пот, источала богатейшая растительность. Это самые сырые джунгли в мире. Ведь Черапунджи находится в нескольких милях отсюда, в Ассаме. А там в иные годы в период муссонов выпадает больше 18 метров осадков! В окрестных джунглях рядом с Бутаном наблюдается примерно такая картина. Восемнадцать метров! А среднегодовое количество — 12. Подумать только, что в остальной части земного шара осадки измеряют сантиметрами и даже миллиметрами! В Черапунджи за три месяца на квадратный метр площади обрушивается 18 тонн воды: достаточно, чтобы затопить с крышей четырёхэтажный дом. Вода собирается в ручьи, потом в реки, превращается в разрушительные пенные потоки, вырывающие глубокие овраги в почве, и в конце концов затопляет долины. Это случается каждый год в период водяной лавины…

Нельзя не восхищаться мастерством индийских инженеров, которые, преодолев все трудности, пробили через этот ад дорогу. Ей постоянно угрожали оползни, пока тысячи непальских рабочих вели стройку. Они и сейчас продолжают поддерживать её в пригодном состоянии. Каждые 30 километров мы встречали бригады, вручную перетаскивавшие громадные обломки скал. Иногда те рушились с откоса в треске переломанных, как спички, деревьев. Монахи считали грехом строительство этой дороги. Да и мы на Западе разве не зовём «рубцами» трассы, пролёгшие через гармоничные ландшафты?

Я повидал много горных дорог, но ни одна не может сравниться с этой. Нигде в Гималаях нет столь крутых и обрывистых склонов на таком протяжении, и постройка здесь дороги поистине чудо. Она обошлась в миллионы рупий и стоила почти нечеловеческих усилий. Дорога была необходима прежде всего по стратегическим соображениям, и премьер-министр Джигме Дорджи отчётливо понимал это.

Мы одолели три перевала на высоте два с половиной километра, обогнули насупленные, необитаемые горы, покрытые удивительным девственным лесом из высоких дубов и орешника, и въехали, собственно, на Бутанское плато.

Ландшафт изменился. Жару сменили туман и студёная изморось. В одном месте дорога бежала вдоль потока, вытекавшего из-под ледника. Я был сейчас на полпути между Индией и Тибетом.

Вскоре встретились первые молитвенные флаги и чортены — памятники, воздвигнутые во славу Будды. Навстречу грузовику брёл караван мулов. Один погонщик, в широченном кхо из коричневой домотканой шерсти, испуганно отпрянул на обочину. Ему явно не случалось раньше видеть такие огромные машины.

На соседних склонах открылись пастбища с редкими соснами. Какое-то время мы следовали за причудливыми изгибами ледяной реки, сердито пенившейся вокруг валунов, когда внезапно впереди показался первый дзонг. Как описать свои чувства в этот момент? До этого, несмотря на пересечение границы, я не ощущал реально, что нахожусь в Бутане.

На пригорке отчётливо вырисовывались контуры крепости. Голые стены, слегка отклонявшиеся назад, поднимались как естественное продолжение скалы, на которой они возвышались. Крепость гордо царила над затянутой туманом долиной, словно молчаливый и грозный часовой Страны дракона.

Да, крепость появилась нежданно-негаданно. До этого я видел только деревни. Тибетская архитектура этого укрепления, строгая и благородная, напомнила мне, что я въезжаю в страну воинов, людей решительных, презирающих изнеженных жарой жителей долин. Людей совершенно иной закалки и славного прошлого. Интересно, живёт ли кто-нибудь в этой крепости сейчас?

Всё чаще появлялись теперь лошади, нагруженные поклажей; их вели под уздцы коренастые бутанцы, закутанные в шерстяные кхо. Кони вели себя спокойно, зато мулы в испуге бросались в разные стороны при виде рычащего грузовика, так что приходилось ползти черепашьим шагом среди окриков погонщиков и позвякивания бубенцов. В такт им стучало и моё сердце. Сколько дней предстоит мне идти под звон металлических колокольцев? Он всегда отзывался во мне воспоминаниями о Гималаях. Сейчас я уже жалел, что проделал весь маршрут на грузовике.

Под вечер водитель дал понять жестами, что мы вот-вот увидим Тхимпху.

«Обгоняя, ты приближаешь конец», «Жизнь и так коротка, не укорачивай её скоростью» — две надписи на хинди украшали придорожный столб. Кому они адресованы — погонщикам мулов? Или их поставили заранее в ожидании интенсивного движения автомобилей? Во всяком случае сейчас они должны казаться бутанцам священными заклинаниями, которые декламируют, не понимая смысла. Безобразие! Дорога безжалостно вторглась в страну моей мечты.

Так незаметно я въехал в Тхимпху. В королевстве дракона не существует городов и даже больших селений. Столица была ещё лишь в планах короля. Пока стояла Благословенная Крепость Веры, в которую упиралась дорога. Но уже заканчивалось строительство четырёх больших домов, которым предстояло стать краеугольными камнями города — первого города в Бутане.

Население Тхимпху, отнюдь не самое многолюдное в королевстве, составляло 4 тысячи человек, из которых 3 тысячи жили внутри громадной крепости, одиноко возвышавшейся среди расположенных террасами полей.