Путеводитель по повести А.П. Платонова «Котлован»: Учебное пособие
Шрифт:
«Условия возникновения правого, а также „левого“ (троцкистского) уклона от ленинской линии»; «мелкобуржуазные элементы <…> вносят в пролетариат и его партию известные колебания, известные шатания», «вот где корень колебаний и уклонов от ленинской линии в рядах нашей партии»; «колебания и шатания в московской организации» [130] ; «бывают и другие отклонения от правильной линии», «середняк есть класс колеблющийся»; «середняк может колебнуться к кулачеству» [131] ; «мелкобуржуазные колебания и шатания» [132] ; «необходимо преодолеть колебания и шатания» [133] и т. д.
130
Сталин И. О правой опасности в ВКП(б). Указ. изд. С. 230, 234,237.
131
Сталин И. Ленин и вопрос о союзе с середняком. Указ. соч. С. 223.
132
Партия о культработе: Резолюция оргбюро ЦК ВКП(б) о культурно-просветительной работе профсоюзов // Культурная революция. 1929. № 9. С. 1.
133
Под руководством партии: (передовая) // Культурная революция. 1930. № 15. С. 2.
В своем
«Мужик было упал, но побоялся далеко уклоняться, дабы Чиклин не подумал про него чего-нибудь зажиточного» (70); «Чиклин, не колебнувшись корпусом, сделал попу сознательный удар в скудо» (81); «Жачев <…> одному колебнувшемуся сделал для успокоения удар в голову окомелком ноги, отчего колебнувшийся уснул» (98) и т. д.
Справедливости ради надо сказать, что не один Платонов позволял себе шутки на темы оборотов политического языка. Желание обыграть выражение «в хвосте масс», а также идею политических «колебаний и шатаний» в бытовых ситуациях было настолько естественным, что перед ним не могли устоять даже официальные культработники, в задачу которых входило политическое просвещение масс. Одной из форм такого просвещения были «вечера вопросов и ответов на злободневные темы». Журнал «Культурная революция» с возмущением пишет о «классово-чуждых элементах» среди культработников, деятельности которых «мы обязаны такими „достижениями“, <…> как знаменитые игры вроде „профдурочка“ и „политдурочка“ или остроумные „викторины“ с такими вопросами, как „когда у человека бывает хвост?“, „отчего пьяный шатается?“» [134] . Когда у человека бывают рога, это знают все. Ситуация бытовая и банальная. А вот неприятность с появлением хвоста — уже дело политическое. Грамотный строитель нового общества должен знать, когда у человека бывает хвост. Опять же, и с пьяным нельзя терять бдительности: у его шатаний может быть политическая подоплека. От составителей викторин, как и от прочих культработников, требовали новизны в работе. Измучившись в ее поисках, некие культработники не без остроумия решили разнообразить форму политических вопросов, вызвав нарекания журнала.
134
Бондарев П. Укреплять собственные ряды // Культурная революция. 1929. № 3. С. 3.
Из всех политических баталий 1920–1930-х годов современному читателю лучше всего известна борьба правящей фракции с «правыми» и «левыми» уклонами, поэтому следующая платоновская шутка может быть понятна без специального комментария:
«На улицу вскочил всадник из района на трепещущем коне. — Где актив? — крикнул он сидящему колхозу, не теряя скорости. — Скачи прямо! — сообщил путь колхоз. — Только не сворачивай ни направо, ни налево!» (106).
Ярким проявлением вольного обращения Платонова с политической лексикой является и целая страница вариаций на тему «сплошной» (ключевое слово выражения «сплошная коллективизация»). Приводим текст в его первоначальном варианте по рукописи:
«Организационный Двор покрылся сплошнымнародом. <…> Чей-то малый ребенок стоял около активиста. <…> „Ты чего взарился? — спросил активист. — На тебе конфетку“. <…> Ребенок с удивлением разгрыз сплошнуюкаменистую конфету — она блестела, как рассеченный лед, и внутри ее ничего не было, кроме твердости. Мальчик отдал половину конфеты обратно активисту. „Сам доедай, у ней в середке вареньев нету: это сплошнаяколлективизация, нам радости мало!“ Активист улыбнулся с проницательным сознанием, — он ведь знал, что этот ребенок в зрелости своей жизни вспомнит о нем среди сплошногосвета социализма» (266). «Звуки середняцкого настроения мешали наступить сплошнойтишине» (269).
