Путеводитель по повести А.П. Платонова «Котлован»: Учебное пособие

Тема смерти задана уже в сцене прихода Елисея на котлован — за спрятанными в овраге гробами. Как мы отмечали выше, ситуацию заготовки гробов впрок Платонов полностью переносит из киносценария «Машинист». Для понимания этого зловещего символа обратимся к рукописи либретто киносценария, опубликованного в сборнике материалов творческой истории «Котлована».

В «Машинисте» тоже две части, городская и деревенская. Действие деревенской части, как и в «Котловане», происходит в «Колхозе имени Генеральной Линии». Организацией колхоза в «Машинисте» также занимается Активист (только здесь Платонов пишет его кличку с большой буквы). По сюжету киносценария гробы мужики сначала делают, затем готовые волокут во дворы, «ставят их в глушь бурьяна и ложатся в них» (313). То состояние, которое загоняет живых крестьян в гробы, Платонов передает через образ Середняка, белые глаза которого «равнодушны и почти мертвы» (313), руки — «бездушные» (315) и весь он «омертвевший» (317): это внутреннее опустошение и омертвение. Из рукописи киносценария Платонов вычеркивает такой характерный диалог Активиста с Середняком:

«Активист наблюдает сонное копание мужика.

„Ты что там как мертвый? Где у тебя душа — психология?“

Середняк:

„Ты ее у меня всю организовал“» (354).

Справа от этого диалога Платонов рисует линию и пишет: «без души». Таким образом, гробы становятся метафорой смерти души и превращения человека в «живой труп». Чем вызвана эта смерть, по тексту «Машиниста» не совсем понятно — вроде бы это и действия Активиста, но в то же время и бессилие самих крестьян перед природой, заболоченность окружающих территорий и отсутствие достаточного количества посевных площадей. Но вот крестьянам приходят на помощь рабочие из города. Они привозят экскаватор и осушают местные болота, которые вместе с Активистом и высасывали жизнь из мужиков. После этого мужики «поднимаются из гробов» (318), Середняк оживает и «поет от оживления» (320). Гробы же «раскалываются и идут в топку экскаватора» (321). После ликвидации Активиста мужики окончательно возвращаются к жизни, всем хорошо и весело — таков оптимистический финал «Машиниста».

Киносценарий был написан Платоновым, видимо, в начале 1930 г. и с явной ориентацией на некоторые идеи речи Сталина «К вопросам аграрной политики в СССР» 27 декабря 1929 г.: о новых взаимоотношениях между городом и деревней, в результате которых деревня, переходящая «на рельсы колхозов», получает из города машину, трактор, реальную производственную помощь, что дает крестьянину возможность «расширять посевные площади», «обрабатывать целину и заброшенные земли» и т. д. Эта помощь рабочих, считает Сталин, «преобразует психологию крестьянина и поворачивает его лицом к городу», а также служит «для связи между городом и деревней». В этом и состояла сталинская разработка ленинской теории «смычки» между городом и деревней: Ленин говорил о НЭПе и товарообмене как условии для «смычки», Сталин — о поддержке колхозного движения машинами и другой производственной помощи города. «Машинист» является в некотором роде иллюстрацией к речи Сталина: осушением болот и реальной помощью деревне рабочие создают новые посевные площади, преобразуют психологию крестьянина, открывают перед ним новые возможности и в конце концов обеспечивают необходимую «смычку». Хотя, конечно, в идеи Сталина платоновский киносценарий вносит некоторые коррективы, касающиеся и сути тех преобразований крестьянской психологии, которые происходят в результате технической помощи из города; и роли Активиста в деревенской жизни.

В «Котловане» Платонов сохраняет и двухчастную структуру киносценария («город и деревня», как назывался один из разделов сталинской речи), и общую ориентацию на эту работу Сталина, но меняет концепцию «смычки» — теперь уже Вощев приводит крестьян в ту же пропасть, которая уготована и рабочим.

