Путеводитель по стране сионских мудрецов

– Замечательно! — обрадовался Шмаков. — Именно

так оно и называется.

Девица глубоко вздохнула.

— Ну ладно, — сказал Шмаков. Он был эстет, и тень загара, которая окутывала впадину между двумя светящимися выпуклостями не могла остаться им незамеченной. — Давайте оставим в стороне всю «Божественную комедию» — это тема, на обсуждение которой не хватит ни дня ни ночи. Помните: «И в эту ночь мы больше не читали…»?

Девица неуверенно улыбнулась.

– Цитата, — махнул рукой Шмаков. — Оставим в стороне Рай, — он мечтательно улыбнулся, — и Чистилище, — бровь поползла вверх, — поговорим об Аде. — И увидев расширившиеся глаза девицы, смягчился: — Ну, не обо всем Аде, о девятом круге. Кто там был в девятом круге?

– Брут, — подсказали сзади.

– Брут, — неуверенно сказал девица.

– Правильно, — обрадовался Шмаков.

– Иуда, — просвистело из аудитории.

– Иуда, — повторила девица и потупила глаза.

– Ну хорошо, просто замечательно! — растаял Шмаков. — Не надо перечислять всех, кто находился в этом прискорбном месте. Давайте поговорим о том, за что они туда попадали.

Девица облизнула пухлые губы. Пауза затягивалась, и Гена вальяжно погладил свою черную бороду.

– Ну, давайте подумаем: почему, к примеру, оказался в девятом круге Иуда?

– Иуда… Иуда… — Девушка попыталась наморщить свой очаровательной гладкий лобик, но вдруг ее глаза широко раскрылись, и она выдохнула: — Иуда… Но, позвольте, ведь Иуда же еврей!..

Поцелуй Иуды — символ предательства, и, наверное, нет ни поступка, ни имени более презираемых. В коллективном сознании составные части триады: предательство — Иуда — евреи — так же незыблемы и неразрывны, как компоненты Святой Троицы. Тем не менее попробуем рассмотреть каждый из них в отдельности.

*

До той черты, где свет мы тушим, в небытие спеша обратно, свою судьбу, себя и души мы предаем неоднократно.

*

Нетрудно, чистой правдой дорожа, увидеть сквозь века и обстоятельства историю народов и держав театром бесконечного предательства.

Итак, предательство: как мы уже сказали, вряд ли найдется в перечне грехов земных грех, вызывающий большее отвращение. Убийство, воровство, прелюбодеяние — даже они по сравнению с предательством кажутся нам менее ужасными. Меж тем жизнь любого человека непременно является цепью предательств — малых по большей части, порой крупных — это уж как повезет.

Одна наша добрая знакомая жила в Москве со стариком отцом, который в ней нуждался, как многие старые родители в своих детях: это была не только поддержка действием, но словом, жестом, улыбкой — всем тем, что не дает старому человеку скатиться в пучину — да, именно пучину, это подходящее слово — отчаяния, одиночества и тоски. А ее любимая дочь, совсем юное, нежное и беззащитное создание, уехала в Израиль. И вот началась в Израиле очередная война, и дочь была ранена, а отец, как назло, попал в больницу. Мы так полагаем, что нет нужды продолжать дальше. Какое бы решение ни приняла эта женщина, оно автоматически предполагало предательство.

Проблема выбора в большом числе случаев связана с предательством. Но ошибкой будет думать, что предательство направлено всегда вовне, на других. Никого не предает человек с такой последовательностью и постоянством, как самого себя. Сколько из нас имело мужества прожить свою, а не чужую жизнь? Единицы. Мы, а не кто другой предаем себя ежедневно и ежечасно, не реализуя способности, заложенные в нас Богом и природой, предаем трусостью, глупостью, малодушием. И наконец, во фразе Оскара Уайльда «И каждый, кто на свете жил, любимых убивал» с большой долей справедливости слово «убивал» можно заменить на «предавал».

