Путёвка в спецназ
Шрифт:
— Тупой! — закончил Рогожин. — И не смотри на меня так. Мы пиво пьем или гадаем: почему это боец, почти год не видевший бабу, на предложение потрахаться, согласился?
— Руслан, твой боец покалечил гражданских! Это дело такое, можно и загреметь!
— Мой! Вот именно мой! А, значит, и отвечать мне! Хочешь мне что-то предъявить? — капитан с ледяным спокойствием уставился в глаза майора.
Отхлебнув из стакана и усмехнувшись, Васильев продолжил:
— Тебе нет! А Милославский покалечил гражданских…
— Бандитов, он покалечил! Бандитов! И говорить здесь не о чем!
— Ну, тут еще надо разобраться: как там все было. Может он и правда девку изнасиловать пытался, а ему помещали!
Взрыкнув,
— Ты что несешь!
— Руслан! — во весь голос гаркнул прапорщик. — Отпусти! Он шутит!
Казалось, что этот вскрик, не возымел никакого действия, но вот капитан отцепил руки от ворота и сел на свой стул. А Степаныч, повернувшись к Васильеву сказал:
— Ты, Витя, говори да не заговаривайся. Егор парень нормальный, за ним даже в его прежние времена такого не водилось. А теперь и подавно…
— Все равно, — потирая шею, не согласился Васильев, — надо разобраться… А то устроили вольницу, хочу — бью, хочу — калечу. И вы тоже хороши: в самолет закинули и сдернули, а если он убил кого-нибудь? Что тогда?
— Сказал же, все живы, значит живы! А переломы зарастут, глядишь, умнее станут! — отмел все возражение капитан. — А вот в причинах того что его смогли подрезать надо разобраться!
— Вот мы и разберемся! Насколько он виноват! Все выясним, а там посмотрим! Конечно, в дисбат я его отправлять не буду, но…
— Ах, ты, сученок! — начал заводиться Рогожин. — Вот ты чего удумал! — встав, уперся руками в стол и, нависнув над майором, прошипел: — Это теперь ты будешь решать, что делать и кому за что отвечать? Хрен тебе! Я сказал: правильно поступил, значит правильно! И не тебе права качать!
— Я старше по званию и я буду решать…
— Удавлю…
— А ну хватит! — прапорщик вклинился между, сверлящими друг друга взглядом, офицеров. — Достали! Ты гляди, удумали, письками мериться! Руслан, ну этот молодой идиот, а ты то куда?
Майор, будучи старше капитана почти на десять лет, возмутился:
— Степаныч, я вообще-то постарше капитана буду!
А вот Рогожин среагировал весьма странно:
— Степаныч, ты за языком следи!
— И не подумаю, — неожиданно взвился Иванов. — Вы меня достали! Ты, Руслан, своей скрытностью, а ты, Витюша, своим гонором! Командовать все пытаешься, думаешь выслужиться. А вот хрен тебе! Здесь один командир! А ты или помогай или вали домой…
— Не вам решать! — опять ощетинился Васильев. — У меня свое начальство! А вот вы голубчики совсем распустились, если субординацию забыли. Я вообще-то старше вас по званию.
— Видишь, Руслан, — Степаныч покачал головой и присел на краешек кровати, — все из-за твоей скрытности! Объяснил бы по-человечески товарищу майору, — ехидным голосом почти пропел он, — глядишь, он и не пытался бы главного из себя корчить.
Потом тяжело вздохнув и добавив трагизма в голос, продолжил:
— Ну, вот ты бы сейчас, убил бы дурака, со злости. А потом что? Нет, я понимаю, что от трупа бы мы избавились! Но ведь потом бы ходили, спрашивали: "А где майор?". А мы не сном ни духом, еще бы в дезертиры записали! Неудобно, как то! Он же не дезертир, а просто дурак!
— Это ты точно подметил. Дурак и есть! А убить? Это вряд ли, я то не дурак!
Майор аж закашлялся, с подозрением смотря на них. И тут Степаныч вместе с Рогожиным начали смеяться. Васильев сперва дулся, но тоже начал подхохатывать. Напряжение слегка спало и мужчины уже не смотрели друг на друга: волками.
Когда все более-менее успокоились, майор все же поинтересовался:
— Руслан, ты что, правда, мог бы убить меня, а потом спрятать труп?