Так же просто обращается Платонов и с другой метафорой современного политического языка «курс на индустриализацию / курс на коллективизацию»: «Ты что, Козлов, — курс на интеллигенцию взял? Вон она сама спускается в нашу массу» (36).
Подобных примеров употребления Платоновым того или иного политического оборота можно приводить много, но не это наша задача. Мы лишь хотели показать несправедливость отождествления платоновского языка с языком сталинской утопии, необходимость тщательного изучения той политической повседневности, в которой создавались платоновские произведения, и всех случаев соотношений их языка с официальным.
При характеристике «Котлована» в контексте политической повседневности 1929–1930 гг. особое внимание уделялось времени тех событий, которые так или иначе отразились в повести. Причину этого мы тоже называли: авторской датировки «Котлована» не существует. Запись на одном из листов машинописи (декабрь 1929 — апрель 1930), которую долгое время приписывали Платонову, сделана не его рукой.
Существенную помощь в ответе на вопрос о датировке может оказать изучение реалий времени, которых в повести много. Большинство из них мы уже называли. Анализ деревенских коллизий «Котлована» на фоне различных документов эпохи показал, что исторические аналоги некоторых из них имели место только в апреле 1930. Следовательно, раньше этого времени Платонов не мог начать работу над повестью. Реалии, упомянутые нами при характеристике городской части сюжета, связаны с началом 1930 г. Это и лозунги профсоюзной работы «лицом к производству» и «ближе к массам» (с сентября 1929 г.); и «месячник» по сбору «утильсырья» (январь 1930 г. и еще несколько ближайших месяцев); и тарифная реформа (с начала 1930 г.); и упомянутое на первых страницах повести Постановление НКТ «О недопустимости удлинения рабочего дня и неиспользовании выходных дней» (27 февраля 1930 г.); и пребывание М. И. Романова в должности (до января 1930 г.) и пр. Эти реалии подтверждают наше предположение, что Платонов пишет «Котлован» вскоре после деревенских событий февраля — апреля 1930 г., которые, видимо, и дали главный толчок к написанию повести.
Упоминание еще одного факта из жизни страны тоже помогает в датировке «Котлована». Попавшая на котлован Настя спрашивает у строителей: «А что лучше — ледокол Красин или Кремль?» (55). Вопрос девочки не праздный. Стараясь понравиться своим новым «хозяевам» (и «хозяевам жизни»), Настя демонстрирует осведомленность о важных событиях общественной жизни страны (так же, как и заявлением: «А я знаю, кто главный!»). Ее знания связаны с теми событиями, которые еще недавно были у всех на устах: 10 июля 1929 г. в 11 ч. 45 мин., как сообщают центральные газеты, линейный ледокол Арктического флота СССР «Красин» вышел во второй полярный поход. Далее газеты периодически публикуют репортажи об этом походе «за завоевание северного морского пути» — письма с «Красина», фотографии, рассказы о демонстрациях рабочих тех иностранных портов, куда прибывал «Красин» и пр. В Насте нет обычной детской непосредственности; она научена матерью бдительности и из осторожности демонстрирует перед незнакомыми людьми свою «политическую зрелость». Деталь с «Красиным» свидетельствует о том, что время написания «Котлована» недалеко отстоит от 1929 г., в противном случае знания девочки утратили бы актуальность.