А теперь — о самом Иуде. В 1978 году в Египте были найдены древние свитки, в дальнейшем ставшие известными как «Кодекс Чавеса». Один из них написан на коптском языке и после необходимых анализов отнесен к III веку. При этом ученые утверждают, что сам свиток является переводом с греческого оригинала середины I века. Об этом тексте упоминал уже во II веке епископ Ириней. В 2006 году этот документ был опубликован: Евангелие, либо написанное собственноручно, либо записанное со слов самого презираемого человека в мире — Иуды Искариота.

И представьте себе, из этого текста с очевидностью следует, что был Иуда самым любимым и верным учеником Иисуса. И знаменитый поцелуй был не чем иным, как исполнением воли Учителя, — ученик приносил себя в жертву, обрекая себя на вечный позор и презрение. Христианская секта, признававшая Иуду истинным апостолом Иисуса, существовала с глубокой древности, но, естественно, в подпольном бытовании. С редкостным единодушием церковь, как западная, так и восточная, проигнорировала появление Евангелия, что совсем не удивительно. Устоявшееся в христианстве понимание отношений Иисуса и Иуды, да и многое другое, с появлением этого текста нуждалось бы в крутом пересмотре, на который церковь не решалась.

И наконец — евреи. Зловещая тень поступка Иуды накрыла целиком и религию, и народ. Сочетаясь с другими особенностями евреев (строгости в еде, суббота, обрезание), это предание навеки обособило евреев как иных, чужих и презираемых. Об этом доведется нам еще поговорить, пока же мы для пущей достоверности нашего труда напомним тот известный факт, что ведь Иуда денежки вернул (что, кстати, тоже веско говорит о подлинности Евангелия от Иуды) и повесился на осине, росшей на Горшечном поле. А Горшечное поле, если стоять спиной к Старому городу, а лицом к мельнице Монтефиори, — вот оно, по левую руку, под Абу-Тором. И это было там!

Итак, Иисус арестован, и следующий наш объект — дом первосвященника Каиафы, куда он был приведен. Дом находится на горе Сион, напротив Сионских ворот, на территории, окруженной забором. За забором — армянское кладбище и этот самый дом. При раскопках там был найден оссуарий — ящичек для высохших костей, на котором прямо написано: «Иосиф бен-Каиафа». Оссуарий увидеть можно, он в Музее Израиля, а вот дом — никак: армяне его реставрируют вот уже больше четверти века, и нам по случаю удалось туда пробраться всего один только раз. Причем это было так давно, что мы все напрочь позабыли. Нам не стыдно в этом признаться: что есть, то есть, мы всегда говорим правду. А кстати, чуть не забыли: еще один дом Каиафы находится в районе Абу-Тор. Правда, он не сохранился. Зато сохранилось название, данное христианами этому месту: Гора Недоброго Совета, и мы полагаем, что нет нужды объяснять почему. Кстати, некогда именно здесь, на вершине Абу-Тора разбил свой лагерь полководец Помпей. А само это место названо в память об одном из полководцев Саладина, имевшем привычку скакать в бой на быке («бык» по-арабски «тор»).

А дальше была встреча с Пилатом, приговор и смерть. И еще кое-что: путь к смерти. И воскресение. Все места, связанные с этими событиями, хорошо известны, и мы не будем распространяться о них подробно. Остановимся лишь на нескольких, и первое из них — крепость Антония.

Крепость эта защищала Храмовую гору с севера и была резиденцией римских прокураторов во время пребывания в Иерусалиме. Если вы поднимаетесь по улице от Львиных ворот, проходите мимо церкви Святой Анны, то через несколько десятков метров по левую руку вы увидите ступени, ведущие к закрытой двери. За дверью — окруженный строениями большой двор с деревьями. Скорее всего, вас туда не пустят, ибо это мусульманская школа для мальчиков, но порой выпадает счастье, и тогда надо пересечь двор, подняться по ступеням, и вы обнаружите себя на балконе, откуда открывается вид на Храмовую гору с Куполом-на-Скале. А поскольку место, где вы находитесь, — это и есть та самая крепость Антония (точнее, то, что выстроено на ее развалинах), то вы стоите на том самом месте, где Пилат допрашивал Иисуса. Поклонники Булгакова без труда (особенно в хамсин) увидят и мучаемого головной болью Пилата, и большую собаку, лежащую у его ног, и замершего центуриона, и человека, стоящего перед прокуратором.