— Не говори ерунды! Конечно, нет! Дал бы в морду и все!
Тут Васильев облегченно вздохнул, но рано.
— Конечно, если бы ты случайно склеил
ласты, то, конечно, пришлось бы утилизировать.— Утилизировать? — что-то не понравилось майору это заявление.
— Ну да. Самовозгорание, отдал бы приказ твоему амулету и все — пых, и хрен какая экспертиза разберется.
— Амулету?! — Васильев прижал руку к груди. — Разве такое возможно?
— А ты что думал, тебе дали такую игрушку и никакого контроля? У некоторых бывает, крышу сносит, вот чтоб не бегать за ними и сделали систему самоуничтожения, вместе с носителем! Или ты не знал? Должны были предупредить!
— Предупредили, — майор неожиданно побледнел, — но еще я знаю, что даже мои начальники не могут сделать этого. Нужно… — глаза у Васильева стали большими-большими как у анимешки в японском мультике.
— Вот именно! — довольный Степаныч, откинулся на спинку стула. — А товарищу капитану нужно просто приказать! Теперь до тебя дошло, перед кем ты права качаешь?
— Простите, я…
— Витя! — Рогожин вытянул вперед руку, останавливая Васильева. — Успокойся! Ты меня, конечно, достал, но убивать? В конце концов, мы ведь были друзьями, это не моя вина, что тебе моча в голову ударила. А я, знаешь ли, не привык друзей убивать только за то, что у них временное помутнение, — и, прикрыв глаза, спросил: — Надеюсь, ты понимаешь, почему я тебе раньше этого не рассказывал? Да и не сказал бы никогда, если бы ты не начал по больному бить — по моим парням! А этого делать не надо!
Потом встав, начал ходить по комнате от одной стены до другой. Степаныч и все еще смущенный майор следили за ним взглядами. В конце концов, придя к какому-то решению, сказал:
— А давайте еще по пиву. И Витя нам расскажет, чего это он, вдруг, из адекватного человека превратился в идиота!
— Руслан!
— Надо, Витя, надо! Я ведь вижу, что-то тебя гложет, а сказать не хочешь. И дуреть начал, неспроста. Говори, может, сможем помочь?!
— Мне теперь уже ничего не поможет! Только хуже сделаю…
— А ты попробуй, — глотнув холодного пивка, Степаныч был расположен, к решению мировых проблем — местного значения. — Одна голова хорошо, а моя вообще сегодня в ударе! — и радостно хохотнул. — Давай!
— А черт с ним, слушайте. Может и правда, чего изобретем!
И как будто, враз постаревший, Васильев начал свой рассказ, и чем больше он рассказывал, тем больше мрачнели его собеседники, стискивая кулаки, и бросая, многозначительные, взгляды друг на друга.
— Дочка моя — Оленька, заболела. Рак у нее. Где мы только не были, к кому только не обращались, все без толку. Угасала прямо на глазах. Сказали, полгода осталось — не больше, — всхлипнул безутешный отец. — А тут вызывает меня к себе Зайцев, генерал-лейтенант Зайцев… Вызывает и говорит: "Есть способ вылечить твою дочку! Только цена велика!" Я-то конечно сперва о деньгах подумал и готов был последнее отдать, но все оказалось намного сложнее. Ну да вы знаете… А я-то вообще был готов на все! Дочку сразу забрали и увезли. Через месяц письмо пришло, написала, что ей намного лучше, — по щекам майора бежали слезы. — Я тогда еще активней за учебу взялся, меня учили обращаться с амулетом, историю преподавали, и вообще рассказывали, что к чему. Вы тогда еще в учебке были, ну, а я в своей. Отучился, сдал зачеты, и почти сразу к вам. Только перед отправкой, дал мне Зайцев установку. Чтоб я вас со всех сторон обложил, а если надо, то и устроил что-нибудь — подставу грамотную. Чтоб значит, когда дело дошло до того, кому достанется группа или большая ее часть — вопрос решился в пользу нашей конторы. Очень ему хотелось получить к себе "Наделенных силой". Таких бойцов нет не у кого! А у него бы были. Мужики, я честно не знаю, что он там еще замутил, чтоб отжать вас… Только вот этот случай с Милославским нельзя было упускать!