Есть в повести одна характерная деталь, которая позволяет ограничить время ее действия (и, возможно, написания) с другой стороны. Эта деталь связана с проблемой административно-территориального устройства, которая получила название «районирование». Как сказано в «Календаре коммуниста на 1930 г.», районирование — это «наиболее рациональная организация территории страны». Проблема «рациональной организации территории» так волновала руководителей страны, что они время от времени устраивали очередную реорганизацию. В первой половине 1930 г. (приблизительно до июля включительно) на территории РСФСР существовал такой принцип административного деления: республика — область — округ — район. У каждой административной единицы были свои задачи, права и органы власти. Данная система территориального деления введена незадолго до указанного времени (очерк Платонова 1928 г. «Че-Че-О», например, посвящен организации ЦЧО — Центрально-Черноземной области). Но так как государственный аппарат работал плохо, со всякими нарушениями, отклонениями, перегибами и пр., то в
рамках его реорганизации и улучшения XVI съезд (июль 1930 г.) принимает решение о ликвидации округов, что и было проделано в ближайшее время: вся пресса июля-сентября пестрит названиями «Без округов», «Больше решимости в ликвидации окружного аппарата» и пр. В соответствии с общей перестройкой, ликвидируются и окружные отделения профаппарата, о чем тоже подробно сообщает пресса. Действие же «Котлована» происходит при старой административно-территориальной системе, включающей округа: в повести еще «высоко светило солнце над округом», Пашкин пока оставался председателем окрпрофсовета, а активист ожидал директив из округа и т. д. Поэтому, вероятно, Платонов заканчивает основную работу над рукописью «Котлована» не позднее июля 1930 г. Другие предположения (например, что Платонов пишет в конце 1930 г. или даже позже и сознательно воспроизводит определенный исторический период; или начинает писать в 1929 г., пишет долго, поэтому и успевает включить в повесть те события, которые происходят в феврале — апреле 1930 г.) маловероятны. То, что Платонов не пишет историческую хронику — очевидно: события, которые легли в основу деревенской части «Котлована», происходили зимой и весной, а у Платонова — летом и осенью. По характеру других реалий времени, которые тоже тяготеют к первой половине 1930 г., видно отсутствие у Платонова всякой заданности в ориентации на определенный отрезок времени (Платонов может использовать реалию 1929 г., для 1930 г. уже не актуальную — если она ему нравилась). Предположение же, что Платонов начинает работу над повестью в 1929 г., до известных событий в деревне, тоже маловероятно: «Котлован» поражает своей цельностью, единством композиции и замысла; к тому же, как известно, Платонов писал быстро. Поэтому в качестве рабочей гипотезы о времени основной работы над рукописью «Котлована» примем эту дату: апрель/май — июль 1930 г. (что, конечно, не исключает более позднюю правку и доработку текста).Однако неповторимое своеобразие прозы Платонова состоит в сопряжении реального контекста с культурным.
Глава 2. Идеи и образы «Котлована» в ретроспективе культуры
О сознательной ориентации Платонова на самые разнообразные явления русской и мировой культуры — Библию, фольклор, философские и литературные произведения — и о насыщенности его прозы «культурным материалом» говорили многие исследователи. Причину обращения Платонова к литературным шедеврам и Библии Л. Дебюзер объясняет так: «Платонов измеряет современную ему историю опытом человеческой истории с библейских времен, заново полемически пересматривает и обобщает всемирно-исторические модели» [135] . М. Золотоносов пишет о «попытке философского осмысления политических реалий 20-х годов», которое и «создает своеобразие платоновских художественных текстов»; о «наложении политического и философского контекстов», не исключающих «наличия в произведениях зон, свободных от наложения: чисто политических и чисто философских» [136] .
135
Дебюзер Л. Некоторые координаты фаустовской проблематики в повестях «Котлован» и «Джан» // Андрей Платонов: Мир творчества. М., 1994. С. 320.
136
Золотоносов М. А. «Ложное солнце»: «Чевенгур» и «Котлован» в контексте советской культуры 1920-х годов // Андрей Платонов: Мир творчества. С. 247.