По сравнению с киносценарием в «Котловане» гробы никто не ломает, потому что нужда в них не проходит (крестьяне не «оживают»), значение же гробов как метафоры смерти — и души, и тела — остается. В гробах лежат крестьяне, которые уже ликвидировали нажитое имущество или сдали его «в колхозный плен». Один из них объясняет свое состояние: «душа ушла изо всей плоти» (78). Некоторые мужики оказались более просвещенными: «один сподручный актива научил их, что души в них нет, а есть лишь одно имущественное настроение, и они теперь вовсе не знали, как им станется, раз не будет имущества» (83). Колхозники признаются: «В нас один прах остался» (87), — и живут «в душевной пустоте» (95). Внутреннюю опустошенность «организованных» мужиков Платонов подчеркивает сравнением их с «порожними штанами»: «люди валились, как порожние штаны» (98).

На таком изображении деревни-кормилицы периода коллективизации сказалось и то значение, которое в творчестве Платонова имела гоголевская (или, как он сам говорит, пушкинская) тема «мертвых душ». Эта тема впервые появляется в ранней публицистике писателя и уже не уходит из его произведений, хотя смысл ее, внутреннее содержание данной метафоры на протяжении творческого пути изменяется. Немаловажную роль в трактовке темы «мертвых душ» в период «Котлована» сыграли, видимо, и языковые штампы, которые во множестве расползлись по газетным публикациям, например: «Мертвые души не могут руководить живым делом»; «Живые дела и мертвые люди», «Мертвые души в завкоме»; «Мертвые души нам не нужны» и т. д. Таким «мертвым душам» периодика противопоставляет «живые силы советской общественности». «Мертвыми душами» периодические издания 1929–1930 гг. называют людей, равнодушных к проблемам «построения социализма» и темпам этого строительства. Вероятно, обилие таких штампов в публицистике данного времени отражало реальную ситуацию и глубокое безразличие основной массы народа к проводимой политике. Выше мы писали о таких формах общественного порицания «живущих без участия в строительстве», как «черные доски», «черные кассы», «кладбища прогульщиков» и «гробы пятилетки». Вот, например, что пишет о настроениях среди городской части населения страны один из жителей Харькова в своем «Открытом письме Председателю совнаркома т. Молотову»:

«Бесконечные собрания, заседания, доклады, информации, повторение одного и того же, десятки раз известного из газет, убивает интерес, служит причиной непосещений, утомляет, изнашивает здоровье и отражается на производительности. <…> Среди масс на почве всяких затруднений растет злоба, антагонизм, каждый ищет виновника <…> Ударничество, соревнование. Это же искусственная, условная вещь, достижения в количестве за счет качества, короткий эффект, а затем прорыв» [112] .

112

Письмо Тарановича В. М. Молотову // Письма во власть. С. 147.

Но даже на фоне общей подавленности и апатии все-таки сильно выделялось положение и настроение крестьян. Документальные свидетельства этого времени говорят об угнетенном состоянии людей, нежелании жить и массовых самоубийствах. Приведем выдержки из крестьянских писем 1930 г. Некоторые из писем подписаны, некоторые — анонимные:

«Вот и думаешь, да что, живу ли я? <…> Нам чем скорее помереть, тем лучше. <…> Все стало мелочью, человек тоже. <…> У нас надо знать и думать только согласно законам, т. е. быть автоматом. <…> За это писание меня наверное в 12 ч. ночи потащат в ГПУ, но я и так помираю»; «Едва ли кто из живущих наблюдал когда-нибудь столь чудовищно подавленное и угнетенное состояние человечества. <…> Угрюмо подчиняясь дикой стихии, крестьянская масса спешила в колхозы целыми селениями и к концу января сплошная коллективизация была выполнена на сто процентов. К концу марта, после статьи Сталина „Головокружение от успехов“, созданные столь усиленной работой колхозы совершенно распались. Весна. Растерянное крестьянство толкается из стороны в сторону с опущенными руками»; «Все мужики враждебно относятся к сплошной коллективизации, пропивают последнюю копейку, режут скот, продают имущество, все гонят к концу»; «У нас растут самоубийства каждый день»; «Кулаков ликвидируют, а бедняков лишают жизни»; «Нежелание ни пахать, ни сеять, ни расчищать новые луга» [113] ;

113

См.: Тепцов Н. Указ. соч.

