Путевые знаки

Про дельта-мутации я, пожалуй, знал. Это был род мутаций, который давал устойчивую картину уже во втором поколении. Например, у ящериц мгновенно отрастали крылья, и они превращались во что-то драконоподобное.

Изучать это, конечно, никто не изучал.

Драконов и птеродактилей, ясное дело, видели, да рассматривать их как объект науки могли только высоколобые Гудвины из Изумрудного города. Да и то непонятно, были ли на свете эти Гудвины. Вот тоже, наряду с бауманцами, одна из городских легенд.

Сродни птеродактилям, выродившимся из голубей. Но птеродактили – точно были, а про Гудвинов ходили только легенды.

И дельта-мутации тоже были под рукой, те свиньи, что росли в подземных ангарах на «Аэропорте», чем не пример? Мы знали, что они мутировали, кто ж этого не знал? Свиньи были действительно необычные, стремительно плодящиеся, гигантские, просто ходячая колбаса. Я даже не знаю, что было выгоднее: наши посевы на гидропонике и чудо-зёрна или эти свиньи.

Правда, про свиней этих тоже ходили легенды.

Свинарей у нас боялись, потому что были они как бы не от мира сего.

Кажется, свиньи им были ближе людей. У нас однажды кто-то из Ганзейского союза сделал заказ на живую свинью. Начальство посовещалось-посовещалось и решило продать. Я пришёл к свинарям и задержался. Поэтому меня позвали помочь, да так, будто делали мне одолжение, и потом мы вместе грузили свинью на тележку.

Свинари вдруг начали плакать, прощаясь с животным.

Потом мне вообще показалось, что они со свиньёй разговаривают. Ну да это не моё дело. Про свинарей говорили, что многих из них не хоронят, а они просят после смерти положить себя в биореактор, чтобы пойти на корм своим подопечным…

И вот наступил первый день выхода на поверхность. Я понимал, что если всё и будет удачно, то мы не улетим сразу, а будем долго готовиться к вылету.

С видимым неудовольствием Математик отпустил меня за вещами. Пуховая куртка мне не особо была нужна, но я устроил чуть не истерику, настаивая на том, что должен взять её с собой на поверхность.

Совершенно непонятно, какая погода теперь наверху, сентябрь мог быть холодным, а мог быть и тёплым, как прежде.

Климат – вещь непредсказуемая, а нас всё время пугали то ядерной зимой, то палящим пеклом ускоренного Катаклизмом глобального потепления.

Я пошёл к Кате, которая обо всём догадывалась. Терять мне было нечего, кроме неё, разумеется, и я рассказал ей все детали.

Она замолчала надолго, точь-в-точь как в тот день, когда мы бродили по ещё не проснувшейся станции «Динамо» и искали на колоннах следы древних существ.

В слабом свете сигнальных ламп наши лица имели цвет стен – серовато-красного тагильского мрамора. Мы тыкали пальцами в пилоны, там, где могли обнаружить окаменевшие колонии кораллов, неизвестных мне беспозвоночных, что остались там как завитушки.

– Вот смотри, это мурекс, пурпурная улитка, – говорил я, и наши пальцы, сплетаясь, скользили по мрамору. – Давным-давно её растирали и получали краску пурпур, которой красили плащи греческих архонтов и тоги императоров. О ней писал ещё Гомер…

На этих словах я сбился и продолжил, вспомнив то, что было написано в какой-то книге:

– А вообще-то её ещё ели…

Любовь наша была как эта улитка, намертво замурована под землёй.

Катя поняла меня сразу, и за короткий миг, когда я слышал её вздох, представила всю нашу жизнь после моего исчезновения.

– Я понимаю. Так надо. Надо – так надо.

– Я вернусь.

Она промолчала, потому что надо было сказать: «Буду ждать». Или сказать: «Я верю, что ты вернёшься». Но так говорить было глупо, я и сам до конца не верил, что вернусь. Даже не так: я не верил, что могу вернуться. Сверху из круглого окошка смотрел на нас фарфоровый футболист с поднятой для удара ногой: мяч его давно улетел, и футболист недоумённо смотрел на мысок своей бутсы.

Это был другой пилон, и от того, с которого на нас смотрела фарфоровая фигуристка, он находился далеко – во всех смыслах.

И я вернулся в наш походный лагерь.

III Есть ли жизнь за МКАДом

По поводу одежды Джордж сказал, что достаточно взять по два спортивных костюма из белой фланели, а когда они запачкаются, мы их сами выстираем в реке. Мы спросили его, пробовал ли он стирать белую фланель в реке, и он нам ответил:

– Собственно говоря, нет, но у меня есть приятели, которые пробовали и нашли, что это довольно просто.

Джером К. Джером. Трое в лодке, не считая собаки

Мы долго готовились к этому выходу на поверхность. Математик целый день сличал какие-то чертежи с реальными дверями в боковых штреках станции «Динамо». Часть из этих дверей была наглухо заварена, а часть заперта навсегда утерянными ключами. Математик, подсвечивая себе специальным карандашом, сличал номера дверей и их обозначения на своём плане.

Наконец, прихватив несколько его загадочных ящиков, респираторы и очки, мы отправились в путь.

Несмотря на все ухищрения, мы долго петляли, а вылезли, в конце концов, в ста метрах от станции, прямо посреди Ленинградского проспекта. За это время мы, кажется, могли бы дойти и до «Белорусской».

Только Мирзо отодвинул крышку канализационного коллектора, как мы опустили тёмные очки. Хотя солнце заходило, нашим глазам всё равно нужно было привыкать и привыкать к свету.

Проспект оказался пуст. Ветер гнал по нему не то листья, не то траву: так я решил, потому что человеческий мусор должен был быть унесён отсюда ещё двадцать лет назад, и другим ветром.

Математик проверил местность радиометром и дал нам знак, что да, можно…

Мы вылезли и начали озираться.

Действительно, это было как первый секс. Наверное, так чувствовали себя люди, ступившие на Луну. «Первый секс на Луне», как сказал бы мой знакомый, бригадир свинарей уйгур Роман, и обязательно бы неприлично заржал.

Но что правда, то правда: в висках у меня стучала кровь, в ушах звонил колокол и сердце выпрыгивало из груди.

Вокруг было пустынно – проспект оказался удивительно широким, а машин на нём не было. Даже эстакада не обвалилась… Нет, с неё рухнули какие-то блоки, но в остальном транспортная развязка на Третье кольцо выглядела так же, как на фотографиях.

Математик собрал нас в спортивном магазине на углу и прочитал краткую вводную:

– Объект находится на заводе, что расположен за этими домами. Пять лет назад мы пробовали прорваться сюда – даже завезли топливо. За пять лет оно, конечно, могло и испортиться, но, я думаю, сгодится. У нас есть, по крайней мере, надежда. А вы, Александр, крутите головой, как в воздушном бою, – это вам пригодится. Тут места беспокойные.