Выше мы показали, как заглавный образ и композиция самой известной повести Платонова связаны с идеологической обстановкой первой пятилетки. Но они же пронизаны и литературными реминисценциями. На литературную параллель «Котлована» со всеми вытекающими из нее последствиями указал А. Харитонов: первая часть «Божественной комедии» Данте — «Ад». Харитонов называет те ключевые мотивы и композиционные приемы, которые позволили ему сопоставлять «два произведения разных эпох и культур»: параллелизм названий и стоящих за ними образов («Котлован» — «Ад», при том что «ад у Данте — гигантская воронка в центре Земли»); «указание на особый переломный возраст в жизни героя» и его «полный расчет с прошлым»; близость таких композиционных приемов, как путешествие главного героя в некий «иной» мир; «дискретность текста, который организован как цепь эпизодов, составляющих в своей совокупности „путешествие по кругам“», где «мера страдания увеличивается от круга к кругу»; локализация тематического материала в абсолютном начале произведения [137] . Две части «Котлована» (город и деревня) Харитонов тоже объясняет в свете «тройственной поэмы» Данте (Ад — Чистилище — Рай): с дантовским Адом соотнесены город и воронка котлована; с Чистилищем — деревня, обитатели которой перед вступлением в колхозный рай проходят очищение, но только не от грехов, а «от капиталистических тенденций» («к утру очищаем колхоз ото всех капиталистических тенденций»: 266). А. Харитонов говорит об «устремленности всей конструкции повести далее ввысь — от Ада и Чистилища — к Раю», ведь именно рай (социалистический) — цель движения героев по фактически запредельному миру «Котлована». Однако третья часть в «Котловане» отсутствует, и это отсутствие значимо: «за второй частью повести следует резкий обрыв, и вместо совершенства дантовской триады читатель получает двухчастную, лишенную (или не достигшую) гармонии и совершенства модель мира». Именно дантовские реминисценции акцентируют инфернальный аспект в названии платоновской повести. Как считает Харитонов, к подобным ассоциациям Платонова могли подтолкнуть и стихи В. Маяковского, написанные к пятой годовщине со дня смерти Ленина и впервые опубликованные 20 января 1929 г.: Работа адова / будет / сделана / и делается уже.
137
Харитонов А. А. Способы выражения авторской позиции в повести Андрея Платонова «Котлован». Дис. <…> канд. филол. наук. СПб., 1993. С. 234–235.
Вопрос о литературных, фольклорных и идеологических контекстах творчества Платонова первой подняла Е. Толстая. Она сформулировала и принципы интеграции «чужого» литературного материала в его повествование: с одной стороны, «Платонов демонстративно „олитературивает“ свою прозу, декларируя свою зависимость от классической традиции»; а с другой — стремится «максимально расподобить опознавательные материалы и растворить, уподобить их окружающему тексту» [138] . Последнее обстоятельство затрудняет обнаружение каких-либо заимствований в платоновском тексте. Е. Толстая подчеркнула возрастание важности литературных аллюзий в прозе Платонова к концу 1920-х годов, т. е. ко времени создания «Котлована». К настоящему времени литературоведение накопило немало наблюдений над культурным контекстом «Котлована» и библейскими, фольклорными, философскими, литературными прообразами его идей и персонажей. Но сложность подобного анализа заключается в том, что каждый платоновский образ может иметь не один, а несколько книжных источников, что повышает его «валентность» [139] и обеспечивает дополнительную подвижность смыслового компонента. Поэтому «плотность» содержания этой повести так велика. Обзор некоторых признанных фактов ориентации Платонова на те или иные культурные образцы будет сделан в конце главы, но задачу их полного освещения мы не ставим. Объект нашего исследования — только те реминисценции в коллизиях и образах «Котлована», которые влияют на его общее понимание.
138
Толстая Е. Литературный материал в прозе Андрея Платонова // Возьми на радость: То Honor Jeanne van der Eng-Leidmeier. Amsterdam, 1980. C. 193.
139
Этот термин используют в лингвистике для обозначения многозначности слова, его способности соединяться с другими словами и в разных сочетаниях актуализировать различные оттенки своих значений. Поэт в прошлом, А. Платонов обладал тончайшим лингвистическим слухом. Может быть, поэтому в «Котловане» образы построены по принципу «поливалентного» слова: они многозначны и в ходе повествования актуализируют разные значения из своего образного арсенала.