«Теперь слезы льют все крестьяне за то, что им приходится расставаться со своим хозяйством, собственность — это душа долой, трудно расстаться»;

«Много (людей) с ума сходят, так что страшно смотреть»; «Люди пухнут от голода и вешаются» [114] и т. д.

Такое нежелание жить и обобщает Платонов в образах лежащих в гробах крестьян, у которых «душа ушла изо всей плоти».

Платоновская метафора внутреннего опустошения и омертвения современного крестьянина («без души») опиралась и на широко известные и часто цитируемые высказывания Ленина «об уничтожении в середняке того, что чуждо и враждебно пролетариату — собственнической половины крестьянской души» [115] . Атеист Ленин употребляет слово «душа» как метафору внутренних устремлений человека. Мощная атеистическая пропаганда этого времени строилась на отрицании Бога и, конечно, души. Новоиспеченных колхозников «один сподручный актива» тоже научил, «что души в них нет, а есть лишь одно имущественное настроение, и они теперь вовсе не знали, как им станется, раз не будет имущества» (83). Платоновский крестьянин делает вывод о своем состоянии: «В нас один прах остался».

114

См. кн.: Трагедия советской деревни: Коллективизация и раскулачивание. С. 521.

115

Радыгин Г. Новый этап борьбы с правой опасностью // Спутник коммуниста. 1929. № 21–22. С. 7.

Эпизоды расставания крестьян со своим имуществом («Иван Семенович Крестинин целовал молодые деревья в своем саду и с корнем сокрушал их прочь из почвы» и др.) находятся в полемическом контрапункте с утверждением Сталина в речи на конференции аграрников-марксистов 27 декабря 1929 г., что национализация земли освободила «крестьянина от его рабской приверженности к своему клочку земли», поэтому у нас больше нет «рабской приверженности крестьянина к земле» и «частной собственности на землю, приковывающей крестьянина к его индивидуальному хозяйству».

Крестьяне колхоза имени Генеральной линии спасаются от новой жизни в городе. Бегство из деревни в город в 1930 г. было массовым явлением и называлось «неорганизованным отходничеством». Вот что пишет по этому поводу анонимный автор в письме А. В. Луначарскому:

«Сталин говорит, что раньше крестьянина нужда гнала из деревни в город, а теперь в колхозах и вопче в деревне жизнь стала лучше и вольготнее <…> Раз хорошо, мужик оседает в деревне и ехать в город не хочет, как раньше. Ведь это Сталин нагло врет <…> Теперь у кого и было хозяйство, все его бросают на произвол: кто отдает в колхоз, кто продает, — и все бегут, что от чумы и какой заразы. Готовы к черту на рога, только вон из деревни» [116] .

116

Анонимное письмо А. В. Луначарскому // Письма во власть. С. 175.

Сталин в статье «Ответ товарищам колхозникам» (3 апреля 1930 г.) назвал крестьян, выходящих из колхозов, «мертвыми душами»: «Уходят из колхозов, прежде всего, так называемые мертвые души. Это даже не уход, а обнаружение пустоты. Нужны ли нам мертвые души? Конечно, не нужны» [117] . Их, ставших теперь «прахом», никому не нужных и приводит Вощев в город, как он выражается, «для утиля»: «зачисляться в пролетариат», «выдавливать свое тело в общее здание» и разделить судьбу рабочих в пропасти котлована.

117

Сталин И. Ответ товарищам колхозникам. С